Когда у старшего сына Натальи Эйхвальд Ромы в 2,5 года диагностировали расстройство аутистического спектра, у нее на руках был еще и младенец Игнат. Было тяжело, но эта история не про трудности, а про то, какой интересной и непредсказуемой порой оказывается жизнь. Сейчас мальчики (им 11 и 9 лет) — лучшие друзья и вдохновители мамы. Именно благодаря им, кстати, Наталья стала директором издательства детской и подростковой литературы «Пять четвертей». И сделала еще много других важных открытий.
1. Я умерла и родилась заново в тот день, когда у меня появились дети. Мне кажется, до материнства я была совсем другой. Все трудности, которые мы с мальчиками прошли вместе, были для меня невероятной точкой роста. Есть ощущение, что я добилась многого только потому, что мне выпала честь быть их мамой. Вообще, я не уверена, что взрослые воспитывают детей. Иногда мне кажется, что все наоборот: это дети учат нас по-другому смотреть на мир.
2. Материнство — это единственная работа, с которой нельзя уволиться, уйти в отпуск, даже взять выходной. Но оно же дает возможность посмотреть на себя по-новому. Здорово, когда ты не тонешь в обыденности, а находишь в материнстве новую, может быть, непривычную, но себя. История знает тысячи женщин, которые работали в больших корпорациях, а потом ушли в декрет и открыли свой маленький бизнес. Или просто изменили направление деятельности. Часто рождение детей — это толчок для смены интересов и приоритетов. Я, например, в декрете начала писать рецензии на детские книги. Хотя никогда раньше этого не делала. А тут у меня появились маленькие дети, и я с головой ушла в современный детлит. Так что могу сказать, что работаю сейчас в этой сфере во многом благодаря сыновьям.
3. Я долго взвешивала решение о выходе из декрета в офис, но в целом, как Муми-мама, однажды встала и сказала: «Время пришло». Мне нужно было обеспечивать семью, мне хотелось реализоваться, работа всегда для меня много значила. Я работала с 10 лет и поступала в МГУ в 16 не для того, чтобы отказаться от этого.
Было страшно, что выбор может оказаться неправильным. С одной стороны, если я остаюсь с детьми дома и посвящаю все время воспитанию, может случиться так, что дети скажут потом: «Мама, нам сейчас 30 лет, и мы не хотим работать. У нас не было примера!» А если выйду на работу — заберу у них часть себя.
Но дело в том, что мы никогда не узнаем, как правильно. Так или иначе, это выбор, который делает каждая мама, и правильного ответа здесь нет. Поступать нужно так, как будет комфортнее тебе в первую очередь. Не слушать никого вокруг. Потому что в любом случае кто-то обязательно скажет, что ты была неправа.
4. Мне нравится время, в которое я стала мамой. Мы с сестрой часто шутим, что мы — «случайно выжившие дети». Родители воспитывали нас совершенно в других, более спартанских условиях, а мое родительство пришлось на бум моды на материнство. Когда людям стало понятно, что проводить время с ребенком — здорово. Именно тогда стали появляться крутые детские книги, спектакли для самых маленьких, всякие развивашки. Среда как будто начала перестраиваться под потребности матери и ребенка. И это очень здорово, это своеобразная точка силы, потому что таким образом стало формироваться и новое материнское сообщество.
5. Важно замечать и вовремя снимать свое белое пальто. Когда твой трехлетний ребенок долбит ногами впередистоящее кресло в маршрутке или в поезде, люди могут даже умиляться: «Ой, какой непоседа!» Но когда так поступает одиннадцатилетка с аутизмом (для него это может быть просто способом успокоиться), то это уже не кажется никому милым, люди начинают раздражаться, отчитывать родителей.
Мне кажется, что проблема белого пальто очень актуальна для современных родителей. Она проявляется не только в отношении особенных детей
Это просто очень частое явление. Например, в песочнице кто-то может заметить, что чужой ребенок до сих пор не научился лепить куличики. Да какая разница, научился он или нет? Может быть, он никогда не научится их лепить, а станет известным музыкантом или архитектором. А куличики здесь совершенно ни при чем.
Детей нужно учить пропускать все неуместные замечания мимо ушей. Только ты знаешь своего ребенка. И только ты в него веришь (а не верить — вообще преступление). Рефлексия — это хорошо, но она заключаются не в этом. Кто все эти люди, чтобы судить моего ребенка?
6. Наверное, я пришла через все стадии принятия болезни Ромы. От отрицания и попыток разобраться, в чем причина, до искренней благодарности и радости. Рома перестал говорить в 2,5 года и не говорил практически до пяти с половиной лет. Он мог произносить несколько слов, чтобы удовлетворять бытовые потребности — есть, пить.
Один раз я ждала его после занятий в развивающем центре, и рядом со мной сидел папа одной девочки. Помню, она была лет на пять старше моего Ромы. Этот папа задал мне вопрос: «А у вас тоже аутизм после прививки?» Мы приехали домой, и я поняла, что больше никогда не буду задавать ни одного вопроса: почему это случилось, как это случилось и что мне делать дальше. То есть я просто буду в этом жить. Мне кажется, когда у тебя есть особенный ребенок-подросток и ты до сих пор съедаешь себя в попытках разобраться, кто в этом виноват, это худшее из возможных наказаний. Это куда сложнее, чем само расстройство и жизнь с особенным ребенком.
7. Лучшее, что я могла сделать для Ромы, — родить ему младшего брата. Вначале было очень сложно, потому что они практически погодки. С такой разницей получается один затяжной декрет, когда ты практически не выходишь из состояния грудного вскармливания, памперсов, первых обучающих моментов. Когда постоянно что-то рисуешь, лепишь, готовишь, рассказываешь наизусть книги, так что они просто отскакивают от зубов. Но сейчас мальчики — хорошие друзья, и я счастлива. У Ромы не всегда складываются отношения с одноклассниками, а вот друзья Игната отлично принимают его — это избавляет от чувства одиночества или ощущения дискомфорта.
8. У меня нет маленьких детей, у меня есть взрослые близкие люди. И я всегда могу опереться на сыновей и прийти за советом. Когда пришел момент отказаться от няни, мы принимали это непростое решение втроем. Я села напротив мальчиков и сказала, что сейчас есть несколько вариантов. Спросила, что они думают на этот счет: сможем ли мы справиться без помощников. Они ответили: «Да». Но у нас много историй, когда сыновья не принимали мою точку зрения. Я не настаивала, откладывала вопрос на какое-то время, даже если он был важным для меня. И потом возвращалась.
Я могу извиняться перед ними, могу рассказывать о своих неудачах. Бывает, что я просто не могу выбраться из каких-то проблем и рассказываю мальчикам об этом
Они принимают мои грехи и ошибки. Можно сказать: «Забей!» — и не акцентировать внимание на ошибках, а можно сказать, что ошибаются все: и они, и я. Поэтому я активно пользуюсь правом говорить с детьми на равных.
9. Мы не врем друг другу. Детям становится неловко, если они пытаются меня обмануть. Особенно если у них это не получается. Но чтобы дети понимали это, я стараюсь вести себя так же и держать слово. Можно понять, что ты перегнул, когда наказывал ребенка. Но отступать нельзя: либо не наказывать изначально, либо стоять на своем. Когда ты держишь слово, они держат слово в ответ.
Они знают, что врать просто стыдно. Рома часто звонит мне из школы: «Мама, я поступил неправильно. Если тебе будут звонить из школы, ты, пожалуйста, знай, что я тебе уже рассказал. А подробности будут вечером». Во многом это спасает его от моего родительского гнева и негодования. До вечернего разговора я успеваю выдохнуть и приехать домой со словами «Ну что там у тебя опять случилось?», а не с криками и недовольством.
10. Дети не обязаны реализовывать мои планы. Когда у тебя рождается ребенок, ты лежишь в роддоме и думаешь: «Сейчас он вырастет, окончит школу с золотой медалью и захочет пойти на журфак. А я скажу, что случится это только через мой труп». Ты так долго и детально прорисовываешь жизнь этого ребенка, а потом у него появляются ментальные отклонения. И картина становится другой, и речи про поступление на журфак даже нет. Зато есть история безусловной любви и движения по течению. Какие-то вещи можно корректировать в меру собственных сил, денег, возможностей. А с другой стороны, многое зависит от ребенка и обстоятельств.
Такая же ситуация с их интересами и дополнительными занятиями. Игнат в первом классе попросил записать его на танцы. И сейчас это выглядит вполне профессионально: тренировки четыре раза в неделю, костюмы, соревнования. Я понимаю, что у меня просыпается родительское эго, но всячески стараюсь его отключать. Понимаю, что через пять лет он может прийти и сказать, что ему надоел рок-н-ролл. И мне придется это принять, не пожалев ни времени, ни денег, ни сил.
11. Мне хочется, чтобы дети научились ценить дружбу. Часто на выходных к ним в гости приходят все дети из нашего двора. У нас в доме есть общий чат, куда я обычно пишу: «Тот-то и тот-то — в нашей квартире». Через пару часов приходит сообщение: «Передайте, пожалуйста, Ване, что ему нужно идти на танцы и его ждет бабушка». А потом следующее сообщение: «А вы уверены, что это ваш Ваня в 35-й квартире, потому что мой — точно там?»
Я мечтаю, чтобы у моих детей к 30 годам осталась хотя бы пара друзей из детства.
Хочется, чтобы в век онлайн-общения у детей не пропала потребность в живой коммуникации, сохранилось умение дружить
Потому что я считаю: друзья — это очень важно. И сама в жизни в большинстве случаев опираюсь на друзей, очень ценю их. Человеку, который живет в мегаполисе, дружба необходима.
12. Я не пытаюсь влиять на то, что читают мои дети, чтобы не отбить это шаткое желание — отдохнуть с книгой. Игнат, например, очень рано научился читать и до сих пор любит книги, которые у большинства проходят в категории «для девочек» — про принцесс и девчачью дружбу. Он парень любвеобильный и быстро нашел этим книгам практическое применение. В его первом мобильном телефоне все девочки-одноклассницы сразу материализовались в виде контактов, они переписывались по вотсапу. И всем девочкам, которые ему нравились, он начитывал главы из этих книг в голосовых сообщениях и в конце говорил: «А продолжение ты услышишь завтра».
13. Чтение — наша точка соприкосновения. Книга не обязана ребенка чему-то научить, она просто должна рассказать ему какую-то историю. А обсудить эту историю уже обязанность взрослого. И это очень хорошая точка для начала разговора. Книга помогает проговорить какие-то важные вещи, потому что, когда работаешь в режиме бешеной белки, остается не так много времени на поболтать с ребенком. А ежедневное обсуждение школьных мелочей и погоды не делает вас ближе. Книга же — та вещь, которая однозначно сближает: у вас появляется общий литературный багаж и общность прочитанного текста. Мне кажется, это дорогого стоит.
