Тимофею Лихачеву 24 года. Он преподает историю, обществознание, финансовую грамотность и английский язык в школе-интернате № 30 имени Карпа Микаэльяна — там учатся дети с инвалидностью по слуху. Корреспондент «Мела» Анна Бузанова поговорила с Тимофеем о его учениках, работе и о том, почему он выбрал именно этот путь.
«Не планировал быть учителем»
Моя семья — настоящая педагогическая династия. Папа по образованию учитель физкультуры. Мама и бабушка — учителя русского и литературы. А вот сам я сначала не планировал поступать в педагогический, но в итоге так сложились звезды.
В 2016 году, сразу после школы, я поступил в МГПУ на программу «Педагогика: история и английский». Изначально я не относился к учебе серьезно и думал, что когда отучусь, пойду туда, где мне будет интересно. Однако на втором курсе начал заниматься репетиторством, потом работал аниматором и вожатым — в общем, стал понимать, что работать с детьми мне очень нравится.
На четвертом курсе мне наконец захотелось попробовать себя в роли учителя, я пошел вести занятия в колледж. Моя работа в колледже пришлась на посткарантинные времена, поэтому мне было легко совмещать преподавание с собственной учебой. Пары в вузе проходили в основном во второй половине дня дистанционно, а пары в колледже шли утром.
Но потом мне захотелось сменить место работы. И как раз тогда мой знакомый собирался перейти в школу-интернат № 30 имени Карпа Микаэльяна, где учатся дети с инвалидностью по слуху. Я сходил вместе с приятелем на собеседование, и меня взяли. Там я работаю уже третий год. И хожу на работу с удовольствием.
«Боялся, что надо мной будут смеяться»
Преподавать в школе мне нравится гораздо больше, чем в колледже. Там приходилось по сути просто надиктовывать лекции, а в школе гораздо больше живого контакта с учениками. К тому же я работаю в школе, где в классах по 6-8 детей. Благодаря этому получается с каждым пообщаться во время занятия.
Конечно, поначалу мне было трудно работать с детьми, к которым нужен особый подход. Я боялся, что меня не поймут, что я сам не буду понимать детей, что они будут надо мной смеяться. Наконец, что мне будет сложно с ними работать, потому что мне жалко детей: «Ну как же так вышло, что ребенок не слышит, бедный, как его поддержать». Но в итоге все мои опасения оказались напрасными.
Поэтому жалость и страхи осталась позади, мы с детьми быстро нашли конакт
Первый урок прошел, на самом деле, волнительно. Я только учился выступать перед людьми, только учился контролировать ход образовательного процесса — от заданий на уроке до выполнения домашки. Я даже точно не знал, понимают ли меня ребята или нет (как бы странно это не звучало).
Однако все прошло хорошо, и на второй урок я пришел уже гораздо более уверенным в себе. Мне приятно делиться с детьми жизненным опытом и знаниями, понимать, что я помог человеку, заложил в его душу зерно, которое, возможно, вырастет во что-то хорошее.
Наши дети, как и все остальные, тоже случается, ведут себя плохо, пытаются срывать уроки. Но при этом они хорошо пишут контрольные и сочинения. И получают хорошие оценки. Именно это и мотивирует продолжать хорошо учиться. Провокация и угрозы на детей никогда не действуют.
«Это такие же дети, как и любые другие»
Порой на работе я чувствую себя как иностранец: дети на переменках часто общаются жестами. У меня нет дефектологического образования, только педагогическое, поэтому жестовым языком я не владею, но и не учу его. Почему? Потому что задача нашей школы — научить ребят говорить.
Мы, педагоги, владеем дактильной речью (способ общения при помощи ручной азбуки. — Прим. ред.), но это совсем не то же самое, что жестовый язык — общение на нем мы как раз не поощряем. Стараемся, наоборот, максимально социализировать детей, приучить пользоваться речью: в будущем ведь им нужно будет поступить в вузы, найти работу.
Сообщество людей с нарушениями слуха — отдельный мир со своими обычаями, правилами и языком. Соответственно, у ребят свое мышление: оно немного отличается от нашего, в частности из-за словарного запаса.
Нашим детям сложнее дается понимание философских, абстрактных вещей
Но, вообще говоря, слабослышащие дети — это такие же дети, как и любые другие. Да, в чем-то они они отличаются, но не кардинально.
У нас есть ученики, которые тебя слышат и понимают, есть те, кто хорошо читает по губам, есть дети, которые находятся в настроенных слуховых аппаратах. В зависимости о этих особенностей я выстраиваю стратегию общения и работы с каждым конкретным ребенком.
С кем-то можно просто медленно говорить и четко проговаривать слова. При этом важно повернуться к собеседнику именно лицом –дети ориентируются на губы. С некоторыми ребятами я дублирую сложные слова при помощи дактильного алфавита. Какие-то повседневные выражения, например, «запиши», «посмотри», «подойди, пожалуйста» они знают. Но когда объясняешь им в пятом классе слово «пирамида», они не понимают. Приходится дублировать слово. Сложности есть, но все преодолимо. Мы друг друга понимаем, даже учитывая то, что я не владею жестовым языком.
Работаем мы по обычным учебникам, как в простых школах. Да и в целом это дети, как дети. Я стараюсь их сильно не нагружать, понимаю, что у всех кружки, секции. Есть одна девочка, которая всегда в делах: «Лен, ты отдохнула?», — «Нет, были репетиторы и гимнастика». А есть мальчик, который всегда думает о своем. Задай ему любой вопрос, и он ответит: «Овчарка». У него просто есть собака — он про нее много думает.
«Любим играть в „Крокодила“ и Uno»
В обычной школе можно показать ребятам на уроке видео и попросить выполнить задание, а здесь так сделать нельзя. Видео должно быть с субтитрами, к каждому уроку идет презентация, в которой дублируется разбираемый материал. Кроме того, я должен проверять слуховые аппараты детей — делаю это с помощью специального экрана, которым прикрываю свой рот, чтобы дети не читали по губам, а старались воспринимать речь на слух.
Обычно на уроке в начале занятия я специально четко называю ребят по именам. «Ваня, Арина, Егор» — дети откликаются. Затем мы отрабатываем слова предыдущего урока, обязательно соблюдая правила постановки ударения. Еще мы пишем, проговариваем какие-то слова по теме, ученики делятся своими соображениями. В конце делаем небольшую резюмирующую самостоятельную работу, минут на 5, и записываем домашнее задание.
Учителю важно удостовериться, что все всё поняли и правильно записали. Я даю детям информацию, а потом прошу воспроизвести своими словами. Когда-то мы проходили тему «Торговые гильдии». Я спросил у одного мальчика, что такое «гильдии». Он ответил: «Война». Это неправильно, я начал объяснять по-новой, пока ребенок не ответил, что это сообщество купцов времен Средневековья.
В своей работе я и мои коллеги используем игры, где нужно специально активизировать речь, чтобы выполнить задание. Например, мы любим играть в «Крокодила» и в Uno, причем на английском.
У нас в школе есть пролонгированное обучение, когда программа одного учебного года по сути распределяется на два: это происходит в четвертом и в девятом классе. Но учатся так не все. Пролонгированное обучение необходимо тем, кто относится к определенной группе здоровья — оно помогает детям учиться в более комфортном темпе и качественнее готовиться к экзаменам.
Поэтому в школе есть дети, которые в 18-19 лет учатся в 10 классе
После школы некоторые дети идут в колледж, с которым сотрудничает школа. Кто-то после одиннадцатого класса поступает в университет, обычно на учителя физкультуры или на технические специальности. Устроиться на работу часто помогает Всероссийское общество глухих (ВОГ). А некоторые выпускники нашей школы возвращаются сюда уже учителями.
«Улыбнитесь, пожалуйста. Не будьте грустным»
Несмотря на то, что я работаю относительно недавно, я уже сталкивался с выгоранием. Но все же к трудностям на работе я стараюсь относиться с юмором. К тому же, у нас очень хороший коллектив: с другими учителями всегда можно выговориться. Но усталость все равно накапливается. В тяжелые периоды я могу приходить домой, лежать и ничего не делать. Но пока что у меня не было момента, когда мне бы хотелось уволиться, бросить все и уехать в закат.
Дружеская атмосфера у нас не только в педагогическом коллективе. Я вижу, что мои ученики по-доброму относятся друг к другу. Так, у одной девочки сложности с опорно-двигательной системой — одноклассники помогают ей передвигаться.
Дети любят делать маленькие подарки и мне. Например, они оставляют на моем столе записки со словами вроде «спасибо, теперь мне все понятно». Первоклассники подбегают в коридоре и пытаются обнять. Однажды я сидел на перемене, занимался электронным журналом. Ко мне подошла девочка и положила передо мной записку: «Улыбнитесь, пожалуйста. Не будьте грустным».
«Здесь у нас все свои»
На мой взгляд, слабослышашему ребенку в обычной школе, в классе размером в 30 и более человек будет довольно сложно учиться. У нас были случаи, когда к нам приходили дети из таких классов и очень радовались, что наконец-то что-то понимают. Когда в классе 30 детей, нет тьютора, все спрашивают и кричат, ребенку с особенностями здоровья, как мне кажется, может быть тяжело понять даже тему урока. В итоге такой ученик за остальными не успевает, ему приходится прикладывать больше усилий, чтобы догнать программу.
Конечно, инклюзия — это правильно и здорово, но пока, на мой взгляд, она работает не везде и порой создает сложности и учителям, и детям, и их одноклассникам. К тому же, многие дети жестоки и часто обижают тех, кого не понимают. А здесь, у нас, все свои, поэтому учителю проще давать один тип материала.
Социализации у наших детей сейчас и так очень много. Мы с учениками часто ездим на городские и федеральные мероприятия. Наши школьники участвовали в «Движении школьников» и «Большой перемене». Наконец, у нас очень много спортсменов — среди глухих и слабослышащих спорт довольно популярен. Словом, никто из наших школьников не сидит взаперти.
Фото на обложке: личный архив Тимофея Лихачева; Daryaart9, Paladin12, kckate16 / Shutterstock / Fotodom
