По словам Терезы О' Нилл, автора книги «Неуправляемые. Гид по воспитанию безупречных детей от родителей Викторианской эпохи», истории, рассказанные в ней, вызовут у современных родителей «чувство недоумения, недоверия и даже мрачный смех». Книга представляет собой диалог современной матери и мамы из XIX века, а мы публикуем самую шокирующую главу из нее — о наказаниях, конечно.
В 1835 году в своей «Книге для отцов, или Рекомендациях по воспитанию и наставлению маленьких детей в соответствии с принципами христианского государства» Теодор Дуайт выступил за практику «безопасных» форм телесных наказаний. Если вы будете бить ребенка постоянно, предупреждал Дуайт, то «умертвите те чувства, которые должны быть взращены». Само наказание должно вызывать короткую, но реальную боль и затрагивать лишь определенные участки тела. «Удар рукой по голове ребенка», к примеру, «может оглушить, но при этом не принести острой боли, а лишь стать причиной длительной травмы. Кости ребенка еще малы и хрупки, вот почему розги куда безопаснее руки».
Уже упомянутая ранее «Мать» соглашается, что любые удары по голове неуместны, но и набирающий популярность «шлепок линейкой по рукам» не особо лучше.
«Привычка давать ребенку пощечину или подзатыльник за любой проступок не только неразумна, — пишет она, — но и редко приводит к хорошему результату. Таскание за уши и оплеухи также являются неуместными наказаниями, которые иногда могут привести к совершенно неожиданным и крайне тяжелым последствиям. В особенности не стоит трогать уши ребенка, которые являются крайне чувствительной частью тела».
По мнению «Матери», охоту к непослушанию можно в прямом смысле отбить, если отшлепать ребенка по круглому мягкому месту, где нет костей, которые так и норовят сломаться. Она даже рекомендует для этого самый подходящий инструмент: «Тонкая, мягкая, старая полоска кожи или домашние туфли будут идеальным средством там, где просто необходима суровая кара. Такое наказание не только не причинит существенного вреда, но и приведет к самым благоприятным результатам, поскольку именно этот способ больше всего не любят дети».
Неужели никто не мог предложить более эффективные методы воспитания, не связанные с насилием?
В книге «Самосовершенствование характера и воспитание молодежи» Орсон Сквайр Фаулер описывает историю одной своенравной и непослушной пятилетней дочери своего друга. Отец перепробовал все, чтобы успокоить ее и взять под контроль истерики. «Он испробовал розги и простые уговоры, но все было безрезультатно, — пишет Фаулер. — Он не мог ничего сделать, чтобы привести ее в чувство. Она проявляла серьезные приступы гнева, кидалась на пол, билась об него головой, колотила в ярости руками и ногами».
И тогда доведенный до отчаяния отец испробовал новую технику, о которой узнал из книг не столь известного, но при этом не менее выдающегося Лоренцо Найлса Фаулера — брата своего друга Орсона.
«На следующий день, когда у дочери снова случился один из ее безумных припадков, он вылил ей на голову кувшин воды»
Поначалу никакой реакции не последовало, но уже к пятому кувшину девочка успокоилась и начала делать то, что ей велели. Эта техника работала, объяснял Фаулер, потому что «представляла собой внезапный удар по всей нервной системе и была особенно эффективна, если вода выливалась прямо на макушку, где расположен главный центр всех ощущений».
И потом, в какой-то момент это, вероятно, начинает ощущаться так, словно ты тонешь.
Мне кажется… или это отдаленно напоминает пытки?
Нет! Нет, нет и нет! Ничего такого ужасного! Это даже рядом не стоит с первоначальным методом, который отец братьев Фаулеров применял для воспитания своих сыновей. Вот тот реально неоднократно макал Лоренцо головой в бочку с водой, чтобы усмирить его нрав. И это как раз походило на средневековые пытки.
Господи.
Ха! Вот уж у него родительской поддержки искать не стоит. Если я правильно помню, христианский Бог построил весьма тесный корабль, на который пустил лишь восемь человек, смыв всех остальных потопом. Так что кувшин с водой по сравнению с этим — капля в море.
А правда, что учителям разрешалось бить учеников?
Конечно! Телесные наказания в образовательных целях перестали применяться ближе к концу ХХ века. И опять же, общество не воспринимало это за «избиение», поскольку большинство педагогов старались не переусердствовать. Ведь, как предупреждает всех анонимный автор книги 1879 года «Наставления для учителей касательно дисциплины», если вы будете слишком сильно полагаться на телесные наказания, они очень быстро потеряют свою эффективность.
С каких фраз начинается насилие в семье
«Чем оно привычнее, тем менее эффективно, — объясняет этот анонимный эксперт в сфере образования. — Наказание должен осуществлять директор школы в частном порядке или в присутствии нескольких свидетелей.
Публичное телесное наказание имеет тенденцию подвергать жестокости всех, кто принимает в нем участие или является его очевидцем». И под «жестокостью» автор подразумевает не «причинение вреда всем, кто в этом участвует», а «принуждение присутствующих к менее цивилизованному поведению».
Публичное правосудие, дополняет он, может заставить наказываемого ребенка принять «тон бравады», а учителя поставить в крайне неловкое положение, поскольку он «будет должен вступить с ним в неподобающее состязание». Люди, облеченные властью, знают, что тайные наказания гораздо страшнее. И давайте будем честны: приводить наказание в исполнение в отсутствие свидетелей куда надежней.
Некий Эдвин Дж. Тойе, доктор медицины, в октябре 1901 года опубликовал в журнале «Ланцет» краткий список того, что должны представлять собой наказания в зависимости от совершенного проступка. Он заявляет, что бить учеников по рукам указкой (обычно тонкой палкой из бамбука или любого другого светлого дерева) совершенно недопустимо, поскольку такая привычка представляет реальную угрозу кистям рук и лишает ученика возможности выполнять требуемые от него задания.
Указкой, конечно, наказывать можно, но удары лучше наносить по спине, ягодицам или бедрам — и то только тогда, когда того требуют моральные причины, а не просто плохая академическая успеваемость. С другой стороны, «порка [нанесение ударов по голым ягодицам березовыми розгами] применяется только в тех случаях, когда наказание должно быть сопряжено с особой долей позора для наказуемого».
Конечно, школьные наказания не сводились исключительно к порке или битью указками, особенно когда на смену Викторианской эпохе пришла эра эдвардианского просвещения и сострадания.
Простого унижения порой было более чем достаточно
Сам Тойе был сторонником наказаний скорее в стиле Барта Симпсона. Он настаивал на многократном переписывании одних и тех же слов и выражений, которые имеют отношение к провинности, будь то извинение, покаяние в совершенном грехе или просто повторение домашнего задания. Конечно, «все письменные наказания должны быть одобрены директором школы и выполнены пристойным почерком и с должной опрятностью». Он также рекомендовал использовать для этого специальную бумагу, отмеченную каким-то особым знаком или цветом. Такие «листки позора» позволяли сделать наказание публичным, но при этом довольно сдержанным.
И раз уж мы заговорили про листки позора, то их можно было смело использовать для создания «колпаков дурака», о которых все так много слышали. Кстати, вы знали, что помимо колпаков существовал также табурет дурака? Иногда в школе можно было найти целый арсенал дурацких атрибутов! Как вспоминал Уильям Б. Смит в своей статье «Жизнь в Старой Виргинии до войны», опубликованной в издании «Железнодорожный кондуктор» 1910 года: «Колпак был сделан из бумаги в форме конуса, и на нем красовалось слово „дурак“. Этот колпак всегда надевался на голову глупого или ленивого ученика. Табурет же нередко называли „уродцем“, ибо представлял он собой нечто маленькое и трехногое».
«Чтобы научить ребёнка врать, его надо наказывать»
Многие писатели той эпохи вспоминают свой школьный «колпак дурака» как нечто более яркое и пестрое по своему виду, отделанное лентами и перьями, чтобы тот, кто шел в нем домой, выглядел по-настоящему глупо и испытывал особое чувство стыда. Во многих школах могло быть сразу несколько колпаков, разных по своему размеру и оформлению, с различными надписями вроде «лгун», «лентяй» или любыми другими эпитетами, которые учитель считал уместным.
<…>
Описанные выше наказания были одними из самых мягких в Викторианскую эпоху. Они даже близко не передают полноты всей картины воспитания того времени. Колпак дурака можно было всегда быстро изменить или дополнить надписью, чтобы подчеркнуть любой недостаток, присущий ребенку.
Факты таковы, что хорошие родители избивали своих детей до ссадин и синяков, плохие — просто их убивали
Нельзя сказать с точностью, как это происходило, поскольку записей о «жестоком обращении с детьми» попросту никто не вел. С юридической точки зрения в тех странах и частях света, к которым сейчас приковано наше внимание, такое понятие в принципе появилось лишь ближе к концу века. Поэтому действительно понять, что же представляла собой дисциплина в те дни, можно, лишь обратившись к расследованиям летальных исходов.
Во втором томе «Юридического вестника доказательств по уголовным делам», опубликованном в 1888 году, Генри Роско описывает множество прецедентов детской смерти как в Англии, так и в Америке. Случаи, которые он упоминает, свидетельствуют о том, что детей «случайно» забивали с угрожающей частотой. Взрослым буквально сходили с рук убийства благодаря закону, применяющемуся во всем мире и гласящему, что «родители, учителя или другие лица, обладающие должными полномочиями, могут применять разумные методы исправления к тем, кто находится под их опекой, и если смерть наступит без их вины, то это будет не более чем случайная смерть».
<…>
Поэтому могу поделиться с вами историей, которая станет некоторым утешением и докажет, что именно здесь, в Викторианскую эпоху, детей начали хоть как-то ценить и защищать.
Все началось с одной маленькой девочки.
Как одна маленькая девочка могла изменить отношение к детям в целом?
Откровенно говоря, законы о жестоком обращении с детьми начали появляться, по крайней мере в Америке (а затем через несколько десятилетий и в Великобритании), благодаря одному кейсу, о котором широко узнала общественность.
Девочку звали Мэри Эллен Коннолли. Ей было всего десять лет. И это идеальная история, по-настоящему сказочного характера, где есть и злая мачеха, и фея-крестная, и даже добрый и могущественный покровитель.
Однажды темной и ненастной ночью 1874 года миссис Этта Энджелл Уилер (слово «ангел» даже в имени у нее присутствует), миссионер методистской церкви, навестила больную и умирающую женщину в многоквартирном доме, расположенном в неблагоприятном районе Нью-Йорка. Именно там, по словам Эрнеста Нуссе, написавшего в 1885 году статью в еженедельный журнал «Ежемесячник Бэй Стейт», умирающая женщина произнесла те заветные слова, которые изменили весь мир: «Часы мои сочтены, но как я могу спокойно умереть, когда днем и ночью слышу, как приемная мать [мачеха] избивает несчастную маленькую девочку, живущую в соседней комнате?»
Миссис Уилер действительно обнаружила по соседству уставшую, голодную и избитую сироту по имени Мэри Эллен
Но она не нашла ни одного судебного органа, который захотел бы забрать девочку из этой приемной семьи. Коннолли, хотя и не имели никаких юридических доказательств, утверждали, что девочка принадлежит им по праву. По словам Якоба Августа Рииса, издавшего в 1892 году свою книгу «Дети бедняков», попытки миссис Уилер на каждом шагу пресекались законом. Полиция, отмечал Риис, прикрывалась недостаточностью доказательств того, что жизнь ребенка была в опасности, чтобы «забрать девочку у законных родителей». И тогда миссис Уилер обратилась к частным детским благотворительным организациям и известным филантропам.
Однако там ей тоже ответили отказом. В своей книге Риис пишет: «Ей сказали, что вмешиваться в отношения между родителями и детьми крайне опасно, так можно попасть в беду, поскольку принято считать, что родители являются наилучшими опекунами для своих детей». Но от упорной воцерковленной женщины так просто не избавиться. Миссис Уилер активно занималась своей миссией. Она прибегла к последней возможности и в отчаянии сказала: «Я снова попробую спасти бедного ребенка. В этом городе есть один человек, который никогда не пропускал мимо ушей крики беспомощных и посвятил всю свою жизнь именно этой работе — защите обездоленных существ. Я пойду прямиком к Генри Бергу».
Генри Берг, известный больше как «Друг зверей», был основателем первого в Америке Общества по предотвращению жестокого обращения с животными. Он рассудил, что маленькая Мэри Эллен по всем юридическим основаниям была животным, принадлежащим Коннолли, без права голоса и прав личности. Значит, она заслуживала такой же доброты, как и любое другое животное. Он привел Мэри Эллен в суд, чтобы та дала показания против своих обидчиков, предварительно завернув ее в лошадиную попону, чтобы наглядно продемонстрировать судьям суть происходящего. Там Мэри Эллен и произнесла свои душераздирающие слова:
«Мои настоящие родители мертвы. Я не знаю точно, сколько мне лет… Моя матушка [миссис Коннолли] бьет меня каждый день. Она хлещет меня крученым хлыстом из сыромятной кожи. Хлыст всегда оставляет на теле черно-синие отметины. Она ударяет меня ножницами и оставляет порезы.
Я не помню, чтобы меня кто-нибудь когда-либо целовал — матушка никогда этого не делала
Меня никогда не брали на колени, не гладили и не обнимали. Я ни разу не осмеливалась с кем-нибудь заговорить, поскольку тогда бы меня выпороли… Не знаю, за что меня били — матушка никогда ничего не говорила. Я не хочу возвращаться к матушке, потому что она меня бьет».
Постановлением суда Мэри Эллен забрали из семьи Коннолли, и хотя на ее жизненном пути еще встречались некоторые трудности, она выросла вполне счастливой женщиной, стала матерью, прожила полноценную жизнь и умерла в 1956 году.
Главное, что именно с этого судебного процесса и началась революция в сфере прав защиты детей.
