«Иди и смотри» Элема Климова стоит особняком в длинном списке кино о ВОВ: его называют и самым жестоким фильмом о войне, и самым громким антивоенным высказыванием в истории советского кинематографа. Ко Дню памяти и скорби мы поговорили о смыслах «Иди и смотри» с автором и ведущей видеоблога о литературе и кино Creative Space, профессором НИУ ВШЭ Марией Штейнман.
«Убейте Гитлера»: что это значит
Название, под которым знают «Иди и смотри», было выбрано не сразу. Первоначально Климов хотел назвать фильм «Убейте Гитлера». Если ориентироваться на интервью самого режиссёра, становится ясно, что это название сродни призыву «убить дракона» — как у Евгения Шварца в его знаменитой пьесе «Дракон». Убить в себе дракона значит превозмочь зло. Убить в себе Гитлера значит не допустить повторения катастрофы. Но такое название, конечно, не могло появиться в прокате.
«Иди и смотри» — цитата из главы шестой стиха седьмого Откровения Иоанна Богослова, также известного как Апокалипсис. Полностью она со следующим стихом звучит так: «И когда Он снял четвёртую печать, я слышал голос четвёртого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нём всадник, которому имя „смерть“; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвёртою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными».
Иными словами, название фильма — призыв, обращённый к Иоанну Богослову, но переадресованный Климовым себе, герою своей картины и зрителю. А просмотр этой картины — вызов, который требует напряжения не только душевных, но и духовных сил.
Климов действительно хотел снять апокалипсис: в сценарии даже была кульминационная сцена, воплотить которую не получилось просто потому, что съёмки, которые велись в хронологическом порядке, шли очень медленно. Видно, что фильм начинается в первый месяц лета, а упирается в холода. Сцена же, абсолютно апокалиптическая, должна была сниматься на островке в торфяниках, где сражались партизаны и немецкие оккупанты. Торф, по задумке режиссёра, должен был гореть — никто из воюющих не смог бы уйти с острова, в последней битве не осталось бы победителей. Снять сцену не успели, но фильм и без неё получился таким, что спокойно смотреть его очень сложно.
Война глазами ребёнка
Климову было необходимо, чтобы свидетелем — главным персонажем «Иди и смотри», глазами которого мы видим все происходящие события — был подросток, Флёра. Именно подросток обладает силой восприятия, не замутнённой взрослыми рамками.
У взрослого есть жизненный опыт, минимальная возможность для того, чтобы справиться с обстоятельствами. Ребёнок с обстоятельствами справиться не может, а потому он становится идеальным свидетелем обвинения войны. И даже у подростка всё ещё нет защитных реакций, к которым могут прибегнуть взрослые.
В фильме есть сцена: Флёра с тремя партизанами отправляется на поиск провианта. Все взрослые персонажи очень разные: один — интеллигент, другой — местный крестьянин, третий — какой-то балагур, который всё обращает в шутку. У каждого из этих взрослых есть свой механизм защиты, который помогает им не сойти с ума на фоне происходящего. Тем не менее все взрослые погибают — несмотря на «защиту» — и ребёнок остается один.
Не менее важно, что на роль Флёры был выбран непрофессиональный актер. Фильм снимался в хронологическом порядке, а потому актёр Алексей Кравченко — тогда ему было 13 лет — прошёл путь своего героя в условиях максимально натуралистичных съёмок. Именно непрофессионализм актёра позволил Климову добиться сокрушительной искренности: Флёра на наших глазах превращается в старика, в нём буквально убивают душу.
Климов постоянно объяснял Алексею, что происходит с его героем и с миром вокруг него. Сам мальчик, да ещё и без опыта съёмок, не умел выстраивать актёрский барьер между собой и своим героем — и, если верить Климову, психологи, которые присутствовали на площадке, предлагали буквально загипнотизировать актёра для съёмок в самых сложных и шокирующих сценах, например когда Флёра в жутком эпизоде на болоте осознаёт, что из-за него погибла вся его семья. Но Кравченко играл сам. Это был акт гражданского мужества, благодаря которому мы и чувствуем искренность фильма. Не уверена, что это получилось бы в противном случае.
Почему это фильм-свидетельство
«Иди и смотри» разительно отличается от остальных фильмов, посвященных Великой Отечественной.
Как правило, фильмы, снятые до него, преследовали чёткую идеологическую цель: их задачей была своеобразная эмоциональная мобилизация зрителя, ориентированная на ненависть к врагу. Это называлось «показать героизм советского народа».
Второй вариант военного кино — это когда показывают не столько войну, сколько человека на войне. Сюжет таких фильмов разворачивается вокруг ситуаций, в которых необходимо оставаться человеком («Женя, Женечка и „катюша“», «Летят журавли», «Иваново детство», «Отец солдата», «В бой идут одни старики»).
«Иди и смотри» относится к третьему, почти не представленному жанру военного кино. Это фильм-свидетельство
С одной стороны, эта картина особенная хотя бы потому, что основана на множестве документальных записей, в том числе книге Алеся Адамовича «Я из огненной деревни…». Мало того, фильм снимался в тех же местах, где во время Второй мировой проходили карательные операции. В 1985 году местные жители, заставшие войну, были живы, помнили оккупацию — Климов максимально вовлекал их в съёмки.
Это и есть сила свидетельства. Сегодня фильм невозможно было бы повторить, потому что тех людей, которые помнят Вторую мировую и могли бы рассказать, насколько война несовместима с человечностью, уже почти нет.
Один из самых жутких, на мой взгляд, эпизодов «Иди и смотри» — разговор со старостой деревни, которого немецкие оккупанты облили бензином и подожгли заживо. С обожжённым, страшным человеком, которого Флёра видит, добравшись до острова на торфяниках, где прячутся односельчане. Старосту играл не профессиональный, а как раз местный житель Казимир Рабецкий, который в своё время пережил оккупацию. Его монолог обращён не только к Флёре, но и к зрителю. Таким образом фильм часто разрушает «четвёртую стену» (то есть барьер между персонажами и нами): герои часто поворачиваются лицом к камере и как бы смотрят прямо на тех, кто перед экраном.
В картине также показана реальная смерть. Климов настаивал на том, чтобы при съёмках использовались настоящие боезаряды, реальные трассирующие пули. Вначале пробовали вариант со взрывпакетами и холостыми патронами, но всё это не давало ощущения ужаса — только ощущение спектакля.
Поэтому было принято другое, опасное для актёров и съемочной группы решение
И вот во время обстрела на съёмках случайно была убита корова. Режиссёр не планировал показывать смерть в кадре. И можно сказать, что это, конечно, как бы не в счёт: «смерть» применительно к корове?.. Но это в счёт. Климов дал команду продолжать съёмки, и потому в фильме есть жуткий момент: умирающая корова смотрит на тебя, и ты видишь агонию беззащитного существа, которое умирает, не понимая, что с ним происходит. Она там стонет по-человечески.
Мы привыкли, что всё, что нам показывают, — картинка, зрелище, «не всерьёз». И современный зритель может быть шокирован подобной жестокостью. Он может спросить: «Разве можно показывать реальную смерть в кадре?» В ответ можно задать вопрос: «А вас не удивляют фотографии с мест военных действий?» Любой ценой режиссёр Климов старался победить зрелище, сделать фильм неигровым.
В нём всё — по-настоящему. Пожалуй, самая известная история со съёмок — про эпизод в амбаре (а если приглядеться — в бывшей церкви). Туда сгоняют всю деревню на массовую казнь. От массовки, то есть местных жителей, требовалась эмоция, неподдельный ужас. Если верить материалам о фильме, то, во-первых, кто-то в шутку бросил, что киношники и правда могут поджечь здание, а, во-вторых, один из актеров согласно своей роли дал очередь в воздух. Всё это вызвало настоящую панику.
Если говорить об этом фильме современным языком, его можно назвать вариантом иммерсивного высказывания, требующего от зрителя полного погружения. Смотрящий перестает быть потребителем картинки: он разделяет переживания, которые испытывает главный герой.
Против «святой злобы»
«Иди и смотри» — свидетельство о войне, которое направлено не на мобилизацию эмоций («надо ненавидеть фашизм»), а на то, чтобы зритель осознал: человечность и война несовместимы. Человек не может жить в войне. В интервью Климов вспоминал, как Алесь Адамович ответил ему по поводу опасений, что фильм смотреть не будут: «Пусть не смотрят, но мы должны оставить это после себя как свидетельство войны, как мольбу о мире». Потому-то в финале Флёра и не может выстрелить в Гитлера-младенца: милосердие в нём побеждает ненависть. Что-то очень важное, человеческое должно оставаться в человеке.
Фильм, по сути, полемизирует с идеей, которую Александр Блок в своей поэме «Двенадцать» называет «святой злобой» — ненавистью, дающей силы воевать. Вся картина подчёркивает элементы ненормальности, безумия войны. Вспомним жуткий, потусторонний взгляд девочки Глаши, с которым «не совпадают» её улыбающиеся губы.
Или вот в кадре появляется аист — один из символов Беларуси, мира. Он ведёт себя очень странно, заглядывает к спящим подросткам в шалаш и, благодаря операторской работе Алексея Родионова, будто смотрит внутрь зрителя. Это страшно, потому что зритель не понимает, что происходит, — а за этим неподвижным птичьим взглядом скрывается ужас войны.
И подобных эпизодов масса. Вот Флёра оказывается в родной, но уже опустевшей деревне. Из трубы идёт дым, всё хорошо. Но людей нет. Флёра повторяет: «Успели уйти». На полу в его доме — брошенные куклы. Картошка рассыпана по столу. День, но горит керосиновая лампа. И мухи, всюду мухи. Вообще-то это нормально для деревенских домов, но само по себе их жужжание в тишине звучит неестественно. Флёра находит в печи тёплый чугунок со щами, ест их и как будто отказывается верить, что вся его семья всё-таки погибла. А девушка Глаша чувствует это и не может проглотить ни кусочка. Только потом камера покажет нам расстрелянных жителей у стены дома.
Фильм, который снят как законченное антивоенное высказывание, можно, конечно, преподнести иначе. Он вызывает смятение — а человеком в состоянии смятения очень просто манипулировать. Поэтому на место гитлеровцев можно подставить любого другого врага и таким образом разбудить в зрителе чувство ненависти. Говорить о картине можно так, что она будет пробуждать не переживания, а жажду активных действий. Но какие в этом случае будут активные действия?
Если смотреть фильм целиком, от начала до конца, никакого другого посыла, кроме того, что война — это кошмар, вынести невозможно.
Стоит ли смотреть фильм с детьми
Нужно ли смотреть этот фильм сейчас? Безусловно. Но важно понимать, что с подростками его нельзя обсуждать с позиции «взрослых и старших». Перед этим сокрушительным свидетельством кошмара, неестественности войны, уничтожающей в человеке человека, равны все.
Фильм нельзя заставлять смотреть из-под палки. Потому что в таком случае единственной (и, между прочим, здоровой) защитной реакцией на эти ужасы окажется смех, то есть попытка снизить градус кошмара. И это будет не доказательством того, что «молодёжь ничего не понимает и не уважает», а просто ответом здоровой психики.
Подростки и вообще все дети, извините за пафос, очень чувствительны к любой лжи. Если тот, кто хочет поговорить с ними об этом фильме, собирается объяснять его свысока, рассказывая, как именно надо говорить о войне и любви к родине, эффект картины будет потерян.
Так что, если, например, учитель собирается организовывать коллективный просмотр фильма, ему нужно создать атмосферу доверительности: тяжёлые эмоции просто необходимо будет разделить друг с другом. И тогда обсуждение станет моментом абсолютной искренности и доверия. Чтобы разговор об «Иди и смотри» состоялся, нужно спуститься с кафедры.
В подготовке материала принимал участие Сергей Родионов.
Фото: кадры из фильма «Иди и смотри», 1985 год
