Когда мы говорим о войне, мы говорим о родных
С утра я читала текст, который выйдет у нас на «Меле» 9 мая. Школьники рассказывают о том, как они относятся к Дню Победы и как «отмечают» его в школах. Я попыталась вспомнить, как это было в моём детстве — 80–90-е годы прошлого века (каждый раз неловко это писать) и поняла, что в памяти не осталось почти ничего.
Линейка, начинающаяся с минуты молчания, визиты ветеранов (чуть звякают медали и ордена), слова про отвагу, немного пионеров-героев. Ещё однажды мне поручили найти и вырезать для стенгазеты чёрно-белое здание рейхстага, а потом наклеить на него шёлковый ярко-алый флажок. Я спросила у мамы и мужа, что они помнят о том, как в их школе отмечали День Победы, но и у них была примерно та же картина.
Единственное моё яркое воспоминание — однажды к нам в школу в качестве ветерана войны пришёл не незнакомый человек, а бабушка одноклассника. Иногда она угощала нас пирогами, когда приходила за внуком. Она была классной милой бабушкой. И она была узницей Освенцима. Кажется, она почти не рассказывала нам про ужасы концлагерей, только пара фраз. Её история для нас была про отвагу и силу духа, взаимовыручку, веру, надежду. О том, как сложно было поверить, что вот они — советские солдаты, которые входят в Освенцим. Что всё закончилось.
Сейчас я понимаю, что другие ветераны, наверно, рассказывали нам примерно то же. Но когда перед тобой стоял близкий человек, тот, кого ты видишь каждый день, это делало и саму историю максимально близкой. Историей, осязаемой для ребёнка.
Потому что для детей путь через близких — самый простой и понятный, который потом уже намного проще монтируется в контекст страны и общности
Мне кажется, именно поэтому таким популярным стал «Бессмертный полк». Он начался снизу, а не сверху, не с директивы, а с семейной истории, которая даёт детям контекст и связность, позволяет посмотреть на войну не как на набор дат, поражений и побед, а как на часть самих себя.
Разумеется, у нас дома тоже говорили о войне, иногда. Прабабушка часто просила не спрашивать её ни о чем, что связано с войной, если я вдруг приставала с расспросами. Бабушка рассказывала, как, они, дети, под Москвой копали окопы с верой в то, что остановят врага, что враг не пройдёт. С огромным страхом, который приходилось побеждать.
Каждое 9 мая дедушка, служивший в армии, уходил на парад, а мы смотрели парад по телевизору. Потом ждали дедушку, был обед для всей семьи, который начинали одинаково — молчали. Когда дедушка ушёл в запас, он больше на парад не ходил, хотя из года в год получал приглашения.
Я тоже разговариваю с моим ребёнком (ему пять лет) о войне. О войне как о явлении. О том, что несёт война людям. Мне кажется важным, чтобы ребёнок понимал, что война — это геополитика, что война — это огромная боль. И я разговариваю с ним о нашей войне — рассказываю ему о его дедушках и бабушках. О дедушках и бабушках наших друзей. О том, что каждый из них сделал для того, чтобы сейчас мы могли жить вот так, как мы живём, гулять весной у пруда с утками.
