У Эльзы Зарубиной три высших образования, она работала и в вузе, и в школе, но в результате выбрала детский сад и не жалеет об этом. Разве что изредка, когда попадаются особо тревожные родители. Вот ее история.
«Мечтала стать писателем или работать на шоколадной фабрике»
Я училась в специализированной школе-интернате закрытого типа для детей, лишенных родителей. Отдельный городок, этакий Хогвартс на 1200 человек: учебный корпус, два общежития и детский сад. И естественно, что у ребенка, который выпускается из такой школы и ничего, кроме нее, не видел, довольно ограниченные представления о реальном мире.
Маленькой я думала, что буду писателем. Просто очень любила читать, а на ночь мы рассказывали друг другу сказки. В один из вечеров выяснилось, что все прочитанные сказки уже рассказаны, и тогда я стала придумывать свои — но моей фантазии хватило только на год.
После я мечтала работать на шоколадной фабрике — там же делают шоколад! А что может быть вкуснее? Но умные старшеклассники сказали: «Эльза, ты этого шоколада в первый месяц наешься и потом всю жизнь будешь его ненавидеть».
В старших классах, когда начали изучать историю, я поняла, что это мне действительно нравится. И решила, что пойду учиться на исторический факультет, на отделение, которое занимается музеями. К десятому классу выяснилось, что в стране всего два таких вуза. Я слабохарактерная, подумала, что в МГУ не пойду, потому что он же единственный на всю страну: как я туда поступлю, ведь каждый уважающий себя человек хочет там учиться. Так что я пошла по самому легкому пути и поступила в Смоленский педагогический университет на исторический факультет. Приехала, сдала экзамены и начала учиться. Позже случайно узнала, что там конкурс был 13 человек на место. Если бы я узнала это до экзаменов, я бы просто развернулась и ушла.
«Благодаря вам я уже умею говорить по-русски»
После учебы я какое-то время преподавала кулинарию (так вышло), а дальше мне предложили вести в институте русский и литературу — там преподаватель на пенсию уходила. И я поступила на филологический факультет, чтобы иметь право читать лекции взрослым. Как закончила, сразу пошла работать в вуз — это была МФЮА (Московская финансово-юридическая академия. — Прим. ред.). Читала студентам ораторское искусство, русский язык и культуру речи.
Юристы же очень умные, но говорить не умеют совсем, мне их нужно было социализировать, чтобы они могли не только с юристами, но и с обычными людьми разговаривать. На первой лекции было всего то ли трое, то ли четверо студентов — я так обрадовалась. Чем их меньше, тем проще работать.
Но когда я пришла на следующую лекцию, то не смогла сразу зайти в аудиторию. В коридоре стояла толпа студентов, которые пытались зайти внутрь, а я пыталась просочиться между их пиджаками.
Они мне: «Девушка, нам тоже туда надо», а я им в ответ: «Вы не поверите, мне надо больше. Вы-то можете и не ходить»
В общем, когда я все-таки протиснулась к учительскому столу, спросила: «А что у вас тут за аншлаг такой? На прошлой лекции вас было совсем чуть-чуть». А они в ответ: «Лекции очень интересные, вот мы и пришли».
Помню, когда читала последнюю лекцию курса, выхожу, стоят мои коллеги — они ключи принесли, спрашиваю: «А вы что стоите?» Они мне: «Не могли уйти, интересно было тебя слушать».
У меня был студент, восточный мальчик лет семнадцати. Тростиночка, и глаза огромные. И он все время сидел на лекциях и молчал. Спросила у куратора — оказалось, что он отличник, приехал к нам из другой страны, а по-русски не говорит. Года через три я его встретила в коридоре, и он первый со мной поздоровался. Я удивилась: «Но вы же говорите по-русски!» — а он мне: «Благодаря вам я уже умею говорить по-русски». Акцент был, но словарный запас очень хороший. Он мои лекции записывал на диктофон, а потом повторял
«Эльза, у вас, наверное, солнышко в кармане»
Некоторое время я работала в РГГУ, а потом у меня родилась дочка. Мы тогда жили в небольшом подмосковном городке, где было всего две школы, и как-то меня попросили выйти учителем литературы. Учителем русского я быть не хотела — это же тетрадки проверять, самостоятельные работы, диктанты, контрольные. А учителем литературы почему бы и нет? Я пришла на работу, и оказалось, что от русского меня никто не освобождал.
Так у меня появилось два класса: 5 «В» и 6 «В». «А» и «Б» — это сильные классы, а «В» — это класс «возьми всё, что осталось». Но они самые интересные. Мы с ними много спорили, читали, учили. А еще ездили в Питер, я для них была экскурсоводом. Они мне тогда говорили: «Эльза, у вас, наверное, солнышко в кармане, вы его все время вытаскиваете, а мы им пользуемся».
Просто нам везло: мы на улице — солнце светит, заходим в музей — дождик начинается
В общем, они так влюбились в этот город, что несколько ребят после окончания школы поехали туда поступать и остались там учиться. Родители, конечно, были недовольны, спрашивали, почему я их не в Москву отвезла, которая ближе.
При всей своей лени я трудоголик. Считаю, что, если ты что-то делаешь, ты должен делать это правильно или не делать вовсе. Быть учителем или воспитателем — круглосуточная история, мы не имеем право на отказ ребенку в помощи.
Так что я практически не видела, как растет моя дочь. Когда она заболевала, я оставляла ее с соседями-армянами. Дошло до того, что Сашка стала разговаривать на армянском и я просила соседку переводить, что она говорит.
«Взяли меня из-за высшего образования и маленького ребенка»
В школе я проработала всего два года, а потом из декрета вернулась девушка, чью ставку я занимала, и я уехала вместе с ребенком на море на четыре месяца — это был мой самый долгий отпуск.
А по возвращении ко мне пришла соседка и предложила пойти работать в детский сад воспитателем. Я отказалась, потому что понятия не имела, как работать с маленькими детьми. Когда моя Саша начала ходить в детский сад, я работала в школе, так что моя карма была отводить ее в сад, а забирал папа. Но соседка продолжала уговаривать, уверяла, что это практически санаторий. Огромная территория, сад, птички поют, с детками сидишь, они там своими делами занимаются, вывела на улицу, потом покормила, спать уложила, а тут уже и родители пришли.
И я решила попробовать. Сама я никогда в детский сад не ходила, период, когда дочка ходила, пропустила, так что это место было для меня чем-то неизведанным. Взяли меня из-за высшего образования и маленького ребенка.
Заведующая решила, что, раз у меня самой есть ребенок, я точно знаю, что делать с маленькими детьми
Но когда я вышла на работу, поняла, что, работая в детском саду, невозможно строить планы. Со студентами работать гораздо проще — они замотивированы, большинство платят деньги за учебу. А в детском саду — дети!
Коллектив меня принял холодно — меня же взяли по знакомству. Я честно призналась, что ничего не знаю. Подходила к другим воспитателям, просила совета. И от них узнала, что в саду, вообще-то, тоже есть планирование, проводят уроки. Есть и русский язык, и математика, и лепка, и очень много всего, только называется все это по-другому. Я неделю во всем этом разбиралась. Очень помог адаптироваться младший воспитатель. Она подсказывала, помогала проводить занятия. Я очень многому у неё научилась.
Женщина, которая меня позвала, просто прошла платные курсы, но я считаю, что человека без педагогического образования курсы не сделают профессионалом. В результате я пошла учиться на заочное в вуз, чтобы получить квалификацию педагога дошкольного образования.
«Коллега говорила, что дети — это пеньки с глазами»
Изначально я пришла работать во вторую младшую группу и объявила родителям, что буду вести с их детьми занятия. Они сильно удивились. Моя предшественница, та, что меня и привела, никакой игровой и образовательной деятельности не проводила, списывала на то, что дети — это «пеньки с глазами» — ничего не знают и не понимают.
Камнем преткновения стало то, что я не брала детей на руки. Коллеги меня постоянно спрашивали: «Что же ты их не приласкаешь, не пожалеешь?» Но как я могу взять ребенка на руки?! Любой ребенок испугается, если к нему подойдет посторонний человек и попробует взять его на руки. И чем больше он испугается, тем больше будет кричать. Мне проще подойти к ним, поговорить, во что-то поиграть, что-то им предложить.
Сначала надо помочь ребенку привыкнуть ко мне, а когда он захочет, чтобы его обняли, сам подойдет
Это немного дольше, но психологически ему точно так будет комфортнее. Мои «подготовишки», которых я вот только-только выпустила, могли посреди занятия встать, подойти, обнять меня, помолчать, чем-то похвастаться и дальше пойти заниматься своими делами. И я никогда не говорила им: «Ай-ай-ай, Аня, ты почему встала?»
Мне пришлось учиться быть воспитателем, я отвоевывала свои знания, педагогические умения, которые получила за всю свою жизнь. Это было тяжело, но с маленькими детьми работать гораздо интереснее. Они тебе верят, ты с ними честен и открыт. Ты показываешь им этот мир. Но при этом работать в детском саду оказалось гораздо сложнее, чем в школе или вузе. Потому что в садике еще есть родители.
«Мама еще уйти из сада не успела, а мне уже выговор пришел»
Многие из родителей — гипертревожные, как наш папа. Я помню, когда он Сашку в первый раз в сад отводил — не довел, потому что побоялся оставить там с посторонними людьми. И они остались играть в песочнице. А здесь у меня таких 42 родителя, которые боятся оставить своего ребенка. Можно сказать, что я работала не столько с детьми, сколько с родителями.
У них кругом враги, они спят и видят, что все хотят обидеть их ребенка, единственного и любимого
Когда моя Сашка ходила в сад, я успокаивала себя тем, что там работают профессионалы, но меня всегда очень напрягало отсутствие обратной связи и то, что дверь в группу наглухо закрыта и нельзя посмотреть, что там происходит. «Эльза, ты не видела, как росла твоя дочка в это время, но ты теперь можешь понаблюдать за этим на примере других детей», — сказала я себе. И я проговаривала с родителями все те переживания, которые сама когда-то испытывала.
У меня дверь в группу всегда открыта, а для родителей я завела групповой чат, в котором они могут мне писать и спрашивать. Я разговаривала с ними по утрам по телефону, пока ехала на электричке на работу и вечером, отвечала на эсэмэски.
Уровень тревожности у всех разный. И родители все разные. У меня были мамы, которые уверены, что воспитатель — это «подай — принеси». Мамы могли позволить себе привести ребенка и сказать: «У моего ребенка руки грязные, вот, помойте пожалуйста и ногти ему подстригите». Я же воспитатель, я обязана. Так считают мамы. И когда я сказала, что руки-то помою, а ногти стричь не буду, сразу полетела бумажка в министерство.
Мама еще уйти из сада не успела, а мне уже выговор пришел за то, что я не умею работать с родителями
Бывали дни, когда на меня прилетало сразу по 3–4 жалобы, я подходила к коллегам и недоумевала: «Ну как так? Я же все делаю правильно. Я выполняю свои обязанности и делаю даже больше». А они мне: «Эльза, потому что ты не умеешь разговаривать с родителями. Ты отвечаешь неправильно. Ты должна сказать — „хорошо“».
Но я ведь и правда не имею права давать ребенку лекарства или делать уколы и не знаю, как отреагирует ребенок, если я попытаюсь подстричь ему ногти. На это мои более опытные коллеги просто сказали: «Правильно. Так что в конце дня, когда ребенка отдаешь, говоришь: «Ой, извините, мы так заняты были, что на это не хватило времени, вы, пожалуйста, сами это дома сделайте». Это называется «воспитательская хитрость». Я тогда честно сказала, что считаю это лицемерием, а они мне напомнили про то, как и почему я детей на руки брать отказывалась. Я начала следовать советам, и все наладилось.
Хотя и после был один день, когда на меня одновременно с разницей в несколько минут пришли жалоба и благодарность. Подписала обе
Встречались мамы, которые требовали камеру повесить. Против камер я ничего не имею. Я, чтобы заработать на квартиру, одно время работала в меховом ателье — под камерами круглосуточно. Когда ты работаешь, тебе некогда смотреть, подглядывают за тобой или нет. Ты просто выполняешь свою задачу. Хотите камеру — не вопрос. Вешайте, смотрите, наблюдайте. Но это бы отвлекало от работы, потому что превратилось бы в постоянное: «Ой, мой мальчик слез со стула. Посадите его обратно», «Ой, у него рожица перемазана. Почему вы его еще не помыли?», «А мой сидит на горшке — идите вытрите ему попу».
И все же мне нравится работать в детском саду, я тут уже больше семи лет. В прошлом году выпустила группу, которую взяла в ясельном возрасте и довела до школы. Я общаюсь и с выпускниками и с их родителями, хожу на их выступления, болею на соревнованиях.
Когда работаешь воспитателем, проводишь гораздо больше времени с чужими детьми, чем с собственным ребенком, они растут у тебя на глазах, и ты совершаешь вместе с ними удивительные открытия. А сейчас у меня новые группы, так что открытий мне предстоит еще масса.
Фото: личный архив Эльзы Зарубиной
