Похоже, дуэли возвращаются в Россию. В Госдуму внезапно внесли законопроект «Дуэльный кодекс Российской Федерации» (серьёзно!). А пока все думают, принять его или нет, помогаем директору Росгвардии и одному оппозиционеру вспомнить, как обычно дуэли заканчивались в произведениях русских классиков. Спойлер: ничем хорошим.
1. Онегин против Ленского — «Евгений Онегин» Пушкина (1833)
Самая известная дуэль в истории русской, да и, наверное, всей мировой литературы. Онегин едет на именины Татьяны по приглашению Ленского, скучает там и из чувства мести танцует с невестой Ленского Ольгой. Больше того, даже шепчет ей на ухо какие-то пошлости. Оскорблённый Ленский позже вызывает Онегина на дуэль — «Две пули — больше ничего — вдруг разрешат судьбу его».
Если современные школьники и понимают, из-за чего стреляются двое бывших друзей, то вряд ли видят в этой ссоре причину для убийства. Не видит её и сам Онегин: он считает танец с Ольгой «небрежной» шуткой, признаёт свою неправоту и любой ценой хочет избежать поединка (сильно опаздывает, а секундантом выбирает своего слугу). Но всё это не спасает юного Ленского от смерти — из-за шутки загублена как минимум одна жизнь.
«Ещё не целя, два врага
Походкой твёрдой, тихо, ровно
Четыре перешли шага,
Четыре смертные ступени.
Свой пистолет тогда Евгений,
Не преставая наступать,
Стал первый тихо подымать.
Вот пять шагов ещё ступили,
И Ленский, жмуря левый глаз,
Стал также целить — но как раз
Онегин выстрелил… Пробили
Часы урочные: поэт
Роняет молча пистолет,
На грудь кладёт тихонько руку
И падает. Туманный взор
Изображает смерть, не муку.
Так медленно по скату гор,
На солнце искрами блистая,
Спадает глыба снеговая».
2. Печорин против Грушницкого — «Герой нашего времени» Лермонтова (1840)
Лермонтов в своём главном произведении вслед за Пушкиным в «Евгении Онегине» случайно предвосхищает собственную смерть. Александр Сергеевич описал убийство поэта на дуэли посреди зимы — и через пару лет умер от выстрела Дантеса 27 января. Михаил Юрьевич в «Герое нашего времени» рассказывает о поединке на Кавказе — и сам вскоре там погибает.
Герой Лермонтова Печорин вызывает на дуэль приятеля Грушницкого, тот оклеветал его и влюблённую в него княжну Мери. Это противостояние более осмысленное и серьёзное, чем между Онегиным и Ленским, Печорин и Грушницкий друг друга ненавидят. Но, несмотря на это, Печорин предлагает Грушницкому извиниться, и тогда он его простит. Грушницкий отказывается. Печорин не промахивается.
«– Грушницкий! — сказал я, — ещё есть время; откажись от своей клеветы, и я тебе прощу всё. Тебе не удалось меня подурачить, и моё самолюбие удовлетворено; вспомни — мы были когда‑то друзьями… Лицо у него вспыхнуло, глаза засверкали. — Стреляйте! — отвечал он, — я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьёте, я вас зарежу ночью из‑за угла. Нам на земле вдвоём нет места… Я выстрелил… Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах лёгким столбом ещё вился на краю обрыва. Все в один голос вскрикнули. — Finita la comedia! — сказал я доктору. Он не отвечал и с ужасом отвернулся».
3. Базаров против Кирсанова — «Отцы и дети» Тургенева (1862)
У Тургенева дуэль описана нелепой: Кирсанов и Базаров не равны друг другу ни по положению в обществе, ни по возрасту, ни по мироощущению. И хотя поводом для них вновь становится женщина, настоящая причина — в конфликте отцов и детей, прошлого и будущего. Что их общение не выльется ни во что хорошее, понятно с самого начала произведения. Если герои Пушкина и Лермонтова относятся к дуэли серьёзно, нигилист Базаров смеётся над общим пафосом, шутит в ответ на вызов и сравнивает происходящее с неправдоподобным французским романом.
Заканчивается поединок почти конфузом: Базаров ранит Кирсанова в ногу и сам же оказывает ему первую помощь. Отстаивавший ранее дуэльные традиции Кирсанов так описывает всё произошедшее — «Мы немножко повздорили с господином Базаровым, и я за это немножко поплатился».
«Базаров тихонько двинулся вперёд, и Павел Петрович пошёл на него, заложив левую руку в карман и постепенно поднимая дуло пистолета… «Он мне прямо в нос целит, — подумал Базаров, — и как щурится старательно, разбойник! Однако это неприятное ощущение. Стану смотреть на цепочку его часов…». Что-то резко зыкнуло около самого уха Базарова, и в то же мгновенье раздался выстрел. «Слышал, стало быть ничего», — успело мелькнуть в его голове. Он ступил ещё раз и, не целясь, подавил пружинку.
Павел Петрович дрогнул слегка и хватился рукою за ляжку. Струйка крови потекла по его белым панталонам.
Базаров бросил пистолет в сторону и приблизился к своему противнику.
— Вы ранены? — промолвил он.
— Вы имели право подозвать меня к барьеру, — проговорил Павел Петрович, — а это пустяки. По условию каждый имеет ещё по одному выстрелу.
— Ну, извините, это до другого раза, — отвечал Базаров и обхватил Павла Петровича, который начинал бледнеть».
4. Безухов против Долохова — «Война и мир» Толстого (1867)
Толстой, проповедник идеи непротивления злу насилием, не видит в дуэли двух своих персонажей ничего нелепого, но вкладывает в уста Безухова определение «Глупо!». При этом у Безухова-то точно был повод стреляться: на званом обеде он не выдержал издевательств и насмешек повесы Долохова, которого подозревал в соблазнении своей жены Элен. Но даже тогда, когда на агрессию, казалось бы, есть полное право, у Толстого побеждает гуманизм.
Можно ли считать высшей справедливостью тот факт, что не умеющий стрелять Безухов ранит Долохова, а тот, опытный стрелок, промахивается? По крайней мере, сам Пьер так не думает — он не осознаёт себя ни судьёй, ни палачом, и стыдится своего поступка.
«Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова и, потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из-за дыма показалась его фигура. Одною рукою он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что-то сказал ему.
— Не… нет, — проговорил сквозь зубы Долохов, — нет, не кончено, — и, сделав ещё несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле неё. Левая рука его была в крови, он обтёр её о сюртук и опёрся ею. Лицо его было бледно, нахмурено и дрожало».
5. Лаевский против фон Корена — «Дуэль» Чехова (1891)
Чехов писал о дуэли, как о понятии давно минувших дней. Герои его повести, которая так и называется «Дуэль», вспоминают правила поединка по книгам Лермонтова и Тургенева. Лаевский и фон Корен стреляются из-за женщины и сами больше похожи на литературных персонажей, чем на настоящих людей, за что Чехова много критиковали. Якобы «Дуэль» вышла у него безжизненной и схематичной. Но, может, это был авторский замысел?
Чехов в «Дуэли» не рассказывает новую историю, он пересказывает старые на новый лад, говорит «об Онегине и Печорине» и «о неспособности современного интеллигента к жизни». Вот почему у этого автора дуэль не окрашена в тёмные краски, как у его предшественников — ни один из героев не погибает, а Лаевский даже встаёт после неё на путь истинный.
«“Скорее же стреляй!» — думал Лаевский и чувствовал, что его бледное, дрожащее, жалкое лицо должно возбуждать в фон Корене ещё большую ненависть.
«Я его сейчас убью, — думал фон Корен, прицеливаясь в лоб и уже ощущая пальцем собачку. — Да, конечно, убью…».
— Он убьёт его! — послышался вдруг отчаянный крик где-то очень близко.
Тотчас же раздался выстрел. Увидев, что Лаевский стоит на месте, а не упал, все посмотрели в ту сторону, откуда послышался крик, и увидели дьякона. Он, бледный, с мокрыми, прилипшими ко лбу и к щекам волосами, весь мокрый и грязный, стоял на том берегу в кукурузе, как-то странно улыбался и махал мокрой шляпой. Шешковский засмеялся от радости, заплакал и отошёл в сторону…».
6. Ромашов против Николаева — «Поединок» Куприна (1905)
Пожалуй, самое трагичное описание дуэли в «Поединке» Александра Куприна. Хотя вышла повесть уже в XX веке, во время её действия поединки в офицерском сообществе были разрешены. В тексте поднимаются сложные темы тягот армейской и провинциальной жизни, но дуэль между героями снова (так и хочется сказать «как всегда») оказывается связана с женщиной: юный романтик Ромашов влюбляется в жену поручика Николаева.
Стоит ли верность военному сословию жизни? Ромашов и рад бы ответить на этот вопрос отрицательно, тем более в армии он уже разочаровался. Финал обрывает все его надежды на счастливое, да и вообще какое угодно будущее. Критикам и простым читателям «Поединок» Куприна понравился, а вот генерал-лейтенант Гейсман обвинил писателя в покушении на армию и даже в попытке подрыва государственного строя. В общем, сейчас эта книга о дуэлях кажется самой актуальной.
«По команде „вперёд“ оба противника пошли друг другу навстречу, причём выстрелом, произведённым поручиком Николаевым, подпоручик Ромашов ранен был в правую верхнюю часть живота. Для выстрела поручик Николаев остановился, точно так же, как и оставался стоять, ожидая ответного выстрела. По истечении установленной полуминуты для ответного выстрела обнаружилось, что подпоручик Ромашов отвечать противнику не может. Вследствие этого секунданты подпоручика Ромашова предложили считать поединок оконченным. С общего согласия это было сделано. При перенесении подпоручика Ромашова в коляску последний впал в тяжёлое обморочное состояние и через семь минут скончался от внутреннего кровоизлияния».
