Учитель русского языка и литературы московской школы № 2120, доктор педагогических наук Анатолий Устинов преподает уже 38 лет. Он успел поработать не только в столичной школе, но и в школе в Анапе, а еще Сирии и Вьетнаме. Мы записали его монолог — о любви к профессии, детям и миру.
Школьная любовь
В школе я больше любил точные науки, а филологию выбрал благодаря хорошим учителям словесности. В средних классах учительница у нас была необыкновенно эрудированная и душевная, как вторая мама. В старших классах пришла учитель-звезда, она вела уроки ярко и эмоционально. Благодаря ей я задумался: ведь каждый человек может проявить себя как личность, и при помощи родного языка в том числе.
Учитель обращала наше внимание на разнообразие художественно-изобразительных средств в русском языке. Предлагала оценить, как меняются эмоции и смыслы от перестановки слов в предложении. Я так увлекся, что, несмотря на мои склонности и отсутствие гуманитариев в семье (родители были строителями), поступил на факультет русского языка и литературы в Армавирский пединститут. Это было начало 1980-х.
Как я стал Петлюрой
Однажды в начале четвертого курса я пришел в общежитие после уроков, которые давал в период практики, и лег отдохнуть. Проснулся от ощущения, будто кто-то смотрит на меня. Открываю глаза: сидит незнакомец. Представился директором школы станицы Новоалексеевской, которая находится в 20 км от Армавира. Он искал учителя русского языка и литературы. Пришел в деканат филологического факультета, где рекомендовали меня как обязательного студента. Директор уже договорился с деканом о свободном графике занятий для меня. Он ждал, когда я проснусь: жалко было будить. Я проснулся — и согласился принять его предложение.
В 19 лет сложновато добиться дисциплины у подростков на несколько лет себя младше, но я был довольно жестким. Трудно представить, но тогда я мог и ухо надрать хулигану! Мой бывший ученик, сейчас военный, рассказал, что обычно он после школы долго не садился за уроки. А когда я начал вести русский язык в его классе, сразу после уроков шел домой и выполнял домашнее задание.
Как-то я заменял урок, подхожу к классу, а ученица, стоя ко мне спиной, кричит классу: «У нас вместо географии Петлюра будет!» Так я узнал свое школьное прозвище.
Меня называли «учительница»
Когда я пришел в школу, оказалось, почти половина моих учеников плохо говорит по-русски. Дело в том, что в 1980-е в Армавир и окрестности начали переезжать армяне из Грузии. Дома дети общались на армянском языке, хотя русский взрослые знали: мы ведь все жили в СССР.
Как преподавать в таком поликультурном, как сейчас говорят, классе? Методик не было, но помогли коллеги. Они работали в малокомплектных школах, где на одном уроке сидят ученики из разных классов и каждый получает свое задание. И я решил давать разноуровневые задания: одни — русскоязычным школьникам, другие — тем, для кого русский не был родным. И оценивал по-разному: местным ставил двойку за пять ошибок, приезжим — за восемь.
А как еще поощрять ребенка, если он старается и делает вместо 10 ошибок 7?
Некоторые ученики обращались ко мне «учите́льница». Я удивлялся, пока не узнал, что в армянском языке отсутствует категория рода. Дети слышали, как обращаются к учителям, в основном женщинам, так же называли и меня. К концу первого учебного года многие из них уже неплохо читали по-русски и понимали его, хотя с говорением и особенно письмом испытывали трудности: на это все-таки нужно время.
Популяризировать свободный диктант
Работая в школе, я одновременно преподавал в институте. Но хотел заниматься наукой, методикой преподавания русского языка, и в 1993 году поступил в аспирантуру МПГУ.
Михаил Трофимович Баранов, заведующий кафедрой методики преподавания русского языка, автор учебников, по которым мы преподавали русский в 5–7-х классах, предложил тему диссертационного исследования «Свободный диктант и его место в системе орфографических упражнений». Она показалась мне слишком простой для научной работы. Михаил Трофимович полчаса объяснял ее актуальность и предложил опросить учителей, используют ли они свободный диктант в работе. Оказалось, половина педагогов вообще не знала об этом виде письменного упражнения, а другая половина не использовала. И я решил популяризировать свободный диктант.
Свободный диктант — это упражнение, близкое к изложению, только воспроизведенное по абзацам, как записывают студенты за лектором. В школе свободный диктант играет особую обучающую роль. Я провел эксперимент: прочитал ученикам текст по методике изложения, а в другом классе — свободного диктанта, в тексте было семь слов с чередованием -кос / -кас в корне. В изложении дети употребили не более двух-трех таких слов на весь текст, а в свободном диктанте — все семь. Получается, свободный диктант формирует и речевые навыки (такие как изложение), и правописные.
Когда я только начал преподавать, считал, что моя главная задача — научить детей правописанию
С высоты прожитых лет я уверен: главное — это развитие речи. А свободный диктант — хороший инструмент и для того, и для другого.
Педагогическая практика подстегивает другие профессиональные интересы, и наоборот. В Анапе я работал завкафедрой и впервые начал преподавать русский для иностранцев — турецким строителям «Южного потока», которые прокладывали газопровод по дну Черного моря. Я так увлекся предметом, что получил профильное образование в МГУ.
Тот опыт помогает мне и сейчас. В нашей школе № 2120 учатся представители более 20 национальностей. В школе до пандемии проводили ежегодный праздник «День родного языка». В этот день все приветствуют друг друга, поздравляют и прощаются на родных языках — грузинском, китайском, осетинском, узбекском. Ученики проходят интеллектуальные «станции» с филологическими вопросами о языковых семьях, угадывают, на каком языке исполняют, скажем, песню «Катюша». И это очень объединяет.
Сбрил усы навсегда
На детей влияет среда. Когда я преподавал во Вьетнаме, ученики в школе при посольстве отличались от своих российских ровесников. Они переняли от вьетнамцев уважение к учителям: в классе тишина, если что-то задано, все будет сделано.
Мне нравилось работать и в казачьей станице. Там у меня произошел случай, изменивший мою внешность. Я готовил учеников к конкурсу строя и песни. Мы вместе выбрали песню «Нам нужны такие корабли на море…», сделали бескозырки и воротнички. Но ребята плохо пели и маршировали. Меня это расстраивало. Мы даже поспорили, займут они первое место или нет. Я обещал не разговаривать с ними неделю, если не займут. А они потребовали от меня сбрить усы, если станут первыми. Я гордился своими усами, но согласился. Ребята старались, репетировали и стали первыми! Это было бы счастье, если б мне не было так жалко своих усов! Дома я долго стоял перед зеркалом, но понимал, что наутро вся школа сбежится смотреть на меня. Взял станок и сбрил усы. Навсегда.
В этом году я участвовал в проекте Минпросвещения РФ по популяризации русского языка в Сирии, где с седьмого класса школьники учат русский как второй иностранный язык. Проводил интенсив для местных учителей, когда мы приезжали открывать классы русского языка в школах Дамаска, играл с учениками в русское лото и награждал победителей шоколадками «Аленка». Проводил семинары и для наших соотечественниц, жен сирийцев, которые преподают русский в школах: у многих из них нет филологического образования. Мы им объясняли, что учить иностранцев нужно иначе: не как носителей языка, а через смыслы. Им не надо знать о вопросах предложного падежа, а нужно учить употреблять слова в предложном падеже, опираясь на значение, ситуацию. Например: «Где вы учитесь? — В Сирии, в школе».
Безымянные улицы, «Котопес» и дрок
Еще одна моя профессия — экскурсовод. Когда я жил в Анапе, водил туристов по Черноморскому побережью. Это увлечение помогает мне в метапредметных проектах старшеклассников. Я стараюсь исходить из их интересов, спрашиваю, чем они занимаются вне школы.
Одна ученица увлекалась конным спортом — мы придумали с ней социолингвистический проект по профессионализмам в речи спортсменов. Но не всегда у подростка сформированы интересы. Тут помогает мой краеведческий интерес. Например, я предложил ученикам изучить малые архитектурные формы в нашем районе и узнать, как их называют местные жители. Ученики меня порадовали. Например, я узнал из их работы, что скульптуру пса и кота «Друзья» молодежь называет «Котопёс».
В поселении Московский есть район без улиц, только номера домов. Мы изучили историю места и предложили администрации названия: Тепличная — в честь располагавшихся там теплиц, Передельцы — в честь села, существовавшего до 1980-х, а также улицу Щелкалова — дипломата времен Ивана Грозного и владельца этого села. Наши предложения обещали учесть в проектировании новых улиц.
Где бы я ни жил, в каком вузе ни преподавал, я всегда работал учителем
Ведь я доктор педагогических наук и обязан знать, что происходит в школе. Мне нравится там работать. Я вижу, как меняются ученики. Благодаря обилию источников информации дети сегодня образованнее, чем были их родители в том же возрасте.
Например, сегодня, изучая с шестиклассниками притяжательные прилагательные, мы увидели в учебнике слово «дрок». Дети не знали, что это за растение и как красиво цветет дрок в январе. Как им объяснить? Мы загуглили, и ученики его увидели. Войдет ли слово в их активный словарный запас, не знаю, но у них больше шансов его запомнить.
Работать учителем сегодня интересно: появляется масса новых цифровых платформ, которые помогают в работе. Но в обучении нет ничего важнее личного общения учителя с учениками, поэтому педагогическое образование и методики были и останутся основой нашей работы. Ничего лучше пока не придумали.
