Как перестать бояться науки и научить этому других
Научный журналист, стипендиат программы немецкого канцлера, приглашённый исследователь группы по научным коммуникациям Университета Рейн-Ваал Александра Борисова рассказывает о том, кто и как занимается популяризацией науки в России и где этому можно научиться.
Что такое научная коммуникация
Самый большой недавний опрос общественного мнения о науке (Высшая школа экономики, 2014 год) показал, что 55% россиян в той или иной мере хотят участвовать в формировании научно-технологической политики страны. В ноябре 2016 года почти 7000 человек подписали петицию за отмену вакцинации (правда, более двух тысяч были против этой отмены). Судя по всему, граждане России очень интересуются вопросами науки и готовы сознательно участвовать в принятии решений на государственном уровне (хотя уровень их компетентности неочевиден). Однако есть и другие данные. Все тот же опрос ВШЭ показывает, что участвовать в общественном референдуме о принятии новых стандартов использовании ГМО в пище готовы лишь 37%, а голосование на тему строительства в городе ускорителя элементарных частиц и подавно интересует лишь 26%. Совсем не 55%.
Мы могли бы и дальше жонглировать занятными цифрами и делать из них выводы, но универсальный вывод здесь только один: диалог между наукой и обществом в России существует. Времена «башни из слоновой кости» или учёных-небожителей из «Понедельник начинается в субботу» советских времён ушли безвозвратно, и учёным для проведения в жизнь своего экспертного мнения уже недостаточно просто того, что они эксперты. Такой диалог (иногда это монолог, а в мечтах и перспективах — это равноправное общение и совместная работа) и называется научной коммуникацией.
Почему мы потеряли интерес к науке
Наука в той или иной степени была публичной всегда, а самые успешные учёные были знаменитостями. Античные философы (а под философией вплоть до XVI века понимали все естественные науки) вещали в садах. Галилей опубликовал свой главный труд на итальянском, а не латыни, чтобы его могли понять не только клирики. Ньютон в своих работах старался избегать математических формул, чтобы обеспечить им более широкую аудиторию, а Эйнштейн и вовсе был почти поп-звездой. Но где же здесь научные коммуникаторы, спросите вы.
Пока наука была относительно доступной для понимания и, опять же, относительно недорогой, учёные справлялись (или не справлялись) сами.
Но уже к середине прошлого века наука отделилась от общества: её язык перестал быть понятным людям
И одновременно она обосновалась на иждивении бюджетов, то есть денег налогоплательщиков. Налогоплательщики не понимали, куда идут деньги, или бунтовали (например, против атомной энергии). Учёные негодовали. Научной коммуникации пришлось появиться и начать закрепляться в общественных нормах, обретать формы. В 1985 году британец Уолтер Бодмер сформулировал термин Public Understanding of Science — понимание научного знания неспециалистами. Научные коммуникаторы были призваны улучшить это понимание: вскоре в Европе, США и Австралии возникли первые университетские программы, воспитывающие таких специалистов. Сначала все казалось простым: понять и полюбить науку людям мешает дефицит знаний о ней (поэтому эта модель получила название модели дефицита). Нужно ликвидировать этот дефицит, и тогда у нас дело пойдёт. За дело взялись бодро, но оно не пошло. Оказалось, что сторонники такого вертикального (менторского, одностороннего) подхода не учли две вещи: насколько людям вообще интересно больше знать о науке и что именно; а осведомлённость не эквивалентна поддержке.
Как правильно вовлечь в науку
Люди не любят снобов, люди не любят, когда их поучают. У людей свои интересы, и науку нельзя скормить с ложки, как кашу. Если учёные только что открыли бозон Хиггса, это не значит, что именно это интересно людям. А интересно им, вероятно, произошедшее недавно землетрясение в Италии. Ехать туда в отпуск или нет? Бывают ли землетрясения в Москве? Хороший повод рассказать в новостях о литосферных плитах и дрейфе материков (если не концентрироваться на бозоне).
Примерно так научная коммуникация сформулировала следующую ступеньку — модель диалога. Когда коммуникаторы пытаются понять (и объяснить учёным), что актуально для людей сейчас.
Когда не люди идут на лекцию в свободное время, а учёные приходят в кафе, где люди отдыхают
И там они не читают лекцию, а отвечают на вопросы (первое научное кафе появилось во Франции в 1997 году). Внимание: с этого времени в музеях науки экспонаты можно и нужно трогать руками!
Но и в этом случае люди не чувствуют науку «своей». А принимать решения они всё ещё хотят. Поэтому модель-мечта, модель будущего — модель вовлечения людей в научную работу.
Каков же вывод и конец истории? Прелесть в том, что конца нет, и в этом радость и азарт профессии научного коммуникатора. На самом деле, и «ступенек» нет: модель диалога не отменяет модели дефицита, она включает её. Ну а модель вовлечения включает совсем всё. Научному коммуникатору придётся жить в постоянно меняющемся мире и уточняющейся модели. Ему придётся всю жизнь учиться: постигать новое в науке и в том, как привлечь к ней людей. А ещё придётся быть максимально открытым и позитивным: и к снобам-учёным, и к задающим глупые вопросы.
Так что если вы решили никогда не стареть и не унывать, то вам сюда. Программ, готовящих научных коммуникаторов в том или ином формате, становится всё больше. В основном это магистратуры (всё-таки лучше быть взрослее, делая выбор в пользу этой профессии), но есть и бакалавриаты. Научной коммуникации учат в девяти европейских странах (на английском — в Великобритании, Ирландии и Германии), а также в США, Канаде, Бразилии, Австралии, ЮАР и Новой Зеландии. В России есть две программы — магистратура в Университете ИТМО и бакалавриат в Московском Политехе (плюс близкая по духу магистратура в НИТУ «МИСиС»).Впрочем, если у вас уже есть образование в сфере естественных наук, а также журналистики или пиара, вы можете попытаться прийти в эту профессию и без дополнительного образования.
Откроем несложный секрет: поскольку все российские программы по научной коммуникации очень молодые, подавляющее большинство научных пиарщиков в России сейчас не имеют профильного образования. Помочь найти такую работу (или стажировку, которая может стать ступенькой в карьере) может «Коммуникационная лаборатория» РВК — проект по развитию сообщества научных журналистов, пресс-секретарей научных организаций и учёных-популяризаторов. Мероприятия проекта открыты для всех и позволяют ненадолго подышать воздухом российского SciComm, посмотреть на людей и решить, хотите ли сделать делом своей жизни лучшее из времяпрепровождений — учиться новому о мире у тех, кто это новое знание создаёт.
Автор выражает благодарность за помощь в подготовке материала директору Центра научной коммуникации Университета ИТМО Дмитрию Малькову.
