«Ребята, не ссорьтесь»: почему нам не удается победить травлю в школах

Кажется, о буллинге уже известно всё. Но меняется ли ситуация? Какие механизмы работы с травлей есть в современных школах? И как сделать так, чтобы они точно сработали? Об этом издатель «Мела» Надя Папудогло поговорила с экспертами в рамках дискуссии на ММСО-2024.

Антибуллинговая программа: что получается, а что пока нет

Наталья Цымбаленко, заместитель руководителя Департамента образования и науки Москвы: Когда я восемь лет назад боролась с системой в роли мамы ребенка, которого буллят в школе, я вообще никак не была связана с образованием. Так случилось, что теперь я заместитель руководителя профильного ведомства. Когда я пришла на эту должность, первое, что мы начали обсуждать, — проблема буллинга и проблема психологического комфорта детей в школе. Уже три года, как существует проект «Вместе против буллинга», в каждой московской школе на каждом сайте школы есть баннер, который ведет на сайт, где мы собрали памятки для учителей, родителей и детей.

Самое главное, что на этом сайте есть анонимная форма обратной связи. Когда мы только запустили проект, у нас было по четыре обращения в неделю, а сейчас — ни одного. Но не потому, что все вдруг исправились. Во-первых, потому что учителя и школьные психологи стали включаться в борьбу с буллингом. Во-вторых, началась работа с Городским психолого-педагогическим центром, сотрудники которого выезжают на все такие случаи.

Борьба с травлей — системная история. Нельзя сказать: «Дети, а теперь давайте любить друг друга. Перестаньте ссориться, не портите нам статистику». Важно вести работу со всеми участниками образовательного процесса — и особенно со взрослыми. Бессмысленно разговаривать с детьми, если родители дома их поддерживают, говорят: «Все нормально, так и делай!»

Конечно, не хватает учителей, которые готовы работать с буллингом. Очень многие тянут до последнего и боятся лишний раз что-то сделать. Я призываю всех взрослых: иногда лучше перестараться. Лучше потом признать ошибку — и обрадоваться, что вы перепутали конфликт с травлей, чем совсем упустить ее из виду.

Павел Северинец, директор «Хорошколы»: Если у нас в школе признают, что травля существует, то какая-то работа так или иначе ведется. У нас как у частной школы возможностей больше — мы можем позвать спикеров, собрать родителей, они ценят свое время, но готовы прийти. Мы проводили несколько сессий с «Травли NET», родители очень быстро втягивались в тему и активно ходили на эти встречи.

А вот работать с педагогами сложно. В частной школе особенно мешает большая текучка, которая появляется, несмотря ни на что: везде конкурентные зарплаты, а в частной школе еще и требования повыше. Из-за текучки обучение педагогов затрудняется: вроде как всех выучил, о смыслах поговорил, зарядил, а потом часть педагогов вышла, новая часть зашла — и надо учить снова. Высокая педагогическая культура, о которой мы всегда говорим, тоже не всегда работает.

Борьба с травлей и ее профилактика — очень сложная работа, но мы продолжаем ее проводить. 95% родителей выбирают частную школу, потому что столкнулись с буллингом в своем детстве, приходят и говорят: «Вот у вас же не так!», — и мы много работаем, чтобы у нас было не так.

Как учителя провоцируют буллинг среди детей

Павел Северинец: Работать с учителями сложно еще и потому, что очень часто буллинг начинает сам педагог — из-за неудобного ребенка: «Он трудно себя ведет, он новенький, у него СДВГ, он не показывает результат, который надо показать, он завалит МЦКО». Жена рассказала мне сегодня историю, как племянницу довела до слез учительница словами, что она не сдаст математическую грамотность.

Мы просим учителей говорить детям, что та же диагностика нужна для проверки знаний, что за нее не ставят оценок, что можно не переживать. Особенно внимательными просим быть учителей физкультуры или творческих предметов. Потому что модель поведения (как негативную, так и позитивную) от взрослых подхватывают дети.

Мы долго разрабатывали антибуллинговую хартию, это действительно большая работа. И сложность возникает именно с учителями, потому что они должны быть единомышленниками. Не теми, кто пришел в школу получить зарплату от работодателя, провел урок, встал и вышел, а теми, кто готов проживать с детьми каждый день. Получается не всегда, и не всегда появляется результат.

Алина Тимерина, руководитель фонда «Шалаш»: Сложность в том, что борьба с буллингом — это ежедневная работа с каждым проявлением ребенка в классе. Очень часто обращают внимание на какие-то явные проявления — например, на физическую агрессию. Но ведь может быть и косвенная травля, ее определить труднее. Например, когда ученика нет в классе, одноклассники говорят: «Ой, как хорошо, что Пети нет!» При большой загрузке учитель может не заметить эту фразу, но все в классе ее услышат — и постепенно дети привыкнут к тому, что так говорить — нормально. Ежедневная работа с каждым таким маленьким кусочком будет складываться в большую систему правил.

Любые правила на любом уровне работают только тогда, когда есть кто-то, кто гарантирует эти правила, и последствия, которые наступают за их несоблюдение. То есть, если сам учитель запускает буллинг, всё разваливается.

Наталья Цымбаленко: Возможно, у нас есть некая поколенческая проблема. Многих из нас воспитывали, указывая на недостатки. Очень сложно воспитывать похвалой, проще сказать: «Наташа, что за суп у тебя невкусный!» Пара таких фраз — и Наташа никогда не будет готовить, просто чтобы никто больше не говорил про суп.

Учитель, который говорит ребенку о недостатках, в своем понимании тоже его воспитывает. Но, к сожалению (или к счастью), для наших детей это уже не работает. И я как мама этого тоже не хочу. Все-таки школа должна быть комфортным местом. Меня радует, что молодые учителя, которые только приходят в школу, уже знают, что такое травля. Они уже живут в другой реальности и воспитывают детей по-другому.

Нужно ли учить директоров работать с травлей

Алина Тимерина: Всегда эффективнее, если директор как держатель школьной системы задает правила всей организации. Так становится проще внедрять эти правила на любом уровне.

При этом главная ответственность за то, что происходит в классе, все-таки лежит на учителе. Не вина за то, что с детьми что-то не так, а именно ответственность. Она предполагает свободу принимать решения в рамках своего класса и урока, возможность влиять на правила, которые соблюдают дети. Здесь даже директор, который смотрит на травлю по-другому, не станет помехой. У учителя в классе огромная власть — сделать так, как он или она считает нужным.

Павел Северинец: Я неотделим от коллектива и учусь вместе с педагогами ровно для того, чтобы быть с ними в одном поле: вместе различать, что такое конфликт, что такое травля, и понимать, какие механизмы мы будем использовать. Директора могут, конечно, учиться отдельно — это отдельная классная тусовка, в которой будет обсуждаться, где найти деньги и как реализовать программу. Но гораздо лучше работать всем вместе.

Светлана Моторина, автор проекта «Травля: со взрослыми согласовано»: Будет ли травля в школе или не будет — на 100% зависит от директора. Конкретные акторы, то есть те, кто будет либо мешать буллингу, либо способствовать, — это все равно люди, которых будет подбирать директор. Обучаться надо вместе, и при этом директору надо обучаться гораздо большему. Недостаточно, чтобы он просто собрал всех на какой-нибудь тренинг.

Учитель в классе каждую минуту общения с детьми транслирует две вещи. Первая: «Вот так можно, так делаю я, и я разрешаю так делать вам». И вторая: «Так нельзя. Я так с вами не поступаю, и вы так делать не будете». В другом кабинете директор транслирует то же самое, причем и учителям, и всему школьному коллективу, вплоть до охранника. Культура должна прописывать всё, как ДНК. Даже охранник не имеет права как-то нагрубить ребенку. Поэтому директору важно знать, как и какие ценности он будет транслировать, как будет давать обратную связь. Учиться нужно всем, но некоторым нужно учиться больше.

Что делать, если родитель защищает агрессора

Алина Тимерина: Учителя могут влиять только на то, за что они отвечают. Мне кажется, что для родителя совершенно нормально говорить «Мой ребенок хороший» — это его базовая настройка, странно его за это ругать. Учитель не должен углубляться в обвинение ребенка, не должен ставить перед собой задачу доказать, что ребенок делает что-то не то. Нужно сосредоточиться на том, чем он управляет, — классе и правилах.

Несогласному родителю можно ответить: «Да, я понимаю, у вас дома принято так. Это ваша позиция, я не могу на нее повлиять (потому что родители определяют, как будет принято дома). Но в моем классе и на моем уроке так не принято. У нас другие правила, и я буду на уроке следить за тем, чтобы они соблюдались». Это может стать, к сожалению, критическим несовпадением школы и семьи. Так бывает. Но это не отменяет того, что мы не меняем правила класса под родителей и не пытаемся кому-то что-то доказать.

Наталья Цымбаленко: У меня был случай, когда система призвала на помощь систему. С родителями разговаривали и директор, и учителя, но родители заняли позицию «наши дети прекрасные» — и выдвинули целый список вещей, которые с их детьми нужно делать «лучше», чем с остальными. Директор пригласил на встречу инспектора по делам несовершеннолетних, прекрасную девушку в погонах. И она объяснила: сын нарисовал фотожабу на одноклассника — во взрослом возрасте за это есть уголовная ответственность. Дети испортили портфель однокласснице — на это можно подать в суд. А за физическое воздействие ответственность несут с 14 лет.

Она очень мило всё это рассказала, и претензии родителей моментально прекратились. Государственным школам может помочь именно государственная система.

Светлана Моторина: Мы все, кажется, понимаем, что плохое поведение идет от семейного воспитания. Я вас удивлю, но нет. Есть огромное количество случаев, когда воспитанные дети из хороших семей становятся зачинщиками или свидетелями травли. Вы даже не представляете, как легко дети из самых благополучных семей начинают творить дичь. Для этого нужно только одно — равнодушие взрослых вокруг. Поэтому фраза «Всё идет из семьи» мне не понятна. За нее очень легко зацепиться, сесть и ничего не делать. Так делать не нужно, потому что мир гораздо сложнее.

Фото: Drawlab19 / Shutterstock / Fotodom