Почему ребенок может воспринимать воспитателя как врага? Откуда взялись детская депрессия и СДВГ? Почему мужчинам не рады в детских садах? Об этом мы поговорили с Виталием Паутовым — психологом, который 3 года проработал в детском саду и многое понял о детях, родителях и воспитателях.
«Я вообще не планировал работать с детьми»
Путь в психологию у меня получился нелинейным. Сначала пошел на филфак — и это было по любви. После учебы пришел в журналистику, которая меня вскоре разочаровала: работать в провинциальном СМИ — сомнительное удовольствие. Когда окончательно перестал понимать, зачем мне эта профессия, вспомнил о юношеской мечте — работать психологом.
Чтобы ее исполнить, пошел на магистерскую программу по психологическому консультированию. Потом окончил аспирантуру в СПбГУ.
Оказалось, что найти практику в психологии не так уж просто. Куда бы ни подавался, везде получал отказ из-за отсутствия стажа. Неясно, где мне было взять этот стаж, если вообще никуда не берут без опыта.
Когда уже хотелось пойти водить трамвай вместо того, чтобы психологией заниматься, я всё-таки решил попробовать в последний раз и обратился в службу занятости. Сходил на два собеседования, а третье проходило в детском саду, куда меня и позвали. Хотя я вообще не планировал работать с детьми.
Поначалу был страх — за плечами только опыт репетиторства, а тут предстоит работать с маленькими детьми, которые требуют очень аккуратного и грамотного обращения. Хоть изначально я и не собирался работать с детьми, реальность такова, что психологу без опыта работы выбирать не приходится: детский сад так детский сад.
«Недоброжелателей себе я нажил тем, что отстаивал право детей плакать»
В садике я проработал три года — и ушел оттуда, когда почувствовал, что сделал в рамках своих полномочий и возможностей всё, что мог. А было это совсем нелегко. В первую очередь из-за трудностей в общении с воспитателями. Некоторые коллеги считали, что я занимаюсь ерундой и мешаю им делать их работу.
Недоброжелателей себе я нажил тем, что отстаивал право детей плакать. Многие воспитатели, когда ребенок плачет, пытаются сделать так, чтобы он как можно быстрее перестал это делать. Иногда просто требуют от ребенка успокоиться. Я такие методы не поддерживал, много спорил, вставал на защиту ребят.
Удивляет, что взрослые не могут находиться рядом с детскими слезами — сразу пытаются ребенка успокоить, утихомирить, иногда, скажем честно, просто заткнуть. Я считаю это пагубным для детской психики.
Настойчивое «не плачь» — это запрет на выражение чувства, какая-то странная команда в духе «А ну-ка не существуй!». Как ребенок 4–6 лет может взять и перестать плакать?
Он, конечно, способен напрячь мышцы, железы, душевные силы, но чего это ему будет стоить?
Когда говорил воспитателям, что запрещать плакать нельзя, мне прилетал примерно такой контраргумент: «Лучше взять ситуацию под контроль, чем он будет плакать 10 минут, а потом почувствует себя плохо». Разумеется, хорошо бы успокоить ребенка, если это представляется возможным. И равнодушия к слезам проявлять не стоит. Однако во фразу «не плачь» по определению вложен приказ прекратить выражать неудобные для окружающих эмоции немедленно.
Кроме того, большую роль играет интонация. Запрет на слезы сам по себе плох, но эту ошибку взрослые часто усугубляют тем, что переходят на повышенный тон и буквально требуют не плакать.
Конечно, надо брать в расчет возраст. В ясельной группе, пожалуй, воспитателю желательно успокоить ребенка как можно скорее — иначе начнется цепная реакция, и очень скоро реветь будет вся группа. В средних и старших группах психика воспитанников уже устойчивей, так что ребенку можно дать время на то, чтобы выплакаться. И успокоить лаской, участием, а не командой «не плачь».
Всё это я старался объяснить воспитателям. Многие из них, особенно специалисты старой закалки, мои доводы игнорировали. Но некоторые, мне кажется, всё же прислушались.
«А что, мужчинам можно в садике работать?»
Так сложилось, что детский сад — традиционно женская территория. Поэтому на мужчин, которые приходят туда работать, всегда смотрят пренебрежительно или с опаской. Меня такое огорчает, и грустно, что мне пришлось столкнуться с общественным неприятием.
Когда я пришел делать необходимые для медкнижки прививки, то во время осмотра рассказал, где буду работать. Терапевт, услышав, что я устраиваюсь в детский сад, округлила глаза и строго спросила: «А что, мужчинам можно в садике работать?» То есть вот оно — выражение общественной позиции. В понимании многих людей мужчина — какое-то опасное животное, которое нельзя подпускать к детям.
Одна из мам, которая не поняла, почему мужчина 32 лет, аспирант, работает в детском саду, не позволила, чтобы я как психолог работал с ее ребенком.
Она подумала, что у меня есть какое-то нездоровое влечение к детям
Впрочем, был ко мне и позитивный интерес. Первый педагогический консилиум, где я выступал, собрал небывалое число родителей. Обычно это мероприятие мало кто посещает, а тогда был прям аншлаг — многие пришли посмотреть на меня, мужчину-психолога, как на неведому зверюшку.
Многие родители меня поддерживали. Сейчас все-таки высока доля взрослых, которые интересуются психологией. Работал с ними по большей части индивидуально — организованные мной встречи родительского клуба большой популярностью не пользовались: в будни все работают, а выходные хотят посвятить отдыху, что, безусловно, обычное человеческое желание.
Остальные родители относились ко мне индифферентно: есть психолог — ну и славно, нет психолога — ну и бог с ним.
«Детский психолог нужен родителям больше, чем детям»
Не то чтобы без меня, детсадовского психолога, ребенок не разовьется и не вырастет. Психические функции у ребенка и без меня сформируются. Моя задача в том, чтобы сопровождать эти процессы, внимательно наблюдать за тем, как формируется детская психика, и фиксировать моменты, в которых естественное развитие теряет баланс, доставляя ребенку страдания. И именно об этом я должен разговаривать с родителями. Вообще детский психолог нужен родителям больше, чем детям.
Тут, конечно, не может быть речи о том, чтобы психолог учил маму с папой жизни, рассказывал им, как воспитывать их ребенка. Моя задача состоит в том, чтобы найти причину дисбаланса (если он есть) в развитии ребенка, наметить пути решения этой проблемы.
Причем я пытаюсь избегать конкретных рекомендаций: мне кажется, они не очень эффективны. Мои рекомендации, как правило, общие: например, снизить эмоциональное напряжение. Они дополняются возможными схемами решения проблемы, набор которых зависит от того, что родители рассказали о себе и ребенке и что вижу я сам, пока ребенок находится вне семьи — в обществе ровесников из детского сада.
«Как психолог могу сказать, что послушание — не благо, а симптом»
От психолога или на форумах родители почему-то всегда хотят узнать, как до ребенка что-то донести. Я не люблю это слово. Родители зачастую не понимают, что именно донести до ребенка какие-то сложные логические конструкции почти невозможно. Ребенок всегда хочет говорить сам, стремится быть услышанным. И это нормально! Несмотря на это, вместо того чтобы организовать диалог, родители вечно пытаются детям что-то втюхать: убеждение, оценку, какой-то урок.
Все еще почему-то хотят, чтобы дети были послушными — то есть, если убрать словесные декорации, удобными. Как психолог могу сказать, что послушание — не благо, а симптом. Оно показывает, что часть детских переживаний подавлена, а следование требованиям мамы с папой сопровождается эмоциональным напряжением, доставляющим страдания.
Когда я обсуждал с родителями эту проблему, то просил представить их своего ребенка послушным — но только во взрослой жизни. Я старался показать им, что послушные дети вырастают в безвольных или ведомых взрослых — одни вечно перерабатывают, другие оказываются под влиянием опасных компаний. И всё потому, что в них воспитано убеждение — тому, кто просит или приказывает, всегда лучше видно, что хорошо, а что плохо.
«Выслушать, приобнять, побыть безопасным взрослым»
Моя как психолога задача — стать для ребенка именно тем взрослым, который его выслушает и попытается понять, который не собирается лепить из него какого-то идеального человека. Я никогда не лезу к ребенку с собственными историями. Вместо этого лишь слушаю то, что он сам хочет рассказать, поддерживаю тему. Общение чаще начинается по инициативе ребенка — если он не хочет разговаривать, я не настаиваю.
В отличие от воспитателей и нянечек, которые просто не успевают каждому уделить внимание — им главное уследить, чтобы никто не расшибся и не испачкался, — я могу наблюдать за каждым ребенком отдельно. Разумеется, в рамках своего фокуса: смотреть за тем, как ребенок общается, проявляет эмоции и творческие способности.
Причем большая часть взаимодействия с детьми происходит не во время занятий, а в рамках, как я ее называю, коридорной работы.
У детей в садике совсем нет свободного времени. Они либо занимаются, либо едят, либо гуляют, либо спят — всё это для них, так или иначе, большой труд. Единственная возможность свободно пообщаться с детьми выпадает на моменты, когда они собираются на прогулку или возвращаются с нее.
Этим небольшим окном в детском графике важно грамотно воспользоваться. Я за него успевал уделить внимание всем, кто ко мне подойдет чем-то поделиться, и поработать с ребятами, у которых не получается наладить контакт с группой. Много времени я, например, посвятил мальчишке, который стал в группе изгоем и из-за этого проявлял агрессию: постоянно махал кулаками и ногами. Мне было важно дать ему дополнительное внимание: выслушать, приобнять, побыть безопасным взрослым.
«Трудно стать для ребенка безопасным со старым набором представлений о воспитании»
Безопасный взрослый — тот, кто готов оказать ребенку поддержку, дать ему ощущение покоя. В идеале им должен стать родитель. Ситуативно на его месте может оказаться кто угодно, в том числе вот психолог в детском саду или воспитатель. И вообще, чем больше вокруг безопасных взрослых, тем для ребенка лучше.
К сожалению, не у многих это получается. Я как-то общался с мамой одного из воспитанников, и она честно сказала: «Я, может, и хотела бы воспитывать ребенка иначе, но знаю только один способ родительства — тот, в соответствии с которым воспитывали меня». Ясное дело, со старым набором представлений о воспитании стать для ребенка безопасным трудно: просто потому, что складывались эти нормы в то время, когда психологии — не важно, на каком уровне, популярном или глубоком, научном, — уделялось в массах мало внимания.
Плюс ко всему стресс и переутомление, с которыми сталкивается современный взрослый, усложняют общение с ребенком: на детей мы порой выплескиваем то недовольство, которому они даже не послужили причиной. Конфликты на работе, с друзьями, с супругом, с собственными родителями заставляют нас быть грубыми, невнимательными, вспыльчивыми — одним словом, небезопасными.
«У детей всё просто: строгий — значит злой»
Воспитателям тоже трудно быть безопасными взрослыми. Тут источник проблемы скорее системный: дошкольное образование сейчас таково, что детей учат вести себя строго определенным образом. Очень много внимания уделяется дисциплине, которая требует от воспитателя строгости.
Я как-то проводил с ребятами занятие: диктовал словосочетания и просил детей их нарисовать, а через какое-то время показывал рисунки авторам и предлагал по ним вспомнить, какое конкретно словосочетание они изображали.
В числе заданий было словосочетание «строгая воспитательница». Почти все дети рисовали ее, «строгую воспитательницу», а посмотрев немного погодя на свои работы, говорили, что на рисунке «злая воспитательница». Это очень показательно. Сразу видно, как у детей всё просто: строгий — значит злой.
Воспитатели тоже склонны мыслить подобными категориями. Я заметил такую закономерность: кто хорошо себя ведет, тот уважаемый человек, хороший ребенок, а тот, кто не очень удобен — шалит, часто плачет, тот плохой ребенок.
«Отцу можно и нужно быть ласковым с ребенком»
Несмотря на то что предвзятое отношение к мужчинам, работающим в детских садах, расстраивает, я вполне понимаю, откуда оно берется. Некоторые просто считают ненормальным, если мужчина деятельно, а главное, эмоционально вовлечен в воспитание. Недавно нашел на одном форуме абсолютно дикое обсуждение. Женщина писала: «Сегодня укладывали дочь спать, а муж как-то странно, ласково на нее смотрел. Может, он педофил?»
То есть для нее мужчина — точно не тот, кто может на собственного ребенка смотреть ласково. Нетрудно догадаться, что мужчина, в рабочие обязанности которого входит доверительное общение с детьми, такой женщине тоже покажется ненормальным.
Вообще-то такие представления просто опасны. Отцу можно и нужно быть ласковым с ребенком. Просто поставьте себя на место ребенка: вы радуетесь, плачете, кричите, беситесь, грустите — а папа на это вообще никак не реагирует. Может быть, он не реагирует, потому что вас вообще для него не существует? Представьте, каково малышу прийти к такому ощущению.
Поэтому быть черствыми сухарями не рекомендуется никому. А теплыми и ласковыми — рекомендуется всем. Другое дело — личные границы ребенка, существование которых тоже нельзя игнорировать. Удушающая забота травмирует ребенка не меньше, чем полное его игнорирование. Тут важен баланс.
«Почему вам стыдно, что ваш ребенок капризничает?»
Кто-то скажет, дети стали какими-то слишком хрупкими и уязвимыми — как будто в советском детстве никто не получал никаких травм, все себя прекрасно чувствовали, не было никаких расстройств, никакого СДВГ.
На это у меня простой ответ: дети коллективно никак не меняются. Они просто не живут в историческом времени. Современные дети чувствуют и видят мир примерно так же, как видели и чувствовали мир дети 100, 200 и 300 лет назад. Ребенок — чистый лист, и его портрет, какой бы ни была эпоха, всегда одинаков. Он естественным образом тянется к миру, который построен взрослыми. А вот уже их портрет — взрослых, родителей — меняется постоянно.
На этот счет есть показательная история. На первом консилиуме разговаривал с одной «современной» мамой. Она рассказала мне про все кружки, которые посещает дочка. Оценив с ее слов нагрузку на девочку, я высказал предположение, что от некоторых дополнительных занятий можно и отказаться — ребенку нужно отдыхать. На что получил ответ: «Отказаться? Как же? Ведь надо быть в тренде!»
Меня это поразило. Ясное дело, что в тренде надо быть маме, а не дочери. Моде на продуктивность и саморазвитие подвержен родитель, а страдает ребенок.
Так всегда: детскую психику формируют во многом именно родители и их подходы к воспитанию.
Ребенок не будет здоров и счастлив, если мама с папой его изматывают, игнорируют, стыдят, стыдятся или подавляют
Недавно наблюдал сцену в автобусе. Ребенок вертелся, капризничал — в общем, привлекал к себе внимание. Чтобы это прекратилось, ему дали телефон — и жизнь у него на лице пропала. На экране замелькали картинки, что-то запиликало, отчего лицо у ребенка просто обмякло. Честно, меня это напугало.
Да, «игрушка» помогает быстро отвлечь от переживаний. Всё это — чтобы мама не нервничала, а окружающие не показывали пальцем. Но тут вопрос к родителю: а почему вам стыдно, что ваш ребенок капризничает? Неужели это вас или его порочит?
Мы слишком часто стараемся отгородиться от детских эмоций, предпочитаем их заглушать, игнорировать или хотим, чтобы эти эмоции выражались по какому-то удобному для нас графику. Отсюда и «болезни» нашей эпохи — депрессия и тревожность.
Обложка: личный фотоархив Виталия; Anastasiia Gevko / Shutterstock / Fotodom
