Дети — по природе альтруисты. Но с возрастом это проходит
24.02.2018
С точки зрения эволюции альтруизм не кажется чем-то полезным: зачем помогать другим, если задача — выжить самому. Но автор книги «Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии» Майкл Газзанига (а с ним и другие исследователи) уверен, что именно альтруизм и стремление к социализации предопределили развитие человеческого интеллекта. Книга вышла в издательстве Corpus.
Оказывается, мы созданы для социальных взаимодействий. Многие социальные способности достались нам уже встроенными с рождения. Преимущество врождённых способностей, несомненно, заключается в том, что они работают сразу же и не требуют освоения, в отличие от всех навыков выживания, которым мы учимся. Дэвид и Энн Примак приступили к изучению интуитивных социальных навыков с выяснения, какие социальные понятия доступны малышам (если какие-то вообще доступны). В начале 1940-х годов было доказано, что люди приписывают желания и намерения геометрическим фигурам, когда те двигаются на экране якобы осмысленно и целенаправленно (как двигались бы животные). Супруги Примак продемонстрировали, что даже младенцы в возрасте 10–14 месяцев автоматически начинают считать, будто наблюдаемые объекты обладают намерениями, когда те якобы двигаются самостоятельно и целенаправленно. И, что ещё важнее, малыши положительно или отрицательно оценивают взаимодействие между предметами, обладающими намерениями. Эту работу продолжили Кили Хэмлин, Карен Уинн и Пол Блум. Они показали, что младенцы уже 6–10 месяцев от роду оценивают других по социальному поведению. Малыши смотрели видео, в котором одушевлённый треугольник с глазками пытается взобраться на холм, а ему либо помогает, подталкивая, круг, либо мешает, толкая, квадрат. После просмотра детям предлагали выбрать круг или квадрат, лежавшие на подносе, и они хватали «помощника» — круг.
Способность оценивать других людей важна для навигации в социальном мире
По-видимому, даже малыши, еще не научившиеся говорить, могут разобраться в том, кто помогает, а кто нет, — очевидное преимущество для ребёнка, которому нужна многолетняя помощь, чтобы выжить.
Феликс Уорнекен и Майкл Томаселло изучали, когда сами дети начинают помогать другим. Оказалось, что малыши не старше четырнадцати месяцев уже оказывают помощь из альтруистических побуждений. Без поощрения или похвалы они поднимают предметы, которые кто-то случайно уронил, и возвращают их хозяину, даже если порой приходится прерывать интересное занятие. Это, разумеется, предполагает не только понимание, что у других людей есть цели и каковы они, но и альтруистическое поведение по отношению к чужим — эволюционно редкое явление, которое присуще ещё нашим родственникам шимпанзе и, как мы видим, уже проявляется у детей четырнадцати месяцев. Получается, оказание помощи — нечто, происходящее естественным образом, а не то, чему надо непосредственно обучать. Другие исследования лаборатории Томаселло показали, что, в отличие от шимпанзе, двенадцатимесячные дети охотно делятся информацией. Если они знают, где находится предмет, который кто-то ищет, то на него показывают. Интересно, что альтруистическое поведение, по всей видимости, врождённое у людей, подвергается влиянию социального опыта и усваиваемых культурных норм. Маленькие дети к трём годам начинают подавлять некоторые проявления естественного альтруистического поведения. Они становятся более избирательными в том, кому помогать. Чаще они делятся с теми, кто делился до этого с ними. Так же поступают и шимпанзе, проявляя по меньшей мере некоторые признаки взаимного альтруизма. Социальные нормы и правила также влияют на альтруистическое поведение детей дошкольного возраста.
Как сформировалось такое социальное поведение? Когда я размышляю об эволюции социальных процессов у человека, то выделяю в их развитии два этапа. Эволюционные психологи постоянно призывают нас не забывать о среде обитания наших предков: окружающие территории были очень редко заселены. Даже ещё за десять тысяч лет до нашей эры, когда глетчерный лёд последнего ледникового периода отступал в Северной Америке, людей было очень мало. Когда ранние гоминиды объединились в небольшие группы для защиты от хищников и совместной охоты, стала развиваться социальная адаптация. На протяжении большей части истории человечества источники пищи были разбросаны на огромной площади, а эти малые группы вели кочевой образ жизни. Только совсем недавно население стало плотным, чему способствовало развитие сельского хозяйства и переход к оседлому образу жизни. Фактически, число людей, живших в 1950 году, примерно равнялось числу тех, кто жил на протяжении всей предыдущей истории мира.
С увеличением плотности населения начался второй этап. Люди стали приспосабливаться к жизни во всё более населённом социальном мире и к правилам, его регулирующим. Сейчас на планете 7,3 миллиарда людей — это число почти втрое превышает показатель 1950 года.
Поразительно, но мы как биологический вид становимся менее агрессивными и достаточно хорошо ладим друг с другом
Вопреки тому, что вы можете услышать в вечерних новостях. Хотя возмутители спокойствия — всё ещё большая проблема, их, вообще говоря, очень мало, возможно, 5% населения. Как вид, мы не любим убивать, обманывать, воровать и применять насилие. Это наводит на размышления о наших социальных взаимодействиях и о том, как наша психическая жизнь созависима с другими. Как мы распознаём эмоциональные состояния других людей, чтобы их понять, и как мы пришли к моральным и социальным нормам, в соответствии с которыми живём? Эти правила усвоенные, врождённые или и то, и другое? Какие у нас есть способности, чтобы ориентироваться во всех социальных взаимодействиях, с которыми мы ежедневно сталкиваемся, и как эти способности возникли? Разумные ли мы существа, живущие по системе личных правил, или существует групповая динамика, которая может нас себе подчинить? Оказавшись один в какой-то ситуации, ведёт ли человек себя так же, как если бы он был в группе?
Постепенно нейробиологи и психологи осознали, что нельзя просто наблюдать поведение одного мозга. Асиф Газанфар изучает вокализацию макаков и человека в Принстонском университете. Он отмечает, что при этом происходят динамические взаимоотношения не только между разными частями мозга, но также и с другим животным, которого слушают. Голосовые сигналы одной обезьяны модулируют процессы, происходящие в мозге другой. Это справедливо и для людей. Ури Хассон из того же университета регистрировал мозговую активность двух разговаривающих друг с другом людей с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии. Он обнаружил, что активность мозга слушающего повторяла активность мозга говорящего, а некоторые зоны даже демонстрировали предсказуемые предвосхищающие реакции. Когда подобные реакции наблюдались, собеседники достигали лучшего взаимопонимания. Поведение одного человека может влиять на поведение другого. Как мы теперь знаем, чтобы более полно понять расстановку сил в игре, главное — рассматривать всю картину целиком, а не просто один мозг сам по себе.
Эта идея осенила приматологов много лет назад. В 1966 году Элисон Джолли закончила статью о социальном поведении лемуров такими словами: «Таким образом, зачатки общественности приматов, по-видимому, предшествовали развитию их интеллекта, сделали этот процесс возможным и предопределили его природу».
