Каково это — быть вожатой у детей, которые пережили рак

Детство — это не только беззаботное время, когда можно делать почти всё, что хочется. К сожалению, есть ребята, чьё детство проходит на больничной койке. Им нужна психологическая реабилитация после лечения. БФ «Шередарь» создал лагерь именно для таких детей. Наш блогер Дарья Василькова рассказала о своём опыте работы в лагере.

У меня ощущение, что в моём детстве не было лета, свободного от поездки в лагерь. Повзрослев, я отправилась в благотворительный фонд «Шередарь», где с 12 по 24 октября состоялась реабилитационная смена для ребят от семи до двенадцати лет, которые преодолели онкологические заболевания. Это был мой первый опыт в роли шери. Так в «Шередаре» называют вожатых.

Фонд — это не досуговый лагерь. Основная задача программы — психологическая реабилитация. Помочь детям стать уверенными в себе, раскрыть свои таланты, освоить новое, довериться миру. Дать время на детство, которое они провели в больнице.

Ювелирная мастерская, мыловарение, театр теней, верёвочный парк, катание на лошадях, эбру — это лишь малая часть занятий, которые можно попробовать в лагере.

Перед каждой сменой проводят обучение волонтёров. Там и приходит знание, что такое болезнь, что чувствует ребёнок, когда выпадает из привычной жизни, когда проходит долгое лечение, и какие физиологические и психологические последствия могут быть у него в результате. «Шередарь» — это в первую очередь про безопасность. Физиологическую и эмоциональную. Да, звучит максимально серьёзно, и это так и есть.

Было бы не очень продуктивно проводить детскую реабилитацию, если бы все взрослые постоянно ходили печальными от понимания непредсказуемости судьбы. Поэтому на тренинге нас также учили сотням игр, как поддерживать, как быть в ресурсном состоянии, как читать мысли, как отдавая, получать ещё больше и как быть, если десятилетние Вася и Петя начинают третью мировую за настолку, а Маша не хочет слезать с перил, потому что она «женщина риска».

Добровольцы исполняют разные обязанности: работают вожатыми и медиками, фотографами и медиа-волонтёрами, ведут различные кружки.

Я уже ездила два раза в «Шередарь» как фотограф, и это совсем другие впечатления (можно прочитать об этом опыте здесь). Когда снимаешь — много наблюдаешь. Я буквально видела динамику смены через объектив: как команды становятся ближе, как шери и мастера осваиваются и привыкают к своим обязанностям.

С другой стороны, я не замечала многих мелочей, не успевала понять всю многогранность детских эмоций, не осознавала, какого труда стоит, чтобы ребёнок не только поверил в себя, привык к обстановке и не скучал, но и был всегда чистым, сытым и в шапке.

Я была шери у девятой команды — это одни из самых старших. Мальчики и девочки живут в отдельных коттеджах, и на каждый из них распределяется по четыре-пять волонтеров.

Жить с одиннадцатью мальчишками из девятой и десятой команды, которым по двенадцать лет — интересно. Чтобы вы осознали этот возраст: они привезли с собой дезодоранты типа Old Spice и брызгались ими на дискотеку, но спали с мягкими игрушками, потому что в темноте страшно, а «под кроватью кто-то есть, Даша, проверь, пожалуйста». И Даша шла проверять.

Шери сопровождают детей двадцать четыре на семь. Мы вместе собирались, завтракали, бежали на мастерские, играли. Шери приходили на помощь детям, поддерживали, успокаивали, решали конфликты, давали перекусить, устраивали шепталки, укладывали всех спать и сидели возле комнат — ждали, когда уснут. После отправлялись на планёрку обсуждать прошедший и следующий дни. Лечь спать раньше 1:00 считалось большой удачей.

Работать не всегда сложно: где-то мы просто присматривали, где-то развлекали и веселились сами. Мы сильно уставали, потому что отдавали много энергии — были всегда в фокусе, не забывая про реабилитацию. Когда на тебе лежит ответственность за каждое слово и действие, за безопасность и комфорт, за атмосферу — этот стресс, ошибки и успехи необходимо правильно переработать, чтобы не выгореть. Поэтому отдых должен быть эффективным, особенно если времени на него мало. Для меня отдыхом в Шередаре была обратная связь.

Когда приезжают дети, все волонтёры проделывают колоссальную работу, чтобы появилась магия. Самое крутое, что после тренинга взаимосвязь между нами не теряется: её обеспечивает «Команда поддержки» — координаторы программы, которые организуют общие посиделки, шепталки, где можно посмеяться и рассказать, что получилось, а что нет и как можно улучшить работу.

Там я выучила, что не надо переживать о том, чего уже не вернёшь: неправильно подобранные слова или недостаток поддержки. Нужно думать, что делать с этими ситуациями дальше.

Каково работать с детьми, которые пережили рак?

• Украшать комнаты перед заездом до утра, застелить и подписать 11 кроватей, а свою — забыть.
• Помогать зашивать носок и учить стирать.
• Смотреть спиной, как убегают дети. Удостовериться, что взрослые слышат намного больше.
• Просыпаться от топота маленьких ног (38 размера).
• Запоминать кучу игр, потому что, если они закончатся, дети залезут в шкаф.
• Внимательно следить за своими коллегами: научиться глазами просить поддержки и приходить на помощь, когда находишь этот же взгляд у них.
• Принимать поделки и рисунки в подарок. Хранить каждый как зеницу ока.
• Попросить поставить медленный танец, потому что Таня и Ваня не успели сказать друг другу что-то важное, а это последняя дискотека. Обезвредить объятиями подкрадывающегося к ним шутника.
• На шепталке задать вопрос и слушать, как мальчишки потратили бы миллион долларов. На семью и на благотворительность в 100% случаев, чтобы спасти других.
• Не понимать, чем я заслужила их бескорыстное доверие и любовь. Будто так естественно полагаться во всём на взрослого, со всей непосредственностью, честностью, логичностью.

Быть вожатой у детей, преодолевших тяжёлую болезнь — это изо всех сил стараться оправдать ожидания маленьких, но мудрых и удивительных мальчиков и девочек.

Приехав из «Шередаря» 24 октября, я пошла в Третьяковку. Увидев в музее группу пятиклассников, я на автомате их пересчитала, отметила, у кого нет головного убора и бейджика. Люди без бейджиков до сих пор вызывают у меня смутную тревогу.