«Мы-мама»: как лишить ребёнка самостоятельности одним местоимением
Блоги28.03.2018

«Мы-мама»: как лишить ребёнка самостоятельности одним местоимением

«Мы поели», «мы поспали», «нам сегодня грустно». «Мы» — это ребёнок и родитель. Педагог-психолог Ломоносовской школы Юлия Казачкова рассказывает, почему отождествлять себя со взрослым ребёнком через «мы» нельзя. А ещё от этого местоимения лучше отказаться как можно раньше.

Начну с небольшой истории.

«У нас экзамены на носу, а он и думать ни о чём не хочет», — примерно с этими словами обратилась ко мне Лена ровно год назад. Пришла на приём одна. Но вопрос, а где, собственно, сам «он», ответила коротко и слегка раздражённо: «Дома, в компьютере, небось, сидит, бездельник».

«Бездельник» пришёл с мамой на следующий приём. Пётр — красивый молодой человек в модных кроссовках, со стильной стрижкой и отсутствующим взглядом. Большую часть встречи говорила Лена. Основное повествование строилось на местоимении «мы»:

  • «мы пошли к репетитору»;
  • «мы взяли дополнительные часы по английскому»;
  • «мы пошли на курсы при институте»;
  • «папа наш (отец Петра) тоже на юридическом учился, он поможет в обучении, если что».

На следующий приём (по моему настоянию) Пётр пришёл один. Разговор не клеился. На вопросы про экзамены отвечал сухо, незаинтересованно:

  • «папа хороший юрист, дело своё любит, я у него на работе много раз был»;
  • «юридическое образование — в жизни всегда пригодится»;
  • «папа поможет, на практику устроит если что, у него там связи».

Про дополнительные вложения в виде репетитора слегка негодовал: «зачем дополнительные часы по английскому, на минимальный балл для поступления я и без них наберу, а больше и не надо».

Про переживания перед экзаменами отвечал стандартно, без эмоций, а вот на личных вопросах «оттаял».

«Мама говорит, ты в компьютере пропадаешь…», — аккуратно начала я. «Да, мы там с другом игру пишем свою», — Пётр заметно оживился, но прозвучала фраза слегка виновато

«Игру? Свою? Пишете? Это как?» — искреннее удивилась я (для меня программирование — тёмный лес). Увидев заинтересованность, Пётр поменялся в лице и с удовольствием начал рассказывать: «Друг у меня в прошлом месяце написал игру небольшую, её даже в App Store можно найти! Там задачки логические, когда их решаешь, то баллы даются, и потом можно даже свою задачку туда поместить, а другие пусть разгадывают, а у тебя рейтинг растёт». Пётр говорил минут пять без перерыва, начал с разработки игры, а закончил о возможностях программирования в современном мире… «Хороший программист из тебя бы вышел, Петя» сказала я в конце встречи.

Он ушёл в задумчивости…

Сегодня Пётр учится в «Бауманке», на «хорошо» и «отлично», ходит на дополнительные курсы по программированию. Мама Лена им очень гордится.


Такое славное и заботливое «мы» во взаимоотношениях «мама — ребёнок» (реже — папа, бабушка, дедушка) возникает довольно рано. Ещё на этапе беременности. Абсолютно естественно родители, их друзья и родственники начинают обращаться к будущей маме во множественном лице, спрашивая о том «как они себя чувствуют», «как подросли», «поели» и «поспали».

На этом этапе «мы» — очень милое и совсем безвредное обращение. Однако и будущая мама, и родственники так привыкают к множественному местоимению, что отказаться от него не готовы, даже тогда, когда малыш уже появился на свет и радостно «агукает» в колыбельке. Вот тут любимое и такое привычное «мы» пора менять на «я» и «ты».

В процентном соотношении к моменту рождения ребёнка к этапу разделения готовы лишь 5% мам. Ничего удивительного в данной ситуации нет. Долгое время мама и ребёнок в прямом смысле были единым целым по многим биологическим и психологическим параметрам.

Процесс психологического единения с мамой у ребёнка присутствует примерно до трёх лет. Далее знаменитый «кризис трёх лет» буквально выталкивает малыша из мира мамы в свой собственный, он учится отделять свои желания от желаний окружающих, определяет свою гендерную принадлежность и многое другое. И вот здесь психологи уже настоятельно рекомендуют отказаться от такого привычного «мы» в пользу отдельных личностей.

Получается это далеко не у всех. И далее — мы наблюдаем картину из приведённого выше примера. Случай нашей Лены, конечно, психологически «запущенный», но, к сожалению, совсем не уникальный. Мамы так привыкают к «мы», что просто автоматически говорят так до самого института, а иногда и дальше. Безусловно, большинство из них уже давно не придают данному обращению тот самый первоначальный смысл, однако подсознательно продолжают удерживать «энергетическую пуповину».


Чем опасно «мы» для ребёнка

1. Ответственность. На разных этапах взросления ребёнок может и должен осваивать разные виды ответственности. Осваивать их вместе с мамой, потому что он везде и всюду «мы», — очень удобно! Ведь эту самую ответственность он подсознательно несёт не один. Первый конфликт возникает тогда, когда в таком тёплом и уютном «мы» возникает первая трещина — должен сам. «Как это уроки сам? Как это моя двойка?» — ведь в школу-то пошли «мы».

2. Принятие решений. В 90% случаев «мы-мама» стремится всё решать сама. И эта статистика абсолютно оправдана, ведь в «мы-тандеме» состоят двое, и один из них явно старше, умнее, мудрее и точно знает, как надо. Ребёнок в этих взаимоотношениях — фигура чаще пассивная и ведомая, а потому принимать решения совсем не обучена. Из данного сценария, как правило, выходит несколько типов поведения ребёнка.

  • Классический удобный ребёнок: мама сказала надо — значит, надо. Как правило, такие дети совсем не любопытные. В то время как «неудобный» ребёнок может доводить родственников до исступления своими «зачем» и «почему», удобный спокойно делает, что скажут и задаёт минимум уточняющих вопросов. Вот только именно эти дети — первые в списке претендентов на попадание в плохую компанию. В подростковом возрасте эти ребята спешат прилепиться к сильному сверстнику или группе ребят, потому что именно они умеют решать, что делать и как. Как правило, это крайне зависимые от компании подростки, стремящиеся ничем не выделяться и полностью соответствовать той группе, в которую попали.
  • Нонконформист, бунтарь и «нехочуха». Задыхаясь от постоянного единения с «мы-мамой», сильный по природе ребёнок может затеять бунт. На приёме такая мама будет рассказывать, что он всё делает ей назло. Надо оговориться, что существуют естественные и плановые кризисы, когда «сделать наоборот» — это как бы проба пера ребёнка. Он, прощупывая границы взрослых, пробудет варианты поведения. Но в данной ситуации мы говорим не о временной ситуации, а о складывающемся паттерне (привычном способе) поведения. Делать не как все он будет не только дома, но и в школе, с друзьями. В подростковом возрасте такие бунтари часто возглавляют движения «против», главное — придумать, против чего пойти, а там уже дело за малым.

3. Границы. Основное нарушение психического развития на этапе «мы» происходит с границами взаимоотношений с миром. Ведь если везде и всюду — «мы», значит, всё, что есть у меня — это не моё, а наше. Всё, что у тебя — тоже наше? У такого ребёнка плохо формируются понятия «моё –чужое» и «нельзя — можно». Отсюда — частые конфликты со сверстниками, сложности взаимоотношений с окружающим миром. Ребёнок не чувствует, где проходит граница его личности и просто не может сориентироваться, где начинаются границы другого человека. В садике такие дети отбирают игрушки, не выдерживают элементарные нормы поведения, плохо обучаются совместной деятельности. В подростковом периоде мама может получить и обратный эффект: подросток, наевшись в детстве бесконечного «мы», отдаляется и отгораживается от родителей, максимально рано съезжает из дома и крайне неохотно делится деталями своей жизни.

Взрослые, воспитанные в бесконечном «мы», — это как будто бы хронически «невоспитанные» люди. Встревающие в чужой разговор, раздающие советы без спроса, вечно опаздывающие сотрудники, беспардонные начальники. Как правило, они плохо ориентируются во временных рамках, им чужды слова «планирование» и «расписание».

4. Эмоции и желания. Повсеместное мамино «мы» таит в себе ещё одну опасность — нарушаются внутренние взаимоотношения ребёнка с самим собой, он не может отделить свои чувства и желания от чувств и желаний окружающих. Как это обычно происходит: «мы устали», «мы проголодались и столько всего вкусного скушали», «мы замерзли» и так далее. Этим же «мы-мамам» вообще присуще отвечать за ребёнка везде и всюду (это тема для отдельной статьи). От такого взаимодействия нарушаются сразу несколько внутренних систем психики:

  • Эмоциональная зависимость. Невозможность отделить себя от мамы, особенно у ребёнка чувствительного. Прежде всего, это «бьёт» по его эмоциональной сфере, ведь мама зачастую рассказывает не только о том, что «мы» покакали или поспали, но и о том, что «мы» плакали, улыбались, злились и так далее. Таким образом ребёнок получает «запрет» на индивидуальные эмоции, психика реагирует на это, как правило, таким образом: «мне плохо и маме тоже плохо, а значит, то, что я испытываю, напрямую влияет на других людей». Такой ребёнок уверен, что от того, что он испытывает, зависят чужие судьбы. Именно этот человек в будущем будет испытывать чувство вины от того, что позволил себе огорчиться или расстроиться в присутствии других людей. Он же просто обязан всех радовать или, как минимум, не огорчать. Будучи в плену у собственных эмоций, такие люди очень боятся конфликтных, напряжённых ситуаций, ведь им придётся улаживать конфликты и сглаживать углы, и важно самому при этом ещё не расстроиться.
  • Отсутствие собственных желаний. Приписывание ребёнку тех или иных желаний — пожалуй, самая распространённая родительская ошибка. Объяснений данному эффекту много: во-первых, отсутствие полноценного диалога. Не может же ребёнок в год-полтора доходчиво объяснить, что конкретно он сейчас хочет. Поэтому мама прислушивается к своей интуиции и интерпретирует запрос ребёнка, исходя из собственных представлений. Во-вторых, отсутствие возможности реализовать собственные желания в полной мере в данный период. Так как жизнь матери в первые годы жизни малыша почти всецело зависит от его желаний, то про свои ей приходится либо забыть, либо умело их маскировать (а то «какая же вы мать, если всё для себя»). Такие заблуждения также становятся причиной того, что довольно часто вы можете услышать от мамы, что её малыш «просто обожает гулять по торговым центрам в разгар распродаж».

Сюда же можно привнести и желания нереализованные: так, мама которая мечтала играть на фортепьяно, убедит себя в том, что её дочке музыкальная школа просто необходима.


«Мы-мама» (реже «мы-папа») делает всё то же самое, но с пометкой «мы»: «нам нравится балет (футбол, хоккей, музыкальная школа), «мы не любим гречневую кашу», или, как в нашем примере, «мы просто уверены, что юриспруденция — это то, что нужно для успешного будущего». В итоге вырастает ребёнок, который не умеет отстоять собственные желания, а в худшем варианте — даже не способен их почувствовать, разглядеть. Для того чтобы буквально «вытащить» из человека его собственные мечты или желания, приходится немало потрудиться. К 20-25 годам запущенного родительского контроля над мечтами ребёнка не каждый психолог способен распознать среди всех «полезно», «хорошо» и «можно бы попробовать» — истинные желания человека.

Говорить о вредных последствиях любимого местоимения наших мам можно много и долго, а потому важно не забыть упомянуть о главном: «Мы» — это местоимение, то есть часть речи, которую употребляют вместо имени. А у вашего, такого любимого и дорогого, такого самого лучшего и чудесного, есть с любовью выбранное вами имя! И он заслуживает слышать именно его в тот момент, когда вы обращаетесь к нему. Или решили рассказать друзьям и родственникам о достижениях, удачах, невзгодах и победах, трудностях и радостях вашего самого любимого человека.

Что спросить у «МЕЛА»?
Комментарии(5)
Алита Вик
Поверхностный анализ, всё гораздо сложнее, чем связка «мама-ребёнок».
Viola Toko
Алита Вик
Даже этого поверхностного анализа хватает на то, чтобы понять почему так делать не надо, чем это чревато. Полный разбор даже читать страшно, особенно когда ты ребенок «мы-мамы».
R Beloklyuchevsky
Откуда берутся цифры статистики? Такое чувство, что автор наугад лепит, причем значения экстремальные (5 и 90 процентов). При этом я не вижу ссылки на исследования, которые эту статистику подтверждают.
Анатолий Анатольев
Мы покакали!
Показать все комментарии