«Школа дает ребёнку массу знаний о мире, но он не знает, что делать с собой и своим телом»
Глава центральной комиссии Всероссийской олимпиады школьников по литературе, школьный учитель и преподаватель НИУ ВШЭ Сергей Волков посетил итоговый семинар «Педагогической лаборатории» Большого драматического театра имени Товстоногова и поделился своими впечатлениями в фейсбуке. Он уверяет, что театральные практики больше всего походят для занятий с детьми дошкольного возраста, а дети постарше превращаются из актёров в декорации. «Мел» публикует текст Волкова полностью.
Был на семинаре по театральной педагогике в БДТ. Он завершил собой цикл годовых занятий с учителями разных предметов — в самом БДТ, с его специалистами. Великое дело. Целых 40 учителей весь год жили театром и придумывали, как встроить его в свою практику. Сегодня показывали занятия и представляли будущие проекты.
Больше всех мне понравилось занятие с ребятами из детского сада. Вот уж кого не трогает совершенно атмосфера открытого урока и кто не будет имитировать включенность, если её нет. Изучали птиц — на самом деле играли в них, превращались в конкретных пеликанов и клестов, соображали, чем бы они могли питаться при таком размере и устройстве клюва, искали и добывали эту пищу и складывали в общий суп. На каком-то этапе им всем выдали предметы, которые могли бы функционально быть клювом: большие щипцы для белья, щипчики для сахара, ситечко-щипцы для чая. И они пытались схватить ими условную тину, червяка, муху на лету. Искали свой клюв, короче. Потом еще вили гнезда, по-разному щебетали и летали. Все по-настоящему.
Вот это был театр, который жизнь. А чем старше дети, тем больше театр становился только формой, а дети превращались даже не в актеров — в декорации.
Для меня же театр важен следующим. Это возможность игры — то есть импровизации, перевоплощения, взгляда на себя со стороны, иронии, отстранения. Это освоение пространства и 3D объема — в традиционной школе много плоскостного, ученики развернуты к нам одной стороной, видят спины друг друга, часто не двигаются, не меняют точку зрения ни в прямом, ни в переносном смысле. Это осознанная телесность, в реальности зажатая и неосознаваемая (голосовая в том числе) — школа дает ребенку массу знаний о мире, но он не знает, что делать с собой, и со своим телом в первую очередь. Это коммуникация с другим и другими. Это эмоциональное проживание момента.
Театр глобально — это освобождение человека. Театр — это одно из названий жизни.
При этом театр — это жизнь, естественность, но в условиях максимальной условности и нарочитости форм. Парадокс в том, что именно условность дает острее почувствовать жизнь. Эта условность невозможна в быту, она выглядит странно. Театральность ведь синоним и ненатуральности, фальшивости. Вспомните, как Толстой описывал восприятие оперы не настроенной на нее Наташей Ростовой: крашеные картоны, дырка, изображающая луну, толстый мужик, что-то неестественно поющий… Но именно условность в отведенном времени и пространстве моделирует жизнь — такую, какой, хотелось бы, чтобы она была всегда. Яркую, пульсирующую, идущую прямо через меня вольтовой дугой. Надевая парик и костюм, вставая на котурны или пуанты, говоря выученные слова чужого человека посреди крашеных картонов, я парадоксальным образом живу полной жизнью.
Если этой жизни нет, от театра остается одна условность. И чтоб мы перестали видеть картоны вместо деревьев и дырку вместо луны, чтобы ушла ненатуральность, должна быть безусловная вовлеченность в процесс жизни. Не надо играть в театр на уроке, имитировать его формально — надо или делать театр, жить внутри него, или вообще не затеваться.
В общем, БДТшники и питерские учителя дали пищу для размышлений, за что им огромное спасибо. Ну и вообще круто, что при таком театре действует мощный образовательный проект. Вот бы нам при МХАТе что-то такое.
