«Аккуратности формулировок могли бы позавидовать спичрайтеры Брежнева: вроде правда, но на выходе — сплошные эвфемизмы»
Журналист, политолог, директор программы «Внутренняя политика» Московского центра Карнеги Андрей Колесников рассказал в колонке «Ведомостей» об учебниках по истории и литературе, которые принесли из школы его дети. По его словам, в учебных пособиях слишком много эвфемизмов и умолчаний.
«Надо отдать должное „Всеобщей истории“ А. Улуняна и Е. Сергеева — этот учебник напоминает А. И. Микояна, который умел бегать между струй от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича. Аккуратности формулировок могли бы позавидовать спичрайтеры Брежнева: все вроде правда, но на выходе — сплошные эвфемизмы и умолчания», — пишет Колесников.
В учебнике по истории не упоминаются словосочетание «пакт Молотова — Риббентропа» и слово «Катынь», хотя есть информация о секретных протоколах и расстреле представителей «жандармерии и полиции» — формулировка как в документе с резолюцией Сталина: «Конвенциональное число уничтоженных поляков — 22 000, с этим вроде никто не спорил в последнее время, но в учебнике появляется цифра 19 000».
«Особенно неблагодарными оказались финны. Сталин предлагал им вдвое большую территорию в обмен на стратегически важные клочки земли. Не захотели по-хорошему — получилось по-плохому: „<…> стратегическая цель, поставленная руководством страны, была достигнута — Финляндия <…> была вынуждена <…> пойти на обмен территориями, предлагавшийся ранее советской стороной“. Что уж говорить о прибалтийских странах, которые были настроены „прогермански“, за что и получили „присоединение“ (слово „аннексия“ не употребляется, слишком много аллюзий)».
Андрей Колесников
Как пишет Колесников, авторы учебника аккуратно оправдывают логику Сталина: «А вот о катастрофе июня 1941 года сказано скороговоркой — примерно с такой скоростью сейчас проборматывают судьи приговоры в российских судах. Даже из подцензурных дневников и романов Константина Симонова можно было в годы советской власти узнать больше о причинах и следствиях неготовности к войне».
В учебнике по литературе «есть эвфемизмы и умолчания, но нет имитации холодной беспристрастности: это глубоко личный взгляд на литературный процесс XX века, предъявленный миру с позиций русского почвенничества». Самая большая глава в учебнике посвящена Михаилу Шолохову. Иосиф Бродский предстаёт «русским национал-патриотом»: «А лирика его, оказывается, необычайно схожа с поэзией Николая Рубцова, которому тоже посвящен целый раздел — тем самым Рубцов приравнен к Борису Пастернаку. Есть глава и об Александре Твардовском — и ни одного упоминания „Нового мира“! И это логично, если учесть, что пособие 2017 года написано с позиций „Нашего современника“, „Молодой гвардии“ и „Огонька“ конца 1960-х».
«Выслушав мое пламенное устное изложение рецензии на учебник, мой сын Вася, обучающийся на физмат-отделении, успокоил распалившегося отца: „Мы его все равно даже не откроем“. Сочинения по классической русской литературе он писал в предыдущих классах, как и несколько поколений моей семьи, на основе учебника Д. Н. Овсянико-Куликовского 1909 года издания. А все остальное — от Бабеля и Олеши (в оглавлении и тексте учебника я его, кстати, не нашел, возможно, плохо искал) до Гроссмана и Трифонова — он уже и так прочитал», — пишет Колесников.
Вокруг единого учебника истории для школьников не утихают споры. Каким должен быть правильный учебник истории, в своё колонке на «Меле» рассказала заслуженный учитель России Тамара Эйдельман. Она убеждена, что проблема не только и не столько в идеологии, а в том, что современные учебники элементарно скучны и безлики. А министр образования Ольга Васильева и вовсе считает, что искажение фактов в советских учебниках было оправданным.
Ещё больше интересного и полезного про образование и воспитание — в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить!
