Как растить детей в соответствии с принципами доказательной медицины, педиатр Сергей Бутрий объясняет в новой книге «Современные родители. Всё, что должны знать папа и мама о здоровье ребёнка от рождения до 10 лет». А в наших «Правилах воспитания» — истории доктора о жизни с подростками: сыну Сергея 11 лет, а дочери — 13.
1. Пациенты почему-то уверены, что я просто не могу быть плохим отцом. Но я далеко не святой. Я посвятил всю свою жизнь медицине, и остальные сферы, в том числе семья, у меня проседают. Ещё, когда я лечу собственных детей, я не могу быть таким же хладнокровным и сосредоточенным, как на приёме. Например, я не сразу заметил признаки аутизма у сына, у дочери тоже есть проблемы, которые я не могу решить. С другой стороны, побывав на месте родителя, ребёнок которого лежит в больничной палате, а мимо четыре раза в час туда-сюда проходит лечащий врач и не даёт никакой информации, понимаешь, что точно никогда не будешь вести себя так с пациентами. Это неплохо учит эмпатии и бережному обращению с людьми, по принципу «от противного». Наверное, поэтому многим и кажется, что я какой-то идеальный. Но это заблуждение.
2. Прививки детям можно вводить двумя способами: либо вообще об этом не думать, либо погружаться слишком глубоко. Полумеры не работают — если не слишком разбирающийся в медицине человек начнёт гуглить что-то про прививки, он почти наверняка попадётся на антипрививочные уловки. Даже я в своё время, будучи студентом меда и молодым отцом, поверил в эти сказки. Антипрививочники очень харизматичные, они ловко пользуются передёргиваниями, когнитивными искажениями. Они тянут статистику на себя, выбирают исследования, которые показали то, что им на руку, игнорируют более качественные работы с противоположными результатами. Только на первом году ординатуры, когда я встал на путь самостоятельной педиатрии, я понял, что нельзя работать на два лагеря: быть практикующим педиатром и антипрививочником одновременно.
3. Родительское выгорание — не то, чего нужно стыдиться. Но это очень болезненная тема: обычно все рассказывают, что дети — сплошная няшность и счастье. Так бывает не всегда, может быть и очень тяжело — об этом молодых родителей не принято предупреждать, поэтому они оказываются не готовы. Я ещё на входе в кабинет иногда могу определить родителей с выгоранием и всегда стараюсь снять блок, дать понять, что со мной можно поговорить об этом открыто, что я не буду осуждать. Сам рассказываю, что часто тоже устаю от своих детей. После этого родители открываются, мы начинаем говорить и думать, как быть дальше. Выгорание не обесценивает любовь к детям. Но и пускать на самотёк этот процесс нельзя, иначе — рано или поздно — и родитель, и дети могут оказаться в опасности.
4. Я люблю своих детей, но я очень устаю. Оба моих ребёнка тяжёлые. Тяжёлые и в воспитании, и в обучении. У сына аутизм, он учится дома. Дочь ходит в школу, но у неё есть свои психологические проблемы, от которых я не смог её уберечь, не смог их вовремя заметить, это тоже подпитывает мой комплекс «плохого отца». Я бы точно не вписался в формат Инстаграма: я не суперпапочка двух чудесных ангелочков. Да и невозможно, наверное, быть хорошим в инстаграме, хорошим практикующим врачом и хорошим родителем одновременно.
5. Говорить о гендерных различиях в воспитании мальчиков и девочек мне сложно. У сына аутизм, он по-своему реагирует на всё и не показателен как яркий представитель современных мальчишек. А дочь — человек очень широких взглядов, далеко не принцесса. Она в целом такая защитница слабых с обострённым чувством справедливости: если новичок пришёл в класс и его начинают травить, встаёт на его сторону — травите теперь нас обоих. Или вот, например, она интересуется: раз есть день мам, то почему нет дня пап. За пап ей обидно, вечно их забывают.
6. Одно из важных правил нашего дома — уважать частную жизнь каждого. Дочь может не запароливать телефон, потому что знает — копаться в нём никто не станет. А если такое всё же случится, будет громадный скандал. Но при этом мы разговариваем с дочерью на тему буллинга, рассказываем о педофилах, о том, чем плох секстинг и так далее. Этот подход мне нравится тем, что ты видишь личность в ребёнке. Не тупо запрещаешь что-то, а просто предоставляешь максимум информации и даёшь возможность самостоятельно сделать выводы.
7. Наверное, единственный запрет, который у нас есть, — это сон с гаджетами. То есть телефоны не должны лежать под подушкой или быть в прямом доступе, потому что я знаю — при первой возможности дети их достанут, будут сидеть в них всю ночь, собьют режим, не выспятся, проснутся в дурном настроении и так далее. Они вообще, к сожалению, от гаджетов сильно зависят: чтобы вытащить детей куда-то на природу, в байдарочный поход, например, которые я очень люблю, нужно лишить их вайфая или пообещать что-то классное в финале.
8. Задача отца — обозначать границы, это совершенно нормально. Иногда, если мне не хватает рациональных аргументов для объяснения, почему что-то действительно опасное делать нельзя, я просто говорю, что я так сказал. Это мой дом, и до тех пор, пока тебе не исполнится 18 и ты не уедешь, ты будешь жить по этим правилам. Это не сексизм и не самодурство, это нормальная техника безопасности.
9. Мы бережём друг друга — это главный закон нашей семьи. Семья — тёплое место, тыл, где всем должно быть хорошо и уютно, куда хочется прийти и выдохнуть. Дочери уже 13 лет, сыну 11, и мы стараемся всё делать на равных, дети легко могут предъявить претензию и переубедить меня в том, что я непоследователен. Например, я тут говорил так, а здесь так — они это заметили, предъявили, аргументировали, я соглашаюсь. Им не нужно выцарапывать из родителей уважение, мы уважаем их по умолчанию. И вот это уважение, бережное отношение друг к другу — для семьи самое главное. Без этого, на мой взгляд, всё остальное развалится.
