«Мел» публикует очередной манифест об образовании. Сегодня его автор — главный кинокритик страны Антон Долин. Он вспоминает, что школа дала ему, и формулирует, что она должна давать каждому.
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ДОЛИНЫМ АНТОНОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ДОЛИНА АНТОНА ВЛАДИМИРОВИЧА
Практически всем в жизни я обязан школе. Звучит скучно, да и фальшиво, наверное, знаю сам. Но это правда.
Моя первая школа — французская спец № 48 на Соколе, где когда-то училась моя мама, — дала мне первых друзей (мы общаемся до сих пор) и французский язык. Отсюда мои первые и последующие поездки за границу, мой первый Каннский фестиваль, а дальше уже выбранная профессия кинокритика. Не говоря о колоссальном количестве книг, прочитанных в оригинале: список включает Расина, маркиза де Сада, Пруста, Уэльбека… Книги — основа моей жизни куда больше, чем кино.
Моя вторая школа, куда я перешел тринадцатилетним, 67-я гимназия у Бородинской панорамы, дала мне вкус подлинной свободы.
Первая любовь (на которой я, собственно, женат, то есть моя семья и дети тоже оттуда), первые статьи, спектакли, поездки
Куча друзей и интересных людей, от отца Александра Меня, читавшего нам лекции, до любимых учителей — идеального педагога Эдуарда Безносова (издателя первого советского сборника Бродского, между прочим), несравненной Тамары Эйдельман, ироничного и мудрого Льва Соболева.
В первой школе я был еще хорошистом, во второй — уже крепким троечником; «отлично» было только по русскому и литературе. Что ж, тем проще было выбрать специализацию — и я пошел на русское отделение филфака МГУ. Впрочем, там учиться было не в пример скучнее. Школа дала мне, наверное, раз в сто больше.
Мой старший ребенок Марк пошел в школу с шести лет, как когда-то я сам. Отдали в лучшую, какую нашли, английскую. Нас ожидало три года мучений, и стоило пожаловаться на любое из них, как в ответ раздавалось садистское: «Сами виноваты, ребенок не готов к школе!» Кончилось тем, что он единственный сидел на последней парте в одиночестве, «чтобы не мешать остальным учиться», и получал практически одни двойки.
Учителя ликовали, мы были в перманентном шоке. И только потом поняли главное: плевать на отметки — надо сделать так, чтобы Марку было хорошо. Важный урок. Важнейший, наверное.
План оказался осуществимым. Сегодня Марк (ему тринадцать) учится в «Класс-центре» под руководством Сергея Казарновского — уникальной школе, где есть театр и музыкальное училище, танцкласс, актерское мастерство и сценическая речь. Когда она только начиналась, я сам преподавал там: совсем маленьким читал курс сказок, детям постарше — курс мифологии. «Класс-центр» — для детей-экстравертов, которых учат быть личностями, самостоятельно мыслить и творить. Таких школ, полагаю, мало, и это, конечно, обидно. Марк играет на гитаре и на сцене: в этом году, например, сыграл Сганареля в «Лекаре поневоле». Он, кажется, всем доволен, хотя уроки раньше шести вечера не кончаются и до дома добираться битый час.
Моему младшему сыну Аркадию пять лет, и он уже помногу читает, ходит в театр и музеи. Однако его отдавать в школу раньше времени я не собираюсь. Очевидно, что и хорошая школа может выступать как институт подавления личности (в младших классах это всецело зависит от классного руководителя). Чем позже ребенок с этой системой столкнется, тем лучше — тем устойчивей он будет в этом неизбежном противостоянии.
Восторгаясь преимуществами той или иной школы, достоинствами преподавателя или системы обучения, необходимо помнить, что цель школы — сломать волю ребенка, вынудить его к нормативности, заставить стать частью коллектива, который он не выбирал. Главная задача родителей — смягчить удар, а не стать соучастником палачей, даже если это палачи поневоле, не осознающие своей карательной миссии.
Мне необходимо, чтобы ребенку нравилось в школе, чтобы он чувствовал себя полноценным и по возможности счастливым. Это важнее оценок и похвал, важнее так называемой дисциплины. Я не хочу служить школе — мне хочется, чтобы школа служила моей семье. Разумеется, при этом я не жду от нее невозможного и готов мириться с неизбежным. Я сам работал в трех школах, у меня в дипломе записано «учитель». Знаю по себе, что учителя несовершенны и заслуживают сочувствия. Да и со всей нынешней бюрократией им самим приходится несладко.
С чем я мириться не готов и буду сражаться до последнего — это любые формы идеологического давления и промывки мозгов
От такой программы по истории или обществознанию, которая будет представлять теперешнюю политическую ситуацию в России единственно возможной или наилучшей, — до любых форм религиозной пропаганды, подаваемой под соусом «обучения». В школе, где возможно что-то подобное, мои дети учиться не будут никогда, ни за что.
Но и говорить о глобальной катастрофе в системе образования я не хочу. Безусловно, многое плохо, даже чудовищно. Однако среднее образование пока остается бесплатным, и умный ребенок всегда может поступить в несреднюю школу. А дальше все равно уровень обучения и воспитания будет зависеть от администрации каждой конкретной школы, от классного руководителя и учителей. Любая школа обладает определенным уровнем автономии: так было при СССР, так это обстоит и сегодня. Так что ответственность за то, какими людьми ваши дети покинут школу, все равно не на Минобразования, а на учителях. И в еще большей степени на вас самих.
А в школе все равно пусть учатся не математике с химией, а любви и свободе. После школы этому учиться уже поздно.
