В Российской империи и Советском Союзе всегда жило много (очень много) разных народов. И история их взаимоотношений тоже протекала по-разному. Егор Сенников рассказывает, как в российском образовании относились к различным этническим и религиозным группам — от евреев и горцев до мусульман.
Как было с образованием у евреев
В конце XVIII века к России присоединили территории, на которых жило много евреев. Российская империя стала страной с самой большой еврейской общиной в мире. После первого раздела Польши государство предпочитало не дискриминировать, а поощрять евреев: например, Екатерина II приказала отнести евреев к одному из двух городских сословий и не выделять их в отдельную религиозную или этническую категорию. А вот после третьего раздела политика резко изменилась: дискриминация, ограничения по передвижению и проживанию (черта оседлости), на профессии и занятия. Конечно, это касалось и образования. Еврейство определялось по вере — крещёные евреи могли чувствовать себя свободнее.
В первой половине XIX века правительство хотело, чтобы евреи учились в русских гимназиях и училищах. Но еврейская община протестовала: евреи считали, что русская гимназия разрушит их национальную культуру. С недоверием они относились и к школам кантонистов, и к распространению на евреев военного призыва при Николае I.
К середине XIX века среди учеников российских гимназий был лишь 1% евреев
На это влияла и черта оседлости, которая многим не позволяла отправить своих детей на учёбу. В итоге большинство училось в хедерах — религиозных начальных школах.
Во времена Александра II ситуация вновь изменилась, еврейская община стала больше интересоваться европейским образованием (а не традиционным). Количество школьников-евреев выросло: к 1880 году их было 11% от общего числа учеников (и около 6% студентов). Но после 1881 года всё свернули: императора убили, а править стал его сын, Александр III, который придерживался жёстких, консервативных взглядов.
Были введены процентные нормы учеников: на уровне 10% в черте оседлости, 5% вне черты и 3% в Петербурге и Москве. Норму отменяли во время Первой русской революции, но вскоре восстановили. Российский еврейский историк Симон Дубнов так писал о дискриминации в своих мемуарах:
«Держать окончательный экзамен по всему гимназическому курсу, хотя и без древних языков, считалось для экстерна подвигом. На таких экзаменах обыкновенно „срезывались“. В каждой гимназии попадались два-три учителя юдофоба, которым доставляло особенное удовольствие „резать“ еврейчиков на экзаменах. С этой юдофобией пришлось столкнуться и мне с братом. Когда я в мае 1879 года явился к директору гимназии Фурсову для справок об условиях экзаменов, он меня тут же подверг строгому допросу. Ярый приверженец классицизма по образце своего начальника министра Толстого, он был раздражён самим заявлением моим о желании держать экзамены по всем предметам без древних языков. <…> „Вы хотите поступить на естественный факультет!“ — воскликнул он».
Нормы не вводились только для некоторых специализированных учреждений (вроде Консерваторий и училищ живописи) и для большинства женских гимназий. Ещё один пример отношения к евреям в школах в мемуарах революционера Льва Троцкого:
«Десятипроцентная норма для евреев в казённых учебных заведениях введена была в 1887 г. Попасть в гимназию было совсем почти безнадежно: требовались протекция или подкуп. Реальное училище отличалось от гимназии отсутствием классических языков и более широким курсом по математике, естествознанию и новым языкам. „Норма“ распространялась и на реальные училища. Но наплыв сюда был меньше, и потому шансов больше. <…> „Норма“ вела к строжайшему отбору, осложнявшемуся, разумеется, взяточничеством».
Кого считали «инородцами» и как они учились
К инородцам в Российской империи до революции относили неславянские и неевропейские этнические и религиозные группы: самоедов Архангельской губернии, кочевых инородцев Ставропольской губернии, калмыков, кочующих в Астраханской и Ставропольской губерниях, киргизов Внутренней Орды, инородцев Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Уральской и Тургайской областей, инородцев Туркестанского края, горцев Северного Кавказа.
Отношение к этим группам было разным. Светские русские школы на Северном Кавказе стали открываться ещё в XVIII веке. Во второй половине XIX века появились проекты по использованию сети горских школ для русификации населения. Начальное образование давалось на местных языках с параллельным изучением русского, в старших класса полностью переходили на русский. А вот мусульмане, которые жили в России, чаще предпочитали национальное религиозное образование светскому. Большинство детей мусульман (прежде всего татар и башкир) училось в медресе, а не в гимназиях или земских школах.
Кочевые народы по закону тоже имели право на образование и могли учреждать свои школы. Свои школы были и у немецких колонистов — в Поволжье и других регионах. При этом немцы играли огромную роль в российском образовании, всячески его развивали и направляли, создавали новые учебные заведения, занимались преподавательской деятельностью. Доступ немецких детей в русские учебные заведения не ограничивался какими-то специальными постановлениями.
В Польше и Финляндии были свои системы образования, которые долгое время не русифицировали и существовали автономно. К полномасштабной русификации в Польше приступили после восстания 1863 года, а в Финляндии — во времена контрреформ Александра III.
Вопросы религии и этничности играли важную роль в дореволюционной школе: с ними были связаны разнообразные политические программы (как дискриминационные, так и поощрительные), которые серьёзно сказывались на учениках.
Советская школа и обучение на разных языках
После революции 1917 года всё опять сильно изменилось. В октябре 1918 года был принят декрет «О Единой Трудовой школе», который упразднял всю предыдущую систему образования, а вместо неё вводил единую школу, разделённую на две ступени (с 8 до 13 лет и с 13 до 17 лет). Все национальные ограничения и привилегии в Советской России были отменены ещё раньше — в «Декларации народов России», подписанной Лениным 2 ноября 1917 года. А в конце октября 1918 года вышло постановление о праве обучения на родном языке и разрешении создавать школы национальных меньшинств.
В общем, национальная политика в 1920-е ориентировалась на максимальный интернационализм. Создавались еврейские национальные школы, в которых преподавание велось на идише (особенно в Белоруссии, но не только там), при этом велась борьба с хедерами как с религиозными учебными заведениями. Открывались «туземные» школы на Дальнем Востоке, школы на местных языках в Поволжье, в Средней Азии и на Кавказе.
Здесь стоит процитировать работу социолога Арефьева об образовании на национальных языках:
«Пиком обучения школьников на родном языке стал 1932 год, когда в советских начальных и средних школах преподавание велось на 104 языках, в том числе некоторых мировых. Например, в РСФСР насчитывалось 414 школ с преподаванием на немецком языке, на Украине — 628 немецких школ, на Дальнем Востоке (в Хабаровске, Никольск-Уссурийске, Владивостоке) действовали более 20 китайских школ и один китайский педагогический техникум».
Широкие права национальных меньшинств иногда приводили к путанице: когда в национальных республиках действовали мини-советы по делам национальностей, появлялись печатные издания и учебные заведения на языке ещё меньшего национального меньшинства. Велись всевозможные эксперименты в области образования и попытки внедрить новые методы педагогики.
5 мифов о советской школе
Эта же политика вызывала проблемы при переходе в вузы — там по большей части образование велось на русском языке и перейти на него было непросто, особенно тем, кто в школе учился на родном, местном языке. Вот как вспоминала свою немецкую школу в Москве в 1930-х актриса Ольга Аросева:
«Мне тогда было десять лет. Педагоги были немцами, все предметы преподавались на немецком языке. Для нас это не представляло никакой трудности, мы выросли на этом языке, хорошо знали его. В моем классе была учительница геноссе Бауэр, товарищ Бауэр. Её племянница Таня Бауэр во время войны была нашей крупной разведчицей.
В школе учились очень интересные люди. Это было время, когда весь мир бурлил — к власти в Германии пришёл Гитлер. Коммунисты Германии, передовые люди, писатели Иоганнес Бехер, Вольфган Вольф переехали в Москву, спасая свои семьи. В Испании шла война, и поэтому республиканское правительство Испании, в том числе премьер-министр Негрин, своих детей тоже перевезли в Москву. Миша Негрин, Мигуэль, учился у нас».
К концу 1920-х многообразие стало понемногу усыхать: та же немецкая школа, о которой писала Аросева, была закрыта уже во второй половине 1930-х. На национальных языках преподавали всё меньше. К 1938 году русский язык стал официальным языком в школах, образование на национальном языке оставалось только в автономных и национальных республиках, в остальном школы в СССР были русифицированы.
Но дискриминации по национальности при приёме в школы и учебные заведения не было. Возможно, за исключением конца 1940-х — начала 1950-х годов, когда началась антисемитская политика. Тогда же усилилась патриотическая пропаганда, о которой писала исследовательница Катриона Келли:
«“Интернационализм» во второй половине 1940-х годов означал готовность принять нерусских на равных только при условии, что они предпримут попытки русифицироваться. Но даже в самые изоляционистские годы сталинский режим никогда не был безусловно «традиционалистски-славянофильским»: официальная пропаганда всегда прославляла «прогресс» и допускала редкие, очень избирательные контакты с зарубежной «прогрессивной» культурой».
В национальной школе преподавали около 40 языков, из которых 26 в качестве специального учебного предмета. После распада СССР количество языков преподавания увеличилось с 40 до 82. Выросло и количество учеников, желающих учиться на национальном языке.
В 2013 году в Государственную Думу даже вносился законопроект, по которому дети мигрантов могут учиться только после того, как родители докажут, что платят налоги в России. Доля учеников с неродным русским языком в Москве была 25% (в 2013-м). При этом директора школ стали чаще отклонять просьбы семей мигрантов о приёме детей на учёбу.
Остались и старые проблемы с обучением на родном языке в национальных республиках (Татарстан, Башкортостан и другие). Но так или иначе, государственная политика до сих пор опирается на принципы, которые приняли после революции 1917 года и в следующие десятилетия.
До Николая I евреи призыву не подлежали, но специальный налог платили — исходя из стандартной стоимости рекрута. Ну так и многие русские помещики покупали рекрутов — своих справных мужиков отдавать жалко!
После 1827 года они стали подлежать призыву, но не на общих основаниях. Русских крестьян брали 7 человек с тысячи раз в 2 года, евреев — 10 человек с тысячи ежегодно, т. е. почти втрое больше. Ррусских брали с 18 лет, евреев — с 12, а фактически — с 8-9. При этом мальчиков брали в те самые школы кантонистов до совершеннолетия, а стандартный срок — 25 лет — исчислялся только с 18 лет. Плюс за недоимки с общины брали рекрутов свыше нормы: 2-3 за 500 рублей (500 руб — стандартная цена рекрута). И эти, сверхплановые, «штрафные» рекруты в общий зачет не шли и на следующий год за те же недоимки их брали опять.
Школы военных кантонистов исповедовали принцип «девятерых забей — одного представь!» Если жизнь и здоровье взрослых солдат в царской армии представляла хоть какую-то ценность — все же боеспособные единицы, то мальчики-кантонисты были полностью беззащитны. Их плачевное положение было описано и Кропоткиным, и Гиляровским, и многими другими — «выздоравливали, как мухи».
К тому же детей сплошь и рядом практически насильно крестили, меняли имена и фамилии, чем полностью отрывали от семьи и народа.