Не «худи», а «толстовка»: кто и как пытался регулировать язык «сверху» и что из этого вышло

«Свитшот», «тимлид», «джетлаг», «ретвит» — кажется, в русском языке никогда еще не было столько новых слов и заимствований. Даже в Госдуме предпринимают попытки «защитить язык от чрезмерного употребления иностранных слов». Наш блогер, учитель словесности Артём Григорян, рассказывает, как в разные времена в разных странах боролись за чистоту языка. И почему это не работало.

Сколько лет языковому регулированию? Примерно столько же, сколько человечеству в его культурном развитии. Первые споры философов о том, почему вещь называется именно так, а не иначе, и должна ли она называться по-другому, возникли в Древней Греции. Изначально вопрос задал Платон, а после него продолжили обсуждение Аристотель и стоики, а также другие философы. А представители римской династии Флавиев, которые построили Колизей, требовали, чтобы его называли Амфитеатр Флавиев. Что не помешало римлянам называть его Колизеем.

Попыток регулировать язык «сверху» было много. Вот некоторые из них.

1. Французская элитарность

Во Франции начиная с XVIII века «придворный французский» являлся показателем того, что его носитель — представитель элиты. В школах обучение ему строилось на исключительном отборе материала, идее «так говорить нельзя» и даже ограничении по жанрам сочинений. Логичность и построение текста согласно плану ставились во главу угла. Такой подход достиг пика в 1-й половине XX века и условно разделял людей на французов «настоящих» и «не очень». Но вызвал обратный эффект — в связи с обилием запретов и правил у многих французов развилось чувство языковой неуверенности и даже неполноценности вместо элитарности.

Вот что писал об этом крупный французский лингвист Андре Мартине: «Французы не осмеливаются в полной мере пользоваться своим языком, так как многие поколения профессионалов и любителей превратили его в область подвохов и запретов. Французы, как и все прочие люди, постоянно нуждаются в новых словах и новых выражениях, но их приучили к повиновению, к преклонению перед прошлым, к невозможности создавать ничего нового». Одной из целей такого регулирования была борьба с заимствованиями из английского языка. Но с каждым годом их все больше, хотя директивные методы продолжаются.

2. Национальные ученые Японии

В XVIII веке в Японии сложилась национальная лингвистическая традиция Кокугаку, представители ее именовались кокугакуся, национальными учеными. Они не просто пытались охранять язык от внешних и современных воздействий и изучали древние тексты и историю японского языка, но и культивировали исключительность японского.

По мнению главы национальных ученых Мотоори Норинага, чем древнее язык и чем меньше в нем современного, тем он совершеннее, то есть ближе ко времени рождения японской богини солнца Аматэрасу. Поэтому национальный язык нужно консервировать. Некоторое время такое языковое регулирование удавалось, но уже в 30-е годы XIX века изоляция не была абсолютной (стали даже появляться грамматики японского языка по западным образцам). А в результате «открытия» Японии в 1968 году миссия кокугакуся оказалась исчерпанной.

3. Павел I и его франкофобия

Император так переживал из-за Великой Французской революции и духа свободомыслия, что издал ряд языковых указов, которые запрещали произносить слова французского происхождения или те, которые ассоциировались с Францией. Под запрет попали знакомые нам «отряд», «под стражу», «преследовать», «пособие» и даже «гражданин» и «Отечество». Их нужно было заменять словами «обыватель» и «государство». Разумеется, в живой речи эти слова употреблялись.

После восшествия на престол его сына Александра I, которого Екатерина II воспитала в просвещенном европейском духе, весь XIX век в России прошел под французским лингвокультурным влиянием.

4. Языковые бои адмирала Шишкова

Самые популярные защитники родного языка и герои интернета часто выставляются комичными дилетантами, которым приписывают «мокроступы» вместо галош, «щеголя» вместо франта (почему нет?), и даже отрицание выражения «нагая истина» с весьма прямым обоснованием: истина — женского рода, не пристало ей быть нагой пред господами.

В действительности же адмирал Шишков был главой Академии Российской, прекрасно говорил по-французски и переводил, а в его письменной речи (Шишков, прости!) критики того времени обнаруживали фразы и предложения, построенные по образцам французских. Да, он не был лингвистом-профессионалом, но разве сейчас о языке высказываются только ученые?

А Николай Карамзин, его оппонент, блестяще разбирался в истории русского языка и использовал славянизмы в текстах, например, в повести «Наталья, боярская дочь». Почему шишковисты ничего не добились своим «переславяниванием» новых слов из других языков? Для них живое словоупотребление или узус не являлось и не могло являться источником развития языка. То есть они в принципе не могли понять, что если много людей употребляет какое-то иностранное слово, оно будет распространяться и никого из шишковистов не послушает. Даже если они всем докажут, что слово в языке лишнее.

Кстати, мифы о шишковистах и карамзинистах придуманы не только после них. Сами участники дискуссии активно выдумывали персонажей, писали письма себе от несуществующих критиков, а Карамзин однажды даже переоделся в 70-летнего старика — и публично раскритиковал своего соратника. Узнать все об этой публичной полемике и ее героях можно в статье.

Почему все это не сработало

Действительно, почему когда что-то в языке запрещают или пытаются что-то заменить, он (язык) никого не слушает и развивается как хочет? У любого «как хочет» есть свои причины.

Язык экономит себя

Закон экономии средств выражения открыл Андре Мартине в середине XX века. Согласно этому закону, человеческая речь — результат компромисса между тем, что нужно сказать и минимумом усилий, чтобы это сделать. Особенно актуален этот принцип стал с изобретением онлайн-коммуникации и устройств для этого. Ведь сказать нам нужно много, а коммуникация стала очень и очень быстрой. И каналов ее существенно больше. «Ок» — это короче, чем «хорошо», наши дети в мессенджерах могут спросить «Ты в шк?» — это означает «Ты в школе?»

А теперь представьте, что вместо «дистанционное обучение» мы стали говорить «обучение онлайн». Странно? Учитывая принцип экономии, вовсе нет. В слове дистанционное целых 5 слогов, а в онлайн — всего 2. Английский — более ёмкий язык, чем русский, поэтому многие заимствования из него имеют это самое «преимущество краткости» — и употребляются чаще своих русских «эквивалентов»

В тренде

Еще один значимый фактор — языковая мода. На этот феномен впервые указал академик Виталий Григорьевич Костомаров в книге «Языковой вкус эпохи» о языке и речи России в 90-е годы. С изобретением новых медиа этот фактор стал значительно сильнее. Именно ему мы обязаны повсеместной «панической атакой» вместо нормального перевода «приступ паники» (мы же heart attack переводим как сердечный приступ, а не сердечная атака), а также странно «озвученными» свитшотами (sweatshirt) и стритвиром (streetwear) вместо грамотной передачи этих слов.

То есть, следуя моде, мы сами формируем наш язык, и происходит это не всегда предсказуемо, управляемо и верно. Мы же не можем сразу отвечать за всех инфлюэнсеров (или законодателей мод, как их называли в XIX веке). Кстати, сделать так, чтобы иноязычный языковой материал входил в нашу речь органично, а не уродливо, как в примерах выше — хороший ход для языкового регулирования

Знак равенства?

Многим может казаться, что иноязычное слово часто имеет полный русский аналог (эквивалент). Но это только на первый взгляд. Однажды студенты спросили меня, почему я не говорю выходные, а говорю уикенд? Вот что я ответил: «Выходные — это суббота и воскресенье, а уикенд — это все завершение недели, включая вечер пятницы». И честно добавил, что слово выходные я тоже часто произношу.

Поэтому, перед тем, как сказать, что у заимствования есть эквивалент в русском языке, нужно очень внимательно изучить значения обоих слов и их употребление — и только потом делать выводы. Кстати, у уже освоившегося в русском языке слова «троллить» (новый вариант от тех, кому до 25-ти — «байтить») есть русские эквиваленты «подкалывать» и «провоцировать». Но все по-прежнему предпочитают «троллить»

Что в итоге

Есть еще два фактора, которые усложняют языковое регулирование сверху:

• Первый касается языка как феномена. Вариативность и многообразие — естественные для языка состояния. То есть как бы мы не хотели, чтобы все говорили звонИт, есть те (особенно в новых медиа), кто говорит звОнит. Как бы французские пуристы не заключали язык в оковы, народ говорит по-разному и не особенно смотрит на нормативные словари.
• Второй касается человека. Язык — это средство самоидентификации. Своими словами мы создаём впечатление о себе. И если человек сам себя ассоциирует с корпоративной культурой и хочет, чтобы остальные его ассоциировали, он будет говорить «форвардну» вместо «перешлю», «адженда» вместо «повестка», «тимлид» вместо «руководитель группы» и тому подобное.

В любых изменениях лучше идти от знака «плюс», чем от знака «минус» и запрета. Здесь мы, взрослые, мало отличаемся от детей, которые на запрет действия реагируют тем самым действием. Ну и главное в таком регулировании — внимательно изучить современное состояние языка перед тем, как пытаться что-то поправить или направить.

Русский в своем развитии прошел минимум четыре лингвокультурных влияния: греческое (IX век), германское (XVIII век), французское (XIX век) и англо-американское (50-е XX века — н.в). Что и как с ним будет дальше? Перефразируя булгаковского Бегемота: «Язык нас рассудит».

Больше фактов и историй из мира популярной словесности, а также приемы и кейсы, при помощи которых мы увлекаем ею детей и взрослых, вы найдете в канале.

Иллюстрация: MaryValery / shutterstock / fotodom