«Архиважно в любой ситуации сохранять дружбу с ребенком»: правила воспитания протестантского священника

Алексей Лунев — протестантский священник. Он ездит с проповедями по России и воспитывает четырех детей: трех дочек — Лилию (28 лет), Луизу (22 года), Селину (16 лет) и сына Симеона (24 года). Алексей рассказал «Мелу», как помирить подростков, почему детям надо общаться с Богом и что делать родителям, когда ребенок быкует.

1. Самое сложное в родительстве — первый ребенок. Его как будто выдают в качестве эксперимента — можно напортачить, чтобы с другими детьми уже вести себя нормально. Когда Лиля родилась, мы вообще не знали, что с ней делать. Нам все кругом говорили, как ее воспитывать: соску давать — не давать, памперсы надевать — не надевать. Мы решили: «Да, у нашего ребенка памперсов не будет! А то взопреет всё». И вместо памперсов купили девять пеленок. Дочь их сразу все намочила. Орала, плакала — мы всю ночь не спали. К утру я пошел в аптеку, купил памперсы, одел ее, и она тут же вырубилась. Мы с женой тоже упали, уснули.

У нас старшая дочь и землю ела. Приезжаем к бабушке в частный дом, оглянуться не успеем — она уже в одних колготках на улице. Довольная пихает землю в рот. Ребенок рад был огород увидеть, а то в городе кругом асфальт только.

Конечно, надо читать книги, спрашивать советы у своих родителей, изучать что-то в интернете, но с опытом это не сравнится. Всё вырабатывается внутри пары, вместе с женой, единым фронтом.

2. Можно сколько угодно объяснять детям, как важно ценить друг друга, но им надо самим дорасти, чтобы понять это. Раньше между детьми была жесткая конкуренция. Почти дарвинизм. Выживает сильнейший: «Это мое, не трогай!», «Ты занял мое место!». Особенно в подростковом возрасте у них настроение менялось, как погода над Атлантикой, — каждые 15 минут. Они сами не понимали, что происходит, ссорились и страдали.

Потом старшие две сестры подросли и стали подружками. Младшая это терпеть не могла. Как-то они заперлись в зале и не хотели брать ее к себе. У нас были двустворчатые деревянные двери с резными вставками, и младшая не растерялась — пошла в кладовку, нашла огромную полуметровую пилу, вытащила ее и начала пилить эти двери. Старшие пищали: «Прекрати, хватит!» — а она с горя пилила.

Сейчас дети лучшие друзья. Они встречаются, общаются, играют в настолки, куда-то ездят вместе. Старшая говорит: «Как классно, что у меня есть брат и две сестры!» А маленькой она кричала: «Блин, вы нарожали тут детей! Сами ими не занимаетесь, а я сидеть должна! Что вы наделали, предки? Короче, совесть имейте!»

3. Единственное, что я бы изменил в своей жизни, — проводил с детьми больше времени. Если отмотать пленку назад, я бы реже ездил с проповедями по России и чаще оставался дома. Но я был молодой, неопытный. Меня взяли служить в церковь, и я старался оправдать доверие. Всем воспитанием занималась жена.

Иисус говорит, что Царство Божие подобно винограднику, в который нанимают работников. Уговор такой — каждому по динарию. В пять утра вышел из виноградника человек и нанял первых людей. Потом вышел еще раз, в восемь утра, и нанял других людей. Он принял работников и в двенадцать дня, и в пять вечера. Когда работа закончилась, хозяин виноградника заплатил всем по динарию. Те, кто пришли первыми, возмутились: «Мы перенесли всю тягость дня, терпели зной, а ты сравнял нас с теми, кто работал один час!» И хозяин виноградника ответил: «Я изначально договорился дать каждому по динарию. Разве я не свободен в том, чем владею?»

Через эту притчу Господь показал мне, что виноградник — это моя семья. Меня наняли, чтобы ухаживать за детьми и женой, но я отработал только последний час. Я начал заниматься детьми, когда им уже исполнилось по 15–17 лет. Едва их не упустил. Но Бог дал мне благодать, и они чудом выросли, переняв-таки веру. Мой динарий — это дети, верующие в Бога.

4. Самая важная традиция, которую мы можем передать детям, — это показать им образ жизни в общении с Богом, Иисусом Христом. В нашей семье отмечаются все христианские праздники. Например, в адвент, месяц перед Рождеством, мы каждое воскресенье зажигаем по одной свече, которая символизирует надежду пророков Ветхого Завета на то, что придет Спаситель мира. У нас дома висят большие декоративные красно-зеленые носки, как у Санта-Клауса. Моя жена прячет там маленькие подарочки, и дети каждое утро находят в них шоколад, конфеты — что-то радостное.

Но христианская жизнь — это не вспоминать о Боге от праздника к празднику

Христианство — это не обряды, не свечи, не поклоны. Оно начинается со встречи с живым воскресшим Христом. Когда мы смотрим на природу вокруг, мы понимаем, что Бог ее создал. Только вот неизвестно, какой у него характер — Бог злой или добрый? Бог — живой, он личность. С ним надо знакомиться, как с любым другим человеком, выстраивать отношения. И делать это надо через Священное Писание и молитву.

Максим Горький писал в романе «Детство», что его бабушка и дедушка были очень набожными людьми. Но Бог дедушки был суровым и осуждающим, попасть в руки Бога дедушки было смерти подобно. С таким Богом общаться не хочется. А Бог бабушки был милым, любящим и прощающим, с ним можно было и поговорить по душам. То есть восприятие Бога ребенком зависит от семьи. Отношения с ним не должны быть напускными — взяли форму внешнюю, обрядовую, а внутреннего наполнения нет никакого. Суть христианского родительского воспитания — научить детей общаться с Богом по-настоящему. Проживать с ним и радость и горе.

5. Раньше я неосознанно проецировал свои отношения с Богом на детей. Я был увлечен обрядовостью, и моя жизнь строилась на том, чтобы молитвами, постами, работой в церкви заслужить любовь Бога, его расположение. Думал, чем больше я это делаю, тем больше Бог меня любит. И точно так же я думал, что чем больше мои дети делают хороших дел, тем больше я буду их любить.

Когда моя старшая дочь была подростком, мы очень часто конфликтовали — стычка на стычке, прям конфронтация. Я просил ее помогать по дому: вытереть пыль, пропылесосить, посуду помыть — стандартный набор. Она категорически не хотела этого делать. Жутко упрямая — вся в отца. Когда ей было 17 лет, мы снова повздорили из-за того, что она всячески отлынивала от уборки. Я сказал:

— Мы тебя для чего родили?

— Для чего?

— Чтоб ты по дому помогала!

Она обиделась, и мы месяц не разговаривали. Жена упрекнула меня: «Ну и кто из вас взрослый-то?» А потом я прочитал книгу моего епископа. Он описывал, как, просто сидя за столом, говорил своим детям: «Вы самое дорогое, самое прекрасное, что у меня есть. Я люблю вас и так счастлив, что вы мои дети, а я ваш отец!» Только тогда я понял, что никогда не говорил детям, что люблю их. И моя любовь была связана с их поступками: они убрались, пятерки получили — молодцы, люблю. Ничего не сделали — не люблю, а ругаюсь. Хотя так быть, конечно, не должно.

6. Дети расцветают в атмосфере безусловной любви. После этой долгой ссоры меня озарило, насколько я был неправ. Позвал дочь, посадил перед собой на кухне и сказал: «Лиля, я хотел попросить у тебя прощения. Я никогда не говорил, что ты лучшее, что произошло в моей жизни. Ну, после встречи с Иисусом и мамой, конечно. Я твой папа, я горжусь, что у меня такая дочь, и я буду любить тебя, даже если ты никогда не будешь мыть посуду». Она расплакалась, обняла меня и сказала: «Папа, почему ты раньше это не говорил?» С того момента у нас пропали терки из-за уборки. Она стала помогать по дому, хоть я и сказал, что она может этого не делать.

А потом я понял, что и отношения с Богом воспринимал неправильно

Я лежал в больнице с настоятелем Авраамиево-Городецкого монастыря отцом Михаилом. Ему за 80 лет, он уже такой дедушка с бородой. И вот он спросил меня: «Алексей, зачем Бог создал человека?» Ну, я же умный, образованный человек, магистр богословия, преподаю в семинарии, поэтому уверенно ответил: «Конечно, чтобы человек прославлял Бога». И отец Михаил сказал: «Верно, но неправильно. Бог есть любовь. Бог создал человека, чтобы любить его». Я аж подскочил. Пока мы не осознаем, что суть христианства — в безусловной любви, наша вера будет неполноценной. Бог любит и принимает нас такими, какие мы есть. Так же должны и отцы любить своих детей.

7. Сейчас я понимаю, что лучшее наказание — лишение благ: не пойти в гости на ночевку, мультики не посмотреть, без телефона посидеть. Но раньше я мог сорваться, накричать. Когда дети были маленькими и выводили меня из себя, я брал тапок и давал им по заднице. А потом плохо себя чувствовал: «Что я делаю вообще? Неправильно всё это».

Помню, вышел фильм «Ночной дозор». Там по сюжету у Воина Света есть взрослый сын, который колеблется, к каким силам ему присоединиться — злым или добрым. В конце есть такой эпизод: Воин Света, полный гнева, избивает Князя Тьмы на глазах у своего сына. Князь Тьмы только принимает удары, улыбается и хохочет, отчего Воин Света бьет его с еще большим остервенением. Сын смотрит на отца, и голос за кадром произносит: «В этот момент ряды членов Тьмы пополнились новым яростным сторонником». Сын решил принять сторону зла, потому что оно не лукавит. Тьма есть тьма, она не прикрывается добродетелью.

В этом отце, который избивал Князя Тьмы, я увидел себя. Бог сказал мне: «Вот что ты делаешь, когда так наказываешь своего ребенка — бьешь его. Ты вгоняешь в него свои злость и ненависть». И я покаялся.

8. Сейчас я добрый, а моя жена — злой полицейский. Я стал добрым из-за своего отсутствия дома и самоустранения из семьи по долгу службы. Обязанностью жены было делать уроки, стирать, гладить и готовить, а моей — организовать развлечения, приключения и отдых. У меня бы никогда не хватило ни терпения, ни времени на уроки, зато гулять — пожалуйста. Например, каждое лето мы ездили на поезде в Иркутск к моим родителям — всю дорогу играли, обливались из водяных пистолетиков на станциях, покупали что-то вкусное. А когда дети подросли, я стал по отдельности брать их с собой в поездки или хотя бы гулять с ними по два часа раз в две недели.

По возможности, когда дети учились в школе, я вставал пораньше и готовил им бутерброды. Когда у них были каникулы, они могли и до трех-четырех дня продрыхнуть, я старался их не будить. Мы могли уходить из дома и возвращаться в разное время, но для меня всегда было очень важно встречать их. Это мелочь, которой нельзя пренебрегать, — выходить к детям, здороваться с ними и обнимать. Абсолютно всегда, без исключений.

9. Даже когда дети быкуют, я стараюсь сохранять с ними общение: регулярно хожу с каждым из них гулять, в кино, чаще разговариваю. Бывает, что детей сложно понять, особенно подростков. Когда сыну исполнилось 15, он покрасился в белый цвет. Мы с женой посовещались и решили, что пусть лучше эта дурь сейчас из него выйдет, а не лет в 25–30. Или, например, захожу как-то к нему в комнату — он играет в стрелялки и одновременно слушает проповедь о Слове Божием. И ему нормально. А младшая дочь четыре года одевалась во всё черное — типа оверсайз. Ну хорошо, главное — принимать фырканье и недовольство подростков, а все чудачества пройдут. Просто им надо проявить свою индивидуальность.

Архиважно в любой ситуации сохранять дружбу с ребенком и показывать: «Да, мне что-то может не нравиться в твоем поведении, но я всегда рядом». Тогда будет шанс, что, если дети запутаются, они придут ко мне, чтобы поговорить по душам. А если я отрублю общение, они останутся один на один со своими демонами и обратятся не к тому источнику утешения. Напьются, уколятся или закрутят какой-то левый роман.

10. Мне очень легко общаться с дочерьми. Всё просто — они папины дочки. Я могу держать их в объятиях и говорить: «Ты моя красавица, ты умница, ты самое дорогое, что есть в моей жизни, я тебя люблю». Они балдеют от этого. Когда я в отъезде, они мгновенно отвечают на мои сообщения, мы часто созваниваемся. Я люблю приглашать их на прогулки, как на свидание. Только вот проблема, что некоторые говорят: «Посмотри, какая у Лунева молодая жена». До чего люди странные! Неужели не видно, что мы — горделивый папа и красавица-дочка?

Для меня важно именно по отдельности проводить время со своими детьми, чтобы показать каждому из них, что он важен. Дочки рассказывают мне обо всем, а я им — о своем духовном опыте. В ранней церкви проводились агапы, «вечера любви», когда после службы христиане собирались вместе и делились за трапезой и духовным хлебом — откровениями, которые они пережили во время литургии. Я тоже кормлю своих детей духовной пищей. Они с жадностью это впитывают и тоже описывают, что нового они узнали о Христе.

11. С сыном куда сложнее — он молчун, он замкнут, он редко отвечает на сообщения. Короче, на своей волне. Я много раз пытался ломать его об колено — чтобы исправить. Когда он учился в седьмом классе, я был очень строгим к нему. Думал: «Пацан растет! Надо мужика воспитывать!» Мне казалось, что он должен понимать меня с полуслова. Я вообще не брал в расчет, что он отдельная личность со своим внутренним миром, восприятием и свободой воли. У меня ушли годы, чтобы это понять.

Как-то вечером жена мне сказала: «Сёма плачет». Сын говорил: «Папа постоянно недоволен мной. Папа не любит меня, он вечно придирается». Вот это да! Я даже не замечал за собой этого. Сам я рос с братом, отцом и матерью. Отец меня любил, но любовь свою выражать не умел. Он эмоционально отсутствовал и иногда пил. Он всегда задавал мне всего два вопроса: как дела и как оценки? Больше общения у нас не было. В итоге я неосознанно так же вел себя с сыном — задавал всё те же два вопроса и больше его жизнью не интересовался. Как говорится, в саду я не работал.

12. У меня была мечта, чтобы сын тоже стал проповедником. А он заявил в 18 лет, что хочет построить карьеру, заработать кучу денег и попасть на первую страницу в «Форбс». Я решил не давить на него и просто ждать. Он учился в Китае на фармацевта, а потом вернулся и пошел в военкомат. Ему сказали: «Иди отсюда, у нас нет комиссии», а он: «Нет! Заберите меня!» Ему были интересны воинская честь, доблесть, отвага. Служба в армии казалась ему очень романтичной. Для мужчин это нормально — стоишь у склона горы и гадаешь: «Смогу забраться или нет?» Секунда колебания — и ты уже лезешь на гору. Зачем? Да просто так, доказать себе что-то. Я говорил ему: «Это хорошая школа, но лучше пройти ее заочно». Он упрямый — отслужил, вернулся и не потерял веру.

У сына еще в школе было прозвище Сёма-пророк. Он мог предсказать что-то, что в итоге происходило через несколько месяцев. Думал, что это просто совпадение, но на самом деле у него есть пророческий дар — он может видеть вещи глазами Бога. В армии он тоже пророчествовал, проповедовал Христа и пользовался уважением. Сейчас он определился — пошел по духовной стезе, поет псалмы, играет на музыкальных инструментах и очень помогает мне в церкви.

13. Я постоянно говорю детям, как они одарены. Помню, я как-то молился: «Господь, есть ли в моем сердце ложь, которой я верю сейчас?» И почувствовал, как Господь мне сказал: «Ты веришь, что ты не одарен, но это не так. И твои дети одарены». Я когда-то работал на железной дороге и почему-то сразу представил именно 88 вагонов даров. Подумал: «Ого, Господь, спасибо! Вот это состав — каждому по 22 вагона». Посмотрел в интернете, что значит цифра 88 — оказывается, столько клавиш у пианино, полная гамма. Мы очень часто занижаем свои достоинства, а Бог видит в нас золото и открывает нам наши сокровища. Я и детям своим сказал: «У вас там 88 вагонов! Распаковывайте!»

Старшей дочке досталось мое увлечение фотографией. Она снимает разные свадьбы, корпоративы, и, насколько я знаю, у нее бывают и откровенные фотосессии. Она хочет помочь девушкам раскрыть их женственность, стать уверенными в себе. Я верю, что Бог создал сексуальную красоту для брака, чтобы она проявлялась только между мужем и женой. Вне брака — это блуд, это против Закона Божьего. Но я уважаю выбор дочки, и я верю, что она способна провести черту между нравственностью и безнравственностью. Я знаю, что она никогда не перейдет границы христианской этики.

Когда я оканчивал школу, моим любимым предметом была литература. Я даже планировал поступать на историко-филологический факультет. Моя страсть к книгам передалась средней дочке — она очень эрудированна, окончила факультет журналистики. Младшая дочь может сделать из куска металла проволоку, а потом превратить ее в кольцо с изящным плетением. Что ни попадет к ней в руки, превращается в искусство. Сейчас она учится на ювелира.

14. Полнота мужчины — в отцовстве, полнота женщины — в материнстве. Когда у нас уже было трое детей, я уговаривал жену родить четвертого ребенка. Мы уже одиннадцать лет жили в съемных квартирах, и она поставила мне условие: «Купишь квартиру — рожу». Ну, я взял ипотеку, купил квартиру и спрашиваю: «Ира, что насчет четвертого?» И она отвечает: «А я пошутила!» Но через три месяца мы поняли, что в новом месте жить невозможно — стены не черканы, полы не писаны и не каканы. Видно, что маленького ребенка здесь не было — младшей тогда уже пять лет исполнилось, — так что родили еще дочку. Я бы хотел шесть детей, но жена сказала после четвертого: «Дальше будешь сам рожать. Я не умею».

Дети — это не мука, не наказание. Это подарок, благословение от Бога. Огромное счастье — быть отцом. Есть в этом что-то божественное: вот вас было двое, а вот появился на свет еще один человек. Только еще бы парочку, конечно. Говорю жене:

— Давай родим. Давай снова почувствуем себя молодыми.

— Жди внуков.

— Что-то меня эта мысль совсем не молодит…

Не знаю, хороший ли я отец. Наверное, это нужно спрашивать у детей. Но отец в семье должен быть представителем Бога Отца. А каков он — наш Бог Отец? Он есть любовь. По крайней мере, я стараюсь быть хорошим отцом. Учусь у моего небесного Отца.

Фото из личного архива Алексея Лунева