Что делать, если ребёнок читает плохие книги (и так ли это страшно)

Увлечь ребёнка чтением бывает непросто, особенно если рядом лежит планшет. Как это сделать и какие книжки посоветовать подросткам, чтобы вконец не отбить у них желание читать, в эфире «Радиошколы» на радио «Говорит Москва» главный редактор «Мела» Никита Белоголовцев обсудил с детским писателем Ольгой Громовой и PR-директором издательства «КомпасГид» Наталья Эйхвальд.

Некоторые родители уверены, что ничего лучше Успенского и Линдгрен написать нельзя — и зачем тогда писать. Это действительно так?

Наталья Эйхвальд: Мои друзья часто задают мне похожий вопрос: зачем вы выпускаете современные книжки, когда есть Михалков? Всем, кому хочется читать детям Михалкова (а это чаще родители в возрасте от 30 до 40 лет), хочу напомнить, что, когда им было пять, Михалков был детским современным писателем.

Ещё один частый вопрос родителей: «Я не знаю, как заставить моего ребёнка читать». И я на него отвечаю всегда одно и то же: «Вы кладёте своему ребёнку на полку неправильные книги». Потому что если подросткам (обычно 10-14 лет) дать современную детскую книжку, в которой ребёнок узнаёт себя и понимает, что герои из этой книжки легко могут жить на соседней улице или в соседнем дворе — им будет интересно. Они даже забудут компьютерные игры часа на два с половиной.

Ольга Громова: Я в прошлом ещё и библиотекарь, поэтому я это всё вижу и с другой стороны. У нынешних детей другой темп жизни. И мышление у них быстрее, чем было у нас в детстве. Они гораздо быстрее ловят, переваривают информацию и очень часто выдают совершенно неожиданные выводы, которые, бывает, взрослым кажутся неправильными. Поэтому психологи говорят, что сейчас конфликт поколений острее, чем, скажем, 30-40 лет назад. Слишком быстро меняется мир, и то, что схватывает тринадцатилетний, не сразу схватывает взрослый. Дети уже думают по-другому, а мы за ними не поспеваем.

Вы начали разговор о том, зачем писать детскую литературу, когда есть Михалков, а я задам вопрос из своего поколения: зачем писать детскую литературу, когда есть Гарри Поттер? Если раньше был какой-то понятный пантеон детской литературы, то сейчас вам же, Ольга, приходится конкурировать не только с Михалковым.

Ольга Громова: С Михалковым мне точно не конкурировать! (смеётся)

Но с Роулинг приходится?

Ольга Громова: Нет, не приходится. Мы в разных плоскостях. Роулинг на самом деле сделала для детской литературы колоссальную вещь. Она написала школьную повесть в волшебном антураже. Это классическая школьная повесть со всеми школьными взаимоотношениями, с учителями, друзьями и так далее — которая привлекла к чтению даже тех, кто не читал никогда. Но это же не значит, что ребёнок, прочитавший «Гарри Поттера», не станет читать ничего другого. В «Гарри Поттере» поднимается огромное количество вопросов, над которыми думает каждый современный подросток. Он думает об этом независимо от того, читает он что-либо или не читает. И когда он за это зацепится в литературе, он пойдёт дальше. И вот тут возникают темы, которые не на поверхности: не отношения с одноклассниками, не отношения с учителями, а другие темы.

Наталья Эйхвальд: Скорее, «Гарри Поттер» — это история про то, как увлечь ребёнка чтением. Ребёнку, который не хочет читать, родитель кладёт на стол «Гарри Поттера» и говорит: «Ну попробуй хотя бы это». И после того, как ребёнок вспоминает, как выглядят буквы (вне школы), уже есть шанс предложить ему что-то ещё. У любого издательства (и «КомпасГида» в том числе) есть полки таких книжек, которые можно смело предлагать не читающему ребёнку, и он однозначно их прочтёт, потому что там экшн, который действительно захватывает. Вопрос про «Гарри Поттера» сложен ещё тем, что современные дети разные. К нам довольно часто приходят мамы и говорят: «Пожалуйста, только без волшебства — вообще не откроет». Ребёнок хочет читать только про то, что происходит у него на глазах. Про то, что он может прожить и адаптировать ту модель, которую он видит в книге в свою некую реальность.

Должна ли книга оставаться консервативной, в обложке, с иллюстрациями, или скоро книга будет интерактивной, тактильной — какой угодно?

Наталья Эйхвальд: Знаете, мир делится на две группы: одни умеют складывать язык трубочкой, другие нет. Точно так же и с книгами: есть «динозавры», которые любят бумажную книгу и которые её никогда не предадут, а есть люди, которые подвижны и готовы воспринимать эти новые форматы. Я за последние лет пять переезжала раз семь. У меня библиотека тысячи на три книг, и я таскала это всё с пятого этажа на седьмой без лифта. И у меня даже не возникло ни одного сомнения насчёт того, что книжки — это то, что я в свою жизнь всегда беру. При этом у меня много знакомых и детей, которые закачивают всё в свою читалку, горя не знают и едут отдыхать, не везя с собой чемоданы.

Ольга Громова: Когда появилось телевидение, все говорили, что умрёт кино и театр, но пока всё живо и развивается. Тут ведь какая история: во-первых, книги бывают разные, во-вторых, способ восприятия у людей разный. Есть «люди текста», которым важно содержание и не важно, что вокруг (если мы говорим о художественном тексте). И тогда — окей, читалка — и вперёд. Есть люди, которым для восприятия текста важны шрифт, иллюстрации, цвет бумаги иногда, и это тоже просто психотип. И тогда им важнее получить бумажную версию, потому что на бумаге уже кто-то про это подумал. Это первое. Второе: интерактив прекрасен в книге, и это моя мечта, но, скорее всего, это будут познавательные книги, потому что художественный текст — это всё-таки целостная вещь. Хотя дополнить любую книжку каким-то интерактивом, в котором можно полазить потом, было бы классно. Я твёрдо убеждена, что бумажная книга никуда не денется. Она, может быть, получит свой сегмент. И, наверное, все согласятся, что книга для совсем маленьких всегда будет бумажная.

Но как увлечь ребёнка чтением, когда вокруг столько других интересных вещей?

Наталья Эйхвальд: Я вам точно могу сказать, что дети читают — много, причём качественную прозу. Если мы говорим о том, как привить интерес к чтению, то серьёзная ошибка, с которой сталкивается родитель, в том, что он не читает сам. И бесполезно посадить двенадцатилетку читать, когда ты смотришь Кубок конфедераций по футболу.

Ольга Громова: Это действительно так. Когда родители начинают вопить «Ах, мой ребёнок ничего не читает!», первый вопрос, который возникает у меня — «А какую последнюю книжку вы сами прочитали? Когда он видел вас с книжкой?». Они говорят: «Нам некогда, мы работаем». А он, думаете, балду гоняет целый день? Он, между прочим, учится, и это учение тоже занимает массу сил и времени. Почему вы думаете, что если у вас нет привычки минуту свободного времени посвятить книжке, то она откуда-то появится у него?

Читайте также:

4 причины, почему ребёнок читает дурацкие книжки, а не классику

Наталья Эйхвальд: Взрослым часто некогда. Но при этом вы понимаете, что в жизни вашего ребёнка происходит многое — у него сложности в коммуникации в школе, он первый раз влюбился в девочку. У вас развод, вы не знаете, как объяснить ребёнку, что жизнь не рушится. Кто-то попал в больницу и вы не знаете, как объяснить, что итог может быть разный. Для всего этого есть детская книга — она позволяет начать этот разговор. Причём разговор будет, в любом случае, на других героях — не про жизнь этого подростка, который тут же скажет «Ты ничего не понимаешь!» и не захочет коммуницировать на эту тему. Книга эту возможность даёт, и у нас очень много примеров, когда родители покупают книгу на вырост, потому что боятся, что тираж закончится и книги не будет в продаже — чтобы просто книга на какую-то тему, которая им кажется важной, лежала дома.

Ольга Громова: Да, это очень важная штука. И тут ещё такая вещь: с 7,8,9-летками, даже свободно читающими, самый лучший способ поговорить — это начать читать вслух. Даже если вам катастрофически некогда, найти 20 минут перед сном для чтения ребёнку вслух можно всегда. И тогда легче будет потом разговаривать с подростком.

А что делать, если ребёнок читает, но плохую литературу?

Ольга Громова: Если ребёнок совсем ничего не читал и начал с неважной книжки, а потом взял ещё одну неважную книжку — значит, когда ребёнок втянется читать, вам нужно показать ему разницу. Накупила девочка себе в каком-то лотке бог знает каких дамских романов — окей, положите рядом хорошую книгу про любовь. Она увидит разницу, рано или поздно. Было бы желание положить. Вопли «Что за гадость ты читаешь, возьми что-нибудь приличное!» заставят ребёнка отложить книжку и не взять другую, потому что давление, тем более в таком интимном деле, как чтение, это лучший способ отбить желание брать что-либо в руки.

Наталья Эйхвальд: Существуют родители, которые считают, что если их ребёнок прочитает книжку про маньяка, он обязательно станет маньяком. Эта история ровно из той же оперы — потому что книга, какая бы она ни была, не вырастит из тебя человека. Человеком ты становишься исходя из того, в какой семье ты живёшь, как и чему тебя учат. Книга здесь может быть скорее помощником. Но историй, чтобы книга научила чему-то плохому, страшному, мир не знает.

Ольга Громова: Действительно, сами по себе книги не формируют человека до конца. До конца формирует всё остальное, что вокруг. Хотя вот однажды мне мой собственный сын задал вопрос: «Ну зачем мне в таком объёме гуманитарный курс? Зачем мне читать столько литературы? Я буду естественником» (он учился в очень сильном естественно-научном лицее при Академии Наук). Я отвечаю: «Помнишь вот такого-то (наш старший общий знакомый), тебе с ним интересно?». «Нет, — говорит. — С ним разговаривать не о чём». «А он, между прочим, учёный с мировым именем». И тогда ребёнок подумал-подумал и сказал: «Я понял. По крайней мере, я научусь думать сам и мне будет что сказать другим». Согласитесь, довод? Он пришёл к этому сам. Поэтому он читал, и сейчас у него всё хорошо с литературой.

Мы делали текст о несоответствиях в школьной программе, и вот что меня поразило: человек должен в 5 классе прочитать «Муму» и осознать его проблематику. При этом на истории крепостное право изучается, условно говоря, в 8 классе. Школьники — несчастные люди. Им эту проблему чисто физически очень сложно понять. Если, конечно, учитель последовательно не объяснит: «Друзья, здесь происходит вот это, потому что…».

Наталья Эйхвальд: Это проблема. Даже в Москве очень мало учителей, которые отменяют под свою ответственность чтение «кого-то там» и берутся читать того же «Сахарного ребёнка» вслух. А потом кладут книжку на школьную полку и говорят: «Если вы хотите дочитать — вот она лежит». Мне как маме и как человеку, который тоже сталкивается с современной школой, совершенно неясно, где же мой ребёнок будет искать авторитет, если я работаю и, допустим, у меня не хватает времени на то, что велела делать Ольга Константиновна (читать вслух перед сном — прим. «Мела»). Где — если учитель не может найти подход к моему ребёнку, не может дать ему то, что будет интересно. Я абсолютно уверена, что время Достоевского — не в 13 лет. Я не знаю, как современный ребёнок, который родился в Москве, в 5 классе читает Гоголя — особенно если ему досталась плохая книжка, где все сноски-объяснения находятся в конце.

Ольга Громова: В своё время в российской школе сложилась традиция так называемого историко-хронологического преподавания литературы. Вот отсюда возникли «Слово о полку Игореве» в 6 классе (совершенно неподъёмный документ), Карамзин — в 8-м (его тоже невозможно понимать). Большая часть золотого корпуса нашей литературы детям просто не по возрасту — ни психологически, ни с точки зрения запаса знаний. Ну какой ребёнок в 15 лет поймёт метания Раскольникова? Никакой. И это нормально. Только беда в том, что способ преподавания остаётся таким же.

Иллюстрации: iStockphoto (cirodelia)