«Я готовила к ЕГЭ 53-летнюю ученицу»: репетитор по русскому — о школьной программе, мате, англицизмах и любви к языку

Почему современная школа не может привить любви к языку и чтению? И зачем 50-летнему человеку может понадобиться репетитор по русскому языку? Об этом и многом другом мы поговорили с Еленой Малышевой, интернет-просветителем и преподавателем русского языка для школьников и взрослых.

«В сегодняшней школе я бы не смогла работать: я бы устроила там революцию»

Вы рассказывали, что стали учителем в 90-х. Какой была школа в то время?

Я окончила институт и пришла в преподавание через год после распада Союза. Если в политике всё меняется быстро, то в образовании сильна инерция. Так что в 1992 году я оказалась в обычной советской школе. Мне повезло: я устроилась в школу с очень сильным педагогическим составом и развитой системой наставничества. Завуч не жалела ни сил, ни времени на обучение молодых специалистов.

Нас пришло трое — молодые девчонки, учителя русского языка и литературы. К каждой из нас завуч ходила на уроки, разбирала недочеты, указывала на ошибки и помогала их исправлять. Кроме того, она приглашала нас самих прийти к ней на урок — посмотреть и поучиться.

Наставничество нам помогло найти практическое применение знаниям, полученным в институте. Потому что этот синтез происходит именно на практике: когда во время урока очень просто и естественно в памяти всплывает теория из институтских лекций. Валентина Дмитриевна помогла сделать так, чтобы у нас этот синтез произошел.

Как тогда относились к русскому языку? Достаточно ли времени ему уделяли?

В пятом классе было 11 часов русского языка и литературы — этим всё сказано. Правда, на это накладывались нюансы рыночной экономики: родителям вдруг стало не до детей. Я, молодой учитель, сразу стала давать на дом творческие задания, для выполнения которых требовались и время, и желание, и фантазия.

Валентина Дмитриевна это заметила и как-то подошла ко мне со словами: «Лен, ты знаешь… Родители приходят домой с работы — им бы детей накормить да спать лечь. А они твои сочинения должны писать. Войди в их положение, заканчивай». Я сразу поняла ее — мысль здравая, да и высказана была очень деликатно. Я поумерила свой творческий энтузиазм, и в итоге всё сложилось очень хорошо.

В одном из интервью вы говорили, что в 90-е школа вместо того, чтобы учить, стала оказывать услуги…

Вы знаете, я никогда, наверное, не забуду совещание учителей нашего города во Дворце пионеров. Тогда к нам вышла чиновница и с большой сцены заявила: «Теперь воспитание — это не наша задача». Такой появился тренд, и помню, что мы тогда действительно — и в школе, и в детском саду — в первую очередь оказывали услуги.

Чем содержательно эти услуги отличались от учебы и воспитания, которые, например, вы сами получили в школьные годы?

Понимаете, в чем дело… Учительская профессия — это жизнь. Почему в школе сложно работать? Потому что ты дома не отдыхаешь: дома тетради, подготовка к уроку. Сама помню, как шла домой с собственным сыном, а думала об учениках. А когда ехала на работу, не видела никого, кто стоял вокруг меня в автобусе: я думала, с чего бы начать урок.

Поначалу молодой учитель постоянно находится в эйфории и получает от преподавания огромное удовольствие. Но в какой-то момент у каждого из нас появляется мысль: «Боже, а жизнь-то где?» Внутри пустота, потому что постоянно крутишься-вертишься, а потом оказывается, что всё, что ты даешь детям, — это просто услуга, а не часть какой-то миссии. Я поэтому и ушла в репетиторство, уже давно не преподаю в школе. Думаю, что и в сегодняшней школе я бы не смогла работать: я бы устроила там революцию, и ничем хорошим бы это не закончилось.

Почему?

Сейчас школы абсолютно формализованы. Учителя чуть-чуть поработали, получили первый видимый результат, сделали фотоотчет — и отправили в соцсети. Я вот даже сейчас, притом что у меня большой блог, не веду соцсети сама, этим занимается специалист.

А у учителей таких специалистов нет. Вместо того чтобы искать что-то новое по своему предмету, они должны изучать, как фото в соцсети выложить, чтобы всё красиво смотрелось. Наступило время, когда надо «казаться, а не быть». В нынешней школе такой подход стал определяющим.

«Если рядом нет наставника, молодой учитель превращается в обыкновенную грымзу»

А как думаете, что сейчас в школе с русским языком? Чего не хватает в методике его преподавания?

Думаю, я сейчас не открою Америку. Почему сейчас пошли разговоры о сокращении сроков образования до 10 лет? Всё просто: есть нехватка учителей. Что порушилось? Я неслучайно подробно рассказывала о наставничестве. Не может молодой специалист прийти и сразу, без подсказок от старших коллег, начать хорошо вести уроки. Только самые пробивные и талантливые могут этот тернистый путь пройти в одиночку. Но давайте отбросим иллюзии: талантливы далеко не все. Обычный молодой учитель, если рядом нет наставника, с годами превращается в обыкновенную грымзу.

У детей в школе был случай: педагог легонько дала ученику подзатыльник, а тот поднялся из-за парты и дал сдачи

Это потому что ей, когда она только пришла работать, не объяснили, как можно, а как нельзя вести себя с ребенком. Никто не позаботился о том, чтобы учитель за годы в школе стал не только профессионалом, но и личностью.

А фактор личности в работе учителя очень важен. Пришли мы к врачу: специалист он хороший, а человек — не очень. Ну, мы как-нибудь переживем его бубнеж — главное, чтобы он диагнозы верные ставил.

В образовании так не работает: учитель должен быть хорошим человеком. Хороших людей, способных не только дать материал, но и заразить детей своим предметом, среди учителей сейчас мало. Это первый аспект. Второй аспект — это, конечно, зарплата. Безобразие…

В 90-е разве не было проблем с деньгами? Есть ощущение, что точно были, но вам просто повезло со школой.

Знаете, я, когда в 2005 году пришла работать в Москву, слышала рассказы о том, что там творилось в 90-х. Про всю эту нестабильность, бандитские перестрелки… Я слушала и думала: «А я-то где была?» Вскоре я поняла, где — в школе.

Как ни странно, это был какой-то уголок стабильности. Мы с мужем (он тоже учитель) в то время жили у моих родителей — они месяцами могли не видеть зарплату, хотя оба были трудоустроены, имели большой стаж. Мама работала в воинской части, папа был главным энергетиком на фабрике.

И мы вчетвером, представляете, жили на нашу учительскую зарплату. В школе, конечно, никогда много не платили. Но в 90-е, по сравнению с другими специалистами, учителя не так сильно бедствовали.

«Сейчас литература преподается так, что дети ее просто ненавидят»

До сих пор помню, как нас в школе кормили цитатой из Тургенева: «Берегите наш язык, наш прекрасный русский язык…» Мне кажется, ее настолько затрепали, что весь ее смысл и пафос сошли на нет. Но многие учителя по-прежнему произносят ее по поводу и без. А как можно креативно, доступно, искренне донести до детей ценность русского языка? Это вообще возможно?

Конечно! Правда, это очень кропотливая работа. Но вода камень точит. По-хорошему, этот вопрос решается через поиск индивидуального подхода к детям. Но понятно, что о нем не может идти и речи, когда в классе 30 человек.

Так или иначе, нужно абсолютно четко идти от того, что интересно детям. Не устану повторять: мне повезло с учителями. У меня в институте была преподавательница — Марина Анатольевна Дмитриева, она методику вела. Она, когда сама работала в школе, вместо Брежнева — «Малой земли» и других мемуаров, которые он якобы написал, — давала детям Цветаеву и Ахматову. В журнал, разумеется, шла «Малая земля». Она показала мне, что от программы можно отступать, особенно когда она утомляет ребенка, создает у него неправильное впечатление о родном языке.

Я, когда сама пришла в школу, сразу обратила внимание, что в учебниках практически не представлена зарубежная литература — были из Шекспира какие-то две страницы жалкие, непонятно откуда взятые, и что-то еще по мелочи.

Ну так же нельзя! По этим отрывкам нельзя хоть что-то понять о зарубежной литературе. Так что я тоже отходила от программы, меняла темы и давала больше часов по зарубежной литературе. Многим моим ученикам сейчас под 40, но они до сих пор с благодарностью вспоминают мои лекции про «Песнь о Нибелунгах».

А лишнего, по-вашему, много в школьной программе?

До сих пор иногда я подглядываю в школьную программу по литературе: интересно, что теперь детям дают читать. Боже, какая скучища! Ну вот всем же уже понятно, что «Преступление и наказание» не надо проходить в старших классах. У Достоевского есть другие произведения, более понятные детям. С таким сложным и глубоким писателем класс нужно аккуратно знакомить, а не кормить им так, чтобы детей от него воротило. К сожалению, сейчас литература преподается так, что дети ее просто ненавидят.

А вот если опираться в работе на интерес ребят, то они нужные произведения знают от корки до корки. Я, например, в свое время ставила много спектаклей и сценок с детьми. Пока дети учили роли для спектакля, они успевали не только познакомиться с произведением, но и полюбить его. Это притом, что я больше русист, чем литератор: книги я люблю скорее читать, чем объяснять.

То есть к любви к русскому языку мы идем через любовь к литературе?

Да, да! А как по-другому? Я этого принципа даже сейчас придерживаюсь: недавно запустила курс, который сделан на основе материалов о художниках и их картинах. Дефисное написание различных слов мои ученики учат по биографической повести Паустовского «Кипренский», например.

Сейчас в учебниках так много упражнений, составленных из текстов, которые не имеют никакого отношения к действительности, ко дню нынешнему… Чуть ли не советские агитки.

А ведь есть вечные тексты. Мы, когда пейзажную прозу с учениками читаем и по ней учим язык, постоянно в этом убеждаемся. Это же так просто: смотреть в живой текст, останавливаться на понравившихся моментах, обращать внимание на красиво подобранные эпитеты, думать, как мы могли бы их встроить в собственную речь.

То есть у меня авторская работа со словом всегда идет от классиков к конкретно взятому ученику. К школьным сочинениям и творческим работам мы приступаем только тогда, когда ученик уже начитался хороших текстов, набрал из них речевых приемов.

«Я считаю, что ребенку нельзя видеть неправильно написанное печатное слово»

Как по-вашему, важно ли учить и знать правила русского языка или достаточно просто много читать?

На мой взгляд, главное, что должен уметь носитель русского языка, — передавать через слово что-то эфемерное — чувства, оттенки, запахи. Вот это цель, и это первично. Грамматика, пунктуация, в целом навыки письменной речи в этой системе, безусловно, важны, но вторичны. Бывает ведь иногда, что человек пишет хорошо, а устно чувства и мысли донести не может. Но вот если он говорит хорошо, то и с письмом у него проблем не возникнет.

Но современные учебники как будто заточены под отработку навыков именно письменной речи. До сих пор помню, как я ненавидел этих грачей, которые у Саврасова прилетели, потому что не хотел писать сочинение по скучному шаблону. Меня эти задания на описание просто бесили. А есть задания, которые вас бесят?

Сразу на ум пришло модное сейчас задание: на поиск ошибок в печатном тексте. Это ужас просто. Я считаю, что ребенку нельзя видеть неправильно написанное печатное слово. Зрительная память здесь может сыграть злую шутку. Представим: ребенок увидел некорректно написанное слово, не заметил в нем ошибку. Учитель тоже ошибку пропустил. Как результат — у ученика сложилось впечатление, что увиденный им вариант написания корректный. И всю жизнь он в этом слове допускает ошибку. Своим ученикам я никогда не дам такое задание. Ошибки можно и нужно искать в собственных работах, написанных от руки.

Оставлять в каких бы то ни было целях ошибку в печатном тексте просто противопоказано

Про задания с описанием… Я с вами согласна. Порой удивляет, какие картины подобраны для сочинений в учебнике Ладыженской. Я вижу, какие работы пишет моя дочь, пятиклассница, и понимаю, что картины даются те же, что были в учебнике еще в 1992 году. Составители вообще не учитывают, к сожалению, дух времени.

Впрочем, пусть уж и дальше ничего не трогают. Выбирая между Ладыженской и Васей Пупкиным, у которого папа работает где-нибудь в министерстве и лоббирует учебник сына, я выбираю Ладыженскую. Это тот случай, когда консерватизм помогает не сделать хуже.

При возможностях современного мира за состояние учебника можно в целом и не беспокоиться. Я с учениками занимаюсь преимущественно дистанционно, и мы обходимся без него: на замену пришли презентации, задания, схемы, таблицы, которым не нужен какой-то физический носитель.

Раз уж у нас зашла речь о цифровом веке, вас не пугают темпы развития нейросетей?

Никакими нейросетями русский язык не испортишь — пусть будут. Меньше ошибок будет в документах, появится больше возможностей проверить себя. Честно, не думаю, что они помешают нам учить русский язык.

«Язык подобен реке, которая мусор в себе не задерживает»

Есть мнение, что легче всего учить язык, носители которого толерантны к ошибкам. Наши люди к русскому языку относятся чересчур директивно и защищают его чистоту примерно всегда (даже если сами его плохо знают). Подобная атмосфера нетерпимости к ошибкам вредит языку или, наоборот, идет на пользу?

Я бы здесь выделила два аспекта. Первый — чисто человеческий. Первое время я сама всех всегда поправляла. Правда, встречая косые взгляды, спросила себя в какой-то момент: «Лен, а зачем тебе это надо? Люди же всё равно ничего не выучат».

Сейчас поправляю только своих детей. Иногда слышу от них: «Мам, ну замучила уже», на что всегда отвечаю: «У вас мать — словесник, будете терпеть».

А директивность у нас вообще в менталитете. В русской литературе есть такой прием, как речевая характеристика героев. Если наш автор хочет изобличить героя, он начинает с его языка — делает его скудным и площадным либо просто смешным. Дикой из «Грозы» — показательный в этом плане герой.

Литература приучила нас считать, что речь определяет человека. Отсюда люди, которые привыкли критиковать и придираться, начинают с языка и слов, которые им не нравятся. Это, конечно, не самый верный подход.

Есть очень много хороших, добрых и при этом неграмотных людей

Нужно ли их поправлять? Про себя это нужно делать всегда, чтобы не забывать правила. Поправлять ли человека вслух? Это зависит от того, готов ли сам человек принимать замечания, готов ли учиться.

Благо людей, открытых к подобному диалогу, сейчас много, в том числе среди молодежи. Даже парни вот есть в 9-м классе — казалось бы, разгильдяй разгильдяем, но всё равно приходит к родителям со словами: «Подавайте мне репетитора, буду учиться».

А что насчет иностранных заимствований? За их обилие в речи молодежь критикуют чаще и сильнее даже, чем за ошибки в произношении, пунктуации, орфографии. Где тонкая грань между обогащением языка за счет заимствований и англоманией?

Меня как-то попросили «дать фидбэк». В контексте я поняла, что от меня хотят, но всё же пришлось посмотреть, что это значит. Потом выяснилось, что это просто «обратная связь».

У меня такая политика: если есть русский аналог, заимствованием пользоваться не буду. И я думаю, что сейчас этот «фидбэк» — модное словечко, в интернете оно присутствует, но с годами выйдет из употребления. Язык все-таки подобен реке, которая мусор в себе не задерживает.

Но давайте будем честны, есть люди старшего поколения, чьи игры с языком неприятно удивляют. Меня убило однажды, когда я услышала от очень уважаемого человека, профессора слово «зашквар». Когда прочитала, что это такое, и поняла, что слово-то происходит из тюремного жаргона, стало ясно, что человек, чтобы казаться современным, сказал слово, историю которого даже не знал.

Думаю, если он однажды откроет словарь фени, он вспомнит тот разговор и ему станет очень стыдно

Впрочем, есть ведь и безобидные заимствования, которые из нашего языка уже никуда не денутся. Есть вот, например, слово «лайкать». Уже никто сердечко не ставит — все лайкают. Я считаю, хорошее слово, пусть оно будет.

У нашей культуры богатая история засилья иностранных языков. Мы в XIX веке пережили засилье французского — переживем и засилье английского, заберем себе из него только самое лучшее.

Что есть лучшее? Знаете, я за любовь. Если людям нравится — значит, это хорошо. Есть те, кто борются с таким подходом, они объясняют это патриотизмом. Мне же главное, чтобы народ любил свой язык — не стыдился его, наслаждался им. А любить проще то, что ты сам создаешь, а тебе при этом никто не мешает.

Хочу за «зашквар» зацепиться. Почему такими словами нельзя все-таки обогатить русский язык? Теоретически ведь можно игнорировать их этимологию…

К иностранным словам я достаточно лояльна, потому что я понимаю, что худшие из них однажды выйдут из употребления. А вот жаргонизмы слишком глубоко интегрировались в современный язык и зачастую четко характеризуют человека, который их использует.

Когда мне в соцсетях пишут с требованием оставить им какой-нибудь жаргонизм, я говорю: «Ради бога». Только поясняю, что многие, услышав подобные слова в речи собеседника, просто могут прервать диалог. С такими вкусами сложно развиваться, заводить знакомства с новыми и интересными людьми.

Понимаю, что кого-то это вообще не пугает. Кто-то живет в своем мирке: хорошо и замечательно так жить и коптить небо. Кому-то надо больше, кто-то хочет расти, и это, на мой взгляд, правильное желание. К сожалению, не все мою позицию разделяют. Оттого, мне кажется, у нас в стране и полно несчастных людей — полно этих грустных лиц в транспорте. Этим людям никто не объяснил, что счастье в самосовершенствовании. Первый же шаг к нему — хорошая грамотная речь.

Неужели просторечия и жаргонизмы не могут быть полезны, не могут сделать язык таким, чтобы он нравился людям? Я вот горжусь тем, что вырос в деревне, что детство провел в совершенно нелитературной языковой среде и танцевал в колготках под «Владимирский централ». Более того, тот мир меня и научил любить Россию и наш язык…

Так это замечательный опыт. Если ребенок ездит в деревню и слушает диалектную речь бабушки — это очень полезно. Он благодаря этому понимает, что язык и речь могут и должны быть разными. Главное, что в рамках этого культурного обмена все счастливы и все самосовершенствуются. Бабушка самосовершенствуется на огороде: у нее сегодня лук поспел, завтра — чеснок.

Понятно, что для счастья ей не нужно говорить литературным, академическим языком. Пускай же она говорит на своем диалекте, пускай окает, акает.

Очень многие писатели же отмечали, когда ездили по России, что провинциальность имеет свою культурную и языковую ценность. Но давайте поймем, что тащить эту речь в зал, где проходит научная конференция, не нужно.

Всему свое место. На вечерних посиделках в деревне все вольны говорить как хотят — с жаргонизмами, с просторечиями, с диалектизмами. Человек, который станет придираться к ошибкам, будет просто ломать атмосферу. Но вот если ты выходишь на сцену, получаешь в руки микрофон — соответствуй. Будь добр помнить и соблюдать речевые нормы.

А вот мат… Тут как будто сложнее, ведь многие именитые лингвисты матерились — и делали это профессионально, покруче любого сапожника.

Что касается ученых, которые могут и о высоких материях порассуждать, и выругаться… Это же интересный оксюморон, да? Я склонна думать, что так делают люди, которые стесняются своей учености. Быть может, в школе их дразнили, и вот возникла такая психологическая защита.

Отношение к мату у меня двойственное. В эмоциональные моменты он, конечно, очень пригождается. А вот в соцсетях я мат категорически не принимаю. Мне на физическом уровне плохо, когда красивая девушка с милой улыбкой публикует видео, в котором изъясняется преимущественно непечатными словами.

Но, правда ваша, есть люди, которым идет мат. Мы одно время с семьей жили в общежитии, и у нас была соседка Настя. Она материлась нараспев. Мы до сих пор смеемся, когда вспоминаем, как она выходила в коридор и матерные слова из нее шли ну просто как «во поле березка стояла». Это смешно, это по-русски, это от души.

А детей от мата лучше оградить? Или пускай слушают — познают полноту русской речи?

Я уверена, что ограничивать нужно. Объясняя ребенку, что есть плохие слова, которые говорить неприлично, мы дополняем его представление о том, что хорошо, а что плохо.

Так или иначе, всегда надо начинать с себя. Не хотите, чтобы ребенок матерился, — сами прекратите при нем использовать мат. Когда совсем плохо, можно закрыться в ванной и покричать вдоволь.

А нужно ли вообще поправлять ошибки и оговорки ребенка? У детей ведь как устроено: скажешь, как правильно, а говорить будут с ошибками — назло.

Конечно же, нужно. Я сначала, кстати, так не считала. Хотелось быть для детей другом, который не грузит постоянно правилами, лоялен к ошибкам. Позже психолог мне четко объяснила, что с детьми надо мамой быть, а не подругой. А мама — это что? Это контролирующий орган.

В жизни должны быть какие-то контрольные приборы, точки, люди, которые делают нас лучше. Одна из контрольных точек у моих детей — мамино внимание к грамотности. Они могут хоть пять раз подряд произнести слово неправильно, допустить ошибку, я не поленюсь их поправить. Мне это позволительно, потому что я их мать.

Другое дело — когда оговаривается ребенок, который к тебе никакого отношения не имеет.

Сейчас я чужую девочку или чужого мальчика поправлять не буду

Хотя раньше, когда встречала на улице толпу подростков, орущих матом, я считала нужным подойти к ним — объяснить, что так говорить неприлично. Я в таких ситуациях спрашивала ребенка, что он хочет выразить, использовав то или иное непечатное слово. Мне хотелось, чтобы ребенок задумался, зачем он использует мат, и подумал о том, мог ли он выразить свою мысль иначе.

Сейчас я уже так не делаю. Сначала меня муж одергивал, потом я сама поняла, что это просто не мое дело. Я понимаю, что своим разговором никак не исправлю ситуацию, скорее всего, у ребенка в семье просто нормализован мат. Тут за слова должен отвечать не ребенок, а родители.

«Взрослым тоже может понадобиться репетитор»

Насколько я знаю, вы занимаетесь не только с детьми, но и со взрослыми. Расскажите об этих своих учениках.

Не поверите, но я готовила к ЕГЭ 53-летнюю женщину. Когда-то по молодости она бросила институт, вышла замуж. Сначала казалось, что удачно, а потом выяснилось, что не очень.

В 53 года она осталась у разбитого корыта: дети выросли, муж — на грани ухода из семьи. Подруги, университетские преподавательницы, сказали, что новую жизнь нужно начать с того, чтобы доучиться и получить-таки высшее образование.

На заочное отделение она поступала как обычная абитуриентка. И, представляете, на шестом десятке она сидела, разбиралась, училась писать сочинение в формате ЕГЭ.

Сложно ей было подстраиваться под стандарты ЕГЭ?

Сложно, очень сложно. Она человек советского образования и в начале наших занятий спокойно писала без ошибок. Этот навык у нее был уже сформирован. Когда-то давно школьный учитель выполнил свою задачу — сделал так, чтобы она писала грамотно, не вспоминая даже правил.

Нам с ней нужно было пойти от обратного: например, ставить запятую и учиться объяснять, зачем она нужна, вспоминать правила. Естественно, за годы они забылись. У нее волосы вставали дыбом от тотального непонимания, почему она пишет так, а не иначе.

Остальные взрослые ученики тоже берут уроки из-за экзаменов или есть какие-то другие запросы?

У меня была 45-летняя ученица, которую ко мне привели проблемы в письменной речи — коллеги постоянно поправляли. Работать с текстом ей было просто утомительно и стыдно.

Сейчас у меня в листе ожидания девушка с примерно такой же проблемой. Она до 16 лет училась во французской школе. То есть образование хорошее, но с русским языком беда. На работе часто приходится писать приказы, распоряжения, служебные записки, в которых выходит неприлично много ошибок. В 25 лет это не такая большая проблема, но когда тебе в 45 лет регулярно ставят на вид ошибки в письме — уже неловко. Люди хотят от этого избавиться и приходят ко мне.

Как вы поняли, что ваши курсы и программы будут востребованы среди взрослых? Что побудило искать и привлекать учеников именно через блог?

Жизненный опыт. Еще до того, как давать уроки взрослым, я занималась с мамой моей ученицы. Там тоже была проблема с деловым письмом. Я ей дала три урока, которых было вполне достаточно. Она составила себе тетрадку с основными правилами, которая для нее стала чем-то вроде настольной книги. Тогда я поняла, что взрослым тоже может понадобиться репетитор — и в этом нет ничего стыдного.

Сейчас я занимаюсь в основном онлайн-курсами и развитием блога. Хотя раньше у меня были обычные ученики — старшеклассники, которым надо к ЕГЭ или ОГЭ подготовиться.

Когда ко мне приходили ученики, я сразу спрашивала, какие у них цели: русский язык выучить и чтение полюбить или просто ЕГЭ сдать? Чаще всего мне отвечали, что в приоритете экзамен.

В какой-то момент я поняла, что с такими ребятами мне грустно и неинтересно, что пора искать выход на другую аудиторию — на людей, которым просто интересен русский язык.

Если взрослым незнание русского языка мешает работать, то в чем основная проблема молодой аудитории?

У молодежи совсем нет источников мотивации. У наших бабушек, например, мотивация: нужно было элементарно выжить, одежду купить, мебель. Тщеславие тоже, конечно, некоторых людей двигало вперед, но это было редкое явление.

А вот у наших детей этот фактор — желание повыпендрежничать — стал ключевым. С одной стороны, хорошо, что у наших детей по сравнению с нами всё благополучно — не должно же им быть стыдно за то, что они едят что хотят и имеют возможность купить одежду. С другой стороны, это плохо. Толстой не зря ведь говорил, что лучше «недо-», чем «пере-». Вот это «пере-» приводит к тому, что у детей нет источников мотивации.

Мне вот мама во втором или в третьем классе поставила условие. Если окончу первую четверть не более чем с двумя четверками, мне возьмут на зиму коньки напрокат. И у меня была эта простая мотивация хорошо учиться, стремиться к знаниям и самосовершенствованию.

Сейчас детей к этому нужно толкать: записывать в кружки, нанимать репетиторов. Родители любые деньги готовы платить, чтобы детей хоть как-то развлечь и развить.

Как считаете, почему родители не ставят в мотивационных целях такие же условия, как когда-то ставила ваша мама, — только соразмерно своему достатку?

Сейчас самая главная и ценная вещь — это время. К репетиторам идут, чтобы усваивать информацию быстрее. Вместо того чтобы пять часов искать информацию в интернете и изучать вопрос самостоятельно, можно ведь просто на часик заглянуть к репетитору — и выйти от него со знанием правил и отработанным навыком.

В общем, родители покупают детям не столько знания, сколько время. В интернете сейчас информации — выше крыши. По ней хоть на 110 баллов можно к ЕГЭ подготовиться. Но только при условии, что у тебя есть вагон времени. Как правило, этого вагона у школьников нет: в день по 7 уроков, потом секции, кружки. Да и личную жизнь тоже никто не отменял.

Обложка: личный архив Елены Малышевой, SanjuBhandari / Shutterstock / Fotodom