Для нашей рубрики «Подростки» мы поговорили с 17-летней Сашей и 18-летней Арсенией о том, как проблемы с учебой могут спровоцировать проблемы с родителями, а недопонимание с мамой — стать причиной нескольких серьёзных диагнозов.
«Самые худшие моменты моей жизни пришлись на то время, когда у меня начался переходный возраст»
Саша, 17 лет:
Прожив спокойную, даже в некоторой степени счастливую жизнь, мой отец умер от остановки сердца. Мне было восемь. После этого абсолютно все в моей семье стало хуже. Примерно пять лет я находилась в психологическом шоке, и это привело меня к посттравматическому стрессовому расстройству (ПТСР).
Буквально с девяти лет я проводила большую часть свободного времени в интернете, постоянно играя в игры. Там же, в сети, я находила друзей. Когда мне исполнилось десять, мама второй раз вышла замуж — они с отчимом были давно знакомы. Он часто пил, и я видела, как они занимаются сексом. Где угодно. Естественно, это отпечаталось у меня голове. Теперь у меня есть связанная с этим травма.
Мои отношения с мамой испортились по нескольким причинам. Во-первых, она сама запуталась. Это было связано с ее личными отношениями. И это абсолютно нормально, я прекрасно могу ее понять. Во-вторых, запуталась я. Самые худшие моменты моей жизни пришлись на то время, когда у меня начался переходный возраст. Все эмоции обострились раз в 50. Мне было в 50 раз обиднее, я была в 50 раз злее, мне в 50 раз больше хотелось убить себя, когда все было совсем плохо. С каждым годом проблем становилось все больше и больше, и в итоге мне поставили диагноз «большое депрессивное расстройство» (БДР). Мне было 13.
Мама поняла, что у меня действительно есть проблемы, причем очень серьезные, только когда я попыталась убить себя
После этого я попросила ее сходить вместе со мной к психологу, но на сеансе мы разругались. Потом мой терапевт сказала, что ничем не может мне помочь и нужно идти к психиатру. Мой отец работал в одном НЦПЗ, поэтому туда меня положили бесплатно. На прощание мама сказала (и это было очень важным шагом): «Я готова меняться. Если ты тоже готова, скажи мне об этом, пожалуйста».
Перед этим мой отчим бросил пить, стал сыроедом, начал заниматься своим психологическим состоянием. Я думаю, он поддержал и мою маму. Она очень сильный и мудрый человек, и я горжусь ею: не каждый сможет изменить себя и свою жизнь так, чтобы буквально стать другим человеком. В хорошем смысле. Наверное, без терапии исправить отношения с родителями крайне сложно. Но нужно понимать, что шанс есть всегда.
Важно, чтобы и родитель, и ребенок были готовы к диалогу. Ребенок чаще находится в позиции жертвы, так что я думаю, идти на сближение должен родитель.
«Я подумала: если меня не будет, то и маме легче станет»
Сейчас наши отношения начали налаживаться. Конечно, не без мелких ссор, но я могу спокойно подойти к маме и сказать о том, что мне нравятся не только мальчики, что у меня не такие же политические взгляды, как у нее. В целом мы можем понять друг друга, хотя я до сих пор не могу забыть некоторые вещи, происходившие между нами.
Но чувства обиды у меня все-таки нет. Раньше было: «У всех все нормально, а у меня нет». Глупая фраза, но это я осознала, к сожалению, не так давно. Сейчас же обиды нет хотя бы потому, что мама изменилась. Да и изменить прошлое я не могу, так что остается принять это.
Иногда я думаю, что во всем этом есть мамина вина, но виноватой я чувствую и себя. Потом думаю, что надо смотреть более реально: мне было 8–13 лет, что ребенок может поделать с этой ситуацией в таком возрасте?
«Мне стало так тяжело, что я захотела выместить боль, перенести ее на тело»
Арсения, 18 лет:
Я переехала в Москву из провинции в 8-м классе, долго привыкала к новой школе и городу, для меня абсолютно все было новым. Знаний не хватало, я сильно отставала по многим предметам, но в итоге я смогла сдать ОГЭ на пятерки.
Параллельно я занималась творчеством, успевала совмещать это с учебой. У меня даже были мысли о том, чтобы поступить на дизайнера, получить художественное образование. А потом я перешла в профильный класс на филологию. Новые учителя были и правда сильными, но они слишком много думали о заработке: «Если хочешь со мной работать, плати». В общем, это было репетиторство. Я привыкла к безвозмездному и качественному преподаванию в 9-м классе, увидела хороший результат, привыкла к нему, а потом его у меня забрали. Желание ходить в школу исчезло.
В следующем классе я стала пропускать занятия, но успевала закрывать все долги. Летом перед выпускным классом записалась на онлайн-курсы — думала, что дополнительная подготовка поможет мне в школе. Но вместо подготовки к экзаменам мы занимались бессмысленным повторением программы.
Из-за проблем с учебой у меня постепенно развились психологические проблемы. Появилась бессонница, причем не такая, которая возникает от переизбытка энергии или слишком большого количества кофе. Все было серьезнее. Я стала часто болеть, продолжала пропускать школу.
Мама считала, что это «воспаление хитрости». Я же была уверена, что все гораздо серьезнее: бессонница прогрессировала, я не могла уснуть в течение ночи. А еще я понимала, что время, проведенное в школе, не дает мне нужных результатов. В итоге я решила взять gap year, чтобы отдохнуть и подготовиться к экзаменам в нормальном темпе. Об этом я начала говорить с мамой, постепенно давая ей понять, что бы я хотела попробовать в жизни. Раньше она давала мне свободу, советы, спокойно относилась к моим личным выборам. А к gap year оказалась не готова.
Мне не хватало ни сил, ни смелости даже на попытку поступления в университет. Я понимала, что мне нужен перерыв
И все-таки то, что я не посещала школу, мамой расценивалось как уход от ответственности на очень важном этапе жизни: «Нужно поступать, нужно пробовать, образование нужно, а без бумажки ты какашка». Но я понимала, что мне хочется прислушаться к себе. Идти учиться ради корочки и ради того, чтобы просто соответствовать требованиям, я не хотела.
Здоровье ухудшалось, и это было заметно со стороны. Однажды учитель английского, с которым у меня не сложилось хороших отношений, прямо сказал мне: «Ты выглядишь очень плохо. Видно, что тебе нехорошо». Человек поинтересовался, что со мной происходит, как я себя чувствую. Он предложил мне перейти на дистанционное обучение, чтобы не тратить много времени на дорогу до школы.
Эту мысль я тоже озвучила маме: «Я бы хотела начать обследование хотя бы в детской поликлинике, чтобы понять, есть ли у моей „лени“ и „хитрости“ физические подкрепления». И мама все-таки прислушалась. Правда, этому предшествовал еще один случай.
Нам назначили важный пробник по математике, пропускать который, по словам учителей, было нельзя. В тот день я не могла прийти: у меня не было ни сил, ни знаний для успешной сдачи. Я решила, что проще вообще не ходить и попробовать написать его в другой день. Мама меня не поняла.
Я поспала два часа, заснув в четыре утра из-за бессонницы. Выезжать нужно было в шесть. Мы начали ссориться с мамой — у нее тоже накопился стресс и недовольство. В итоге я начала собираться, морально готовить себя к тому, что экзамен придется не только сдавать, но и ехать на него — я боялась упасть в обморок.
А потом я решила налить себе чаю — держала в руках горячий-горячий кипяток. Тогда я услышала слова мамы о том, что она разочарована во мне. Мне стало так тяжело, что я захотела выместить боль, перенести ее на тело.
И я облила себе левую руку. Это стало последней каплей, хотя мама и не поверила, что это было осознанно
Когда я вышла из перевязочной, то увидела перед собой обескураженного человека, который понял, что ситуация дошла до критической точки.
Мама согласилась перевести меня на дистанционное обучение, но при одном условии — я обязательно пройду обследования в поликлинике. Там я быстро узнала, что у меня действительно есть проблемы со здоровьем. У меня случился гормональный сбой. То, что я ощущала на эмоциональном уровне, без анализов было не доказать.
У меня до сих пор есть проблемы со здоровьем, с которыми мне приходится справляться самостоятельно. В итоге я окончила школу, взяла gap year и стала заниматься тем, чем хотела. Я стала блогером: мне всегда нравилась фотография, а с июля 2020 года занялась татуировкой. Это то, в чем я нашла себя как творческий человек, но не нашедший себя именно в образовании. Может быть, не сейчас, но в ближайшем будущем я займусь и этим.
У родителя есть не только родительский, но и человеческий долг. Кроме ожога на левой руке, ко мне пришло осознание того, что важно не только обсуждать проблемы и вопросы с родителями, но и знать, что тебе доверяют. Когда мы делимся душевной болью, тем, что не справляемся, нужно искать выход из ситуации, а не доводить подростков до безумного состояния. Боли и страданий можно было бы избежать.
Сейчас я рассматриваю этот опыт как классный: если я решусь быть мамой, то сразу буду знать, что к ребенку нужно быть внимательнее. Последствия обратного отношения я ощутила сама. Надеюсь, что и маме произошедшее что-то дало.
Фото: Shutterstock / Rawpixel.com
ЭКСПЕРТЫ
«Меня никто не понимает»: куда обратиться за психологической помощью — анонимно и бесплатно
TEENS
«Мама делала вид, что ничего не происходит». Зачем подростки причиняют себе боль и как им помочь
ПСИХОЛОГИЯ
Дети без эмоций: как распознать психопатию и можно ли с ней бороться. «Ребёнок не растёт с желанием стать психопатом. Это не его выбор»
50 лет назад подростки бились до крови во дворах, их нещадно стегали ремнями отцы, а 90% из них попадали в армию, где творился полный бардак и царило насилие, и что-то никто не получил психических проблем. Как минимум, никто не начал носить свой диагноз подобно флагу — все справились, закалились, стали достойными членами общества.
А что происходит сейчас?