«Просто принято идти в университет, если не знаешь, чем заняться в жизни»
Анна Фрид окончила Новосибирский государственный университет, работала в России, а сегодня преподаёт во французском университете Экс-Марсель. Анна рассказала Ольге Прудковской, чем отличаются местные университеты от высших школ и из-за каких проблем образования ворчат сами французы.
Анна, есть устоявшееся мнение, что в Европе математическое образование в школе слабое. Расскажите, насколько оно отличается от российского.
Буду говорить не за всю Европу, а за то, что знаю, то есть за Францию. Основание для устоявшегося мнения одно: в России действительно лучше, цельнее и, пожалуй, сильнее программа по математике для старшей школы. Но давайте смотреть на результат, к счастью, статистика есть. Франция по тестам PISA за 2015 год выступила практически так же, как Россия, 493 балла против 494-х, а за предыдущие годы разница была в пользу Франции. Тесты PISA неплохо коррелируют со способностью среднего человека провести бытовой расчёт, например, сколько рулонов обоев нужно для ремонта комнаты, или хватит ли денег до конца месяца. С этим во Франции не то чтобы прямо хорошо, но точно не хуже, чем в России.
Может быть, во Франции неплохо на бытовом уровне учат среднего школьника, но плохо работают с талантами? И это тоже неверно, потому что французская математическая школа, я имею в виду профессиональных математиков и их подготовку, одна из сильнейших в мире и всегда таковой была.
То есть я могу долго ворчать на слабую, неоднородную и сильно формализованную школьную программу по математике, на уровень подготовки первокурсников, но надо отметить, что страна справляется, культура справляется, с математикой во Франции всё в порядке.
Но академик Арнольд французское математическое образование ругал…
О, в образовании всегда есть, что ругать! Живая же система, проблемы есть всегда. Арнольд, кстати, во Франции известен остроумными и злыми высказываниями не меньше, чем в России. Но его тексты, написанные лет двадцать назад, мне приходится обсуждать и, прямо скажем, опровергать несколько раз в год, потому что они бесконечно далеки от современных стандартов фактчекинга. Типичный пример — один из самых известных его анекдотов:
Ученика французской начальной школы на вопрос «сколько будет 2+3», ответил: «3+2, так как сложение коммутативно». Он не знал, чему равна эта сумма, и даже не понимал, о чём его спрашивают!».
Это, несомненно, анекдот, ничего такого на самом деле не было и быть не могло. Более того, по-видимому, анекдот авторский и придуман Арнольдом лично! По крайней мере, я искала его в сети на французском — и нашла в нескольких местах, но исключительно со ссылкой на него.
Тексты Арнольда все такие: в них чередуются справедливые претензии к излишне формальным изложениям, мнения уважаемого автора о том, как преподавать правильно, вот такие байки для красного словца, в которые неискушённые читатели верят, просто ругань в адрес оппонентов и яростное отстаивание например, идеи о том, что ноль ни в коем случае нельзя считать натуральным числом.
Да было бы о чём спорить, отличный же пример о терминологии! Я всегда студентам его даю: смотрите, говорю, в ваших учебниках ноль — натуральное число, в моих учебниках ноль натуральным числом не считался. В одних случаях удобнее так, в других эдак, знайте, что это нормально, просто нужно всегда уточнять определения. Где тут повод для священной войны?
Как проходит день преподавателя во французском университете?
Стандартная нагрузка преподавателя вроде меня — 192 астрономических учебных часа в год, на самом деле, несколько меньше, потому что лекции, в отличие от семинаров, считаются с коэффициентом полтора. 24 недели в году я 5-10 часов в неделю преподаю. С учётом подготовки это 2-3 дня в неделю, которые уходят только на это. Остальное время я работаю по большей части из дома и только изредка выбираюсь на университетские научные семинары. Первые несколько лет было гораздо сложнее, потому что приходилось учиться преподавать незнакомые курсы на плохо знакомом языке в чужом городе. Но теперь стало легче, и меня хватает на полноценную научную деятельность. Рано или поздно стоит ожидать, что на меня лягут какие-то административные обязанности, вроде замдеканства по курсу, но пока их у меня нет.
В чём глобальные различия между системами образования?
Из того, что бросается в глаза, расскажу про две вещи. Во-первых, во Франции практически нет общемировой инфляции оценок. Система, начиная с коллежа, то есть со школьников лет одиннадцати, двадцатибалльная, и 14 баллов из 20 — это уже очень хорошая оценка. Контрольные и экзамены составляются так, чтобы полный балл мог получить только студент незаурядный. Как объяснял мой старший коллега, 20 баллов за дипломную работу значили бы, что преподаватели в ближайшие годы ожидают от дипломника высших профессиональных премий. Ну а аналог обычной золотой медали, например, даётся за средний балл 16, причём это взвешенный средний балл за все предметы. Школьники, конечно, не дураки и стараются ради среднего балла набрать спецкурсов полегче — например, билингвы любят взять вторым иностранным языком свой второй родной.
Второе отличие: самые сильные учебные заведения во Франции — не университеты, а так называемые Высшие школы, Grandes Ecoles. В них дают образование мирового уровня, и в них сложно попасть, система довольно жестокая. Сначала нужно 2-3 года после аттестата зрелости (который тут получают лет в 18) отучиться в одной из подготовительных школ, соответствующих младшим курсам хорошего российского (или любого другого) университета, потом сдать вступительные экзамены. И отбор происходит в большой степени на физическую выносливость, потому что учиться приходится очень много. Но приз — образование, во-первых, объективно очень хорошее, а во-вторых, прославленное, в пределах Франции открывающее все двери. Почти все профессиональные математики, учившиеся во Франции, оканчивали одну из Высших нормальных школ, их четыре, самая знаменитая, конечно, в центре Парижа. Есть ещё несколько Высших инженерных школ, Национальная школа администрации, которую оканчивал Макрон, и так далее.
Ну а университеты во Франции — заведения попроще. Первые их курсы в большой степени служат вообще амортизатором для молодёжной безработицы. Вступительных экзаменов нет, записаться может практически каждый, кто получил аттестат зрелости — а его получают сейчас около 90% французских выпускников. Существенно больше половины первокурсников вылетает к третьему курсу, зато на третий курс приходят из подготовительных школ те, кто не поступил в Grandes Ecoles, — и немедленно оказываются самыми сильными в переформированных группах.
Есть ли во Франции стереотип, что без высшего образования никуда?
Скажем так, с престижем рабочих профессий дела обстоят плохо, примерно как в позднем СССР. Исключение — профессии, связанные с едой. Вот быть виноградарем или кондитером — это более или менее привлекательно, а в сантехники никто не хочет. Ситуация выглядит странной с точки зрения, например, немцев или американцев, потому что сантехников не хватает, и при этом хороший сантехник, работающий на себя, зарабатывает просто прекрасно. Но мы-то знаем, как оно бывает. Тех, кто способен работать на себя, то есть, в частности, составлять договоры и вести отчётность, отвращает клеймо непрестижности. А те, кто работают не на себя, зарабатывают мало.
Я тут несколько раз употребляю слово «безработица», но надо помнить, что в какой-то степени французская безработица происходит не от полного отсутствия работы, а от несоответствия предложения и ожиданий. Люди не хотят горбатиться (во французском есть аналогичное слово) за маленькие деньги. Все хотят работу почище и зарплату побольше, что естественно. И университетский диплом, конечно, помогает всё это получить.
Что мотивирует студентов учиться?
Всё как везде. Лучших студентов прёт от любимой темы, средние просто хотят диплом, чтобы потом получить приличную работу, а самые слабые вообще не знают, что они тут делают, и толком не мотивированы ничем. Повторяю, всё как везде. Хочу добавить, что университет, в отличие от Высшей школы, по большому счёту может окончить любой человек, который будет просто ходить на занятия и честно стараться всё понять. Может быть, не с первого раза, пару раз оставшись на второй год, но может. Я видела несколько впечатляющих примеров, как вначале человек не понимал ровно ничего, а потом как-то так упрямством и старанием вытягивал на средний балл чуть больше десяти — и получал свой честно заработанный диплом. И тем не менее, абсолютное большинство студентов, порядка трёх четвертей, университета не заканчивают.
Используются ли онлайн-форматы, какое у них будущее?
В нашем университете есть что-то вроде заочного отделения с онлайн-лекциями, реклама курсов в сети попадается регулярно, но сама я с франкоязычным онлайн-образованием дела не имела и ничего сказать не могу. Мне попадалась на глаза пара объявлений о вакансиях, которые вполне допускали, что кандидат выучился делу онлайн, но там речь шла скорее об известных англоязычных курсах.
Куда движется система французского образования, что может измениться в ближайшее время?
Изнутри, конечно, всегда по определению кажется, что всё движется прямиком в тартарары. Французы очень любят ворчать, и ворчать всегда есть на что. Это нормально: изменения к худшему обычно видны сразу, а изменения к лучшему занимают годы и десятилетия.
В университетах ситуация не самая здоровая: студентов каждый год приходит всё больше, но уровень абитуриентов не растёт, и количество (или качество) выпускников университета тоже. Это, повторяю, скрытая форма безработицы, просто принято идти в университет, если не знаешь, чем заняться в жизни. Университеты государственные, почти бесплатные, по социальным показаниям ещё и стипендию можно получить — почему не пойти именно туда, если не знаешь, куда идти? Но народу всё больше, и в результате мест начинает на всех не хватать. Вводится какой-никакой отбор по баллам за аналог ЕГЭ, какие-то лотереи и централизованные распределения по учебным заведениям, ими, конечно, никто не доволен. При этом на всех пришедших не хватает преподавателей, аудиторий и вообще финансирования. А ещё сильнее увеличивать финансирование университетов правительство не готово. Потому что система и так, по большому счету, раздута. Количество преподавателей всё время росло — а потом стало ясно, что так можно продолжать сколь угодно долго, но толку-то.
Я сейчас говорю совершенно не то, что принято говорить на моём месте. Конечно же, в интересах преподавательского сообщества и в моих личных интересах было бы повторять стандартную мантру про право на образование для всех и требовать увеличения финансирования и ставок.
Мне вот, возможно, никогда не пробиться в профессора, хотя я имею необходимую квалификацию, потому что профессорских ставок очень мало. Ну что теперь?
Правда состоит в том, что если бы можно было просто ввести вступительные экзамены или отбор по ЕГЭ (здесь его называют БАК) с чёткими критериями, вполне можно было бы обойтись имеющимися мощностями и при этом дать тем, кто готов учиться, лучшее образование, чем даётся сейчас. Однако же общество к этому не готово, зато всегда готово к борьбе за свои права. Что само по себе прекрасно, достойно всяческого уважения и вообще очень впечатляет — но означает большие сложности с проведением любых непопулярных реформ.
Я не знаю, как разрешится эта проблема. Может быть, университеты окончательно станут местом, где люди просто не без приятности социализируются, чтобы разгрузить рынок труда. А за сколь бы то ни было приличным образованием надо будет идти в другие учебные заведения. Например, уже несколько лет работает экспериментальная «Школа 42», где люди учат друг друга программировать. И вроде бы этот проект вполне успешен в том смысле, что они выучиваются на приличных программистов. Может быть, просто будут множиться и приживаться такие экспериментальные форматы. А может быть, всё-таки удастся что-то как-то реформировать в университетской системе, и мне бы, конечно, очень этого хотелось. Но как всё это будет развиваться, я предсказывать не берусь.
