Педагогика по Станиславскому. Почему учитель должен быть немного актёром
Мы часто говорим о том, что современнный учитель уже не может быть просто лектором, читающим параграф учебника. Ему нужно заинтересовать учеников, а потом удержать их внимание. Интерактив, перевёрнутый класс, и так далее. Учитель истории Игорь Лужецкий в юности попробовал себя в театре, и этот актёрский опыт в итоге пригодился ему в преподавании.
Начну с краткой автобиографической заметки. Лет эдак 15 назад я учился на первом курсе педагогического. И нравилась мне одна девушка, а девушке нравился Шекспир. Нравился — это мягко сказано. Он был её религией. Она прочитала о нём всё, что только могла, не пропускала ни одной постановки в крупных театрах и даже не брезговала потугами театров студенческих. Меня же предмет моей страсти решительно не замечал. И в моём воспалённом сперматоксикозом мозгу родилась отличная (как мне тогда казалось) идея: попасть в студенческий театр, получить главную роль, поразить её своей игрой и непременно этим воспользоваться.
Сказано-сделано. Пробы я прошёл, даже роль получил такую, что лучше не придумаешь — Гамлет. Но в ходе репетиций выяснилось, что Гамлет из меня, как из дерьма пуля. Типаж не тот. Не вязалась моя рожа с обликом датского принца, о чём мне аккуратно в курилке сообщила наш режиссёр (да и я сам это понимал, но не хотел себе в этом признаваться). Но мудрая женщина посоветовала не отчаиваться, а попробовать что-нибудь другое: Клавдия, Ричарда Глостера, Яго, Макбета. И зашло, в амплуа злодея я был неплох. Ну, на уровне провинциального студенческого театра, разумеется.
С девушкой, кстати, не срослось, её цветок раскрылся тому, кто её в театр привёл и, что самое главное, ушёл с ней после представления. Хотя меня это не особо расстроило, на тот момент уже возникла другая барышня, которая, конечно, восхищалась Шекспиром, но и меня находила достаточно интересным. А через некоторое время, когда проблема, приведшая меня в театр, благополучно разрешилась, моё служение Мельпомене завершилось, и в свои права вступила Клио.
Но театр дал мне много: умение говорить публично, следить за вниманием аудитории, как-то на неё влиять, располагать себя в пространстве
И не просто размахивать руками, а продуманно жестикулировать. Да и навык не корчиться, как горилла с непроходимостью кишечника, а как-то осмысленно управлять своей мимикой, оказался не лишним. В общем — полезная штука, особенно для тех, кто работает с людьми. Пригодилось мне всё это многообразие достаточно скоро: на педагогической практике. Мне дали седьмой класс — два десятка очень шумных мальчиков и пяток пацанок с сорванной наглухо башней. Орать было бы бесполезно, это я уже понимал, бить — незаконно, оставался Шекспир, и я провёл урок с физиономией Глостера. И, как мне тогда казалось, даже двоечники верили в то, что двойкой в случае попытки мятежа они не отделаются: взгляд молодого учителя обещал Тауэр или Тайберн.
3 слова, с которых учителю стоит начинать урок
А потом меня вызвали к директору и долго хвалили за прекрасную дисциплину и педагогическое чутьё, потенциал и всё такое. Учитель в школе всегда немного в образе. Он может быть героем, резонёром, шутом, злодеем — кем угодно, но он всегда не до конца он сам, не такой, какой он дома, с друзьями (горе, когда он срастается со своей маской).
Педагогика — всегда актёрство. Учителя даже с минимальным опытом театра обычно успешнее своих коллег, не имеющих такого опыта. Я сейчас говорю именно про работу учителя в классе. И этому, как мне кажется, молодого педагога нужно учить специально, так же, как нужно учить методике преподавания предмета. А то приходит такой преподаватель в класс и мнётся у доски, или прячется за столом, как за бруствером. А публика, чувствуя слабость, такого учителя старательно освистывает.
