Дети писательницы Маши Трауб уже давно окончили начальную школу, а вот сыновья и дочери некоторых ее друзей в этом году только пошли в первые классы. Родители выбрали им престижные школы, прорвались в классы к популярным учителям, авторам особых методик, но в итоге что-то пошло не так. В этой колонке несколько историй без выводов — о том, что уникальная методика не всегда отличается от стандартной программы в лучшую сторону.

«Кладем качалочку, уходим далеко в правый верх до одной трети дополнительной строки. В середине одной трети дополнительной строки выписываем секрет. По секрету длинная наклонная линия вниз до нижней линеечки рабочей строки, петелька на середине рабочей строки».

А теперь вопрос — о чем идет речь? Подсказка — русский язык, первый класс. Не догадались? Я тоже, даже с подсказкой.

Текст про качалочку и секретик — причем в виде звукового сообщения — мне переслала моя подруга Настя, сопроводив его краткой, но малоприличной характеристикой.

С Настей я разговаривала где-то полгода назад. Подруга была не в себе и снова стала говорить про себя и сына Гришу «мы», как говорят матери младенцев. «Мы покакали, мы поспали». Так вот тогда они с Гришей поступали в первый класс какой-то гиперпрестижной школы к не менее прекрасной учительнице, известной своими педагогическими достижениями.

— Насть, у тебя все в порядке? — перезвонила я подруге, получив в звуковом виде этот набор загадочных слов.

Дальше Настя, всегда милая и тактичная, воспитанная и деликатная, умная и образованная, выдала свое собственное «голосовое сообщение» — как если бы прочла и выучила наизусть словарь бранных слов русского языка.

— Нет, ну ты слышала? Я это не то что выучить с Гришей, сама повторить не могу! — Настя заикалась от волнения. — Голосовое сообщение! Ты можешь себе это представить? А я должна распечатать и заставить Гришу выучить!

— Насть, успокойся, это вообще из какой оперы? — уточнила я.

Подруга прислала продолжение сообщения, тоже голосовое.

«Это алгоритм буквы „а“. Пусть дети проговаривают и пишут в прописях под алгоритм буквы „а“».

— Это прописи! Понимаешь? Алгоритм буквы «а»! Значит, будут еще тридцать две буквы! Я даже представить себе не могу алгоритм твердого или мягкого знаков — и это в первом классе! — кричала Настя в трубку.

— Если что, твердый и мягкий знаки — не буквы, а знаки, — попыталась пошутить я.

— Да ну тебя! — обиделась подруга. — Я не понимаю, что происходит. Почему дети не рисуют в прописях простые крючочки, как делали мы? Знаешь, когда я спросила в родительском чате, что такое «качалочка» и «секретик», такое выслушала… Оказывается, все, кроме меня, знают, что такое «кладем качалочку»!

 — Ну, спасибо, что «кладете», а не «ложите», — заметила я.

— То есть просто представь: я должна объяснить Грише, что такое алгоритм, треть строки! Дети право-лево еще в этом возрасте путают! И никого из родителей это не беспокоит! — продолжала орать Настя.

— А как Гриша? — спросила я.

— О, он считает себя суперменом! Обнаружил у себя сверхспособность и стремится оказаться на скамейке штрафников — у них в классе заведен такой порядок. А еще его советуют показать психологу, потому что он сообщил учительнице, что мечтает, чтобы инопланетяне приземлились на крышу школы и отправили ее домой.

Как рассказала Настя, учительница поставила в классе скамейку штрафников, на которую отправляет провинившихся в чем-либо детей. Поскольку Гриша занимается хоккеем, скамейку он воспринял спокойно, но спустя две минуты — а мальчик уже без всяких часов чувствовал, когда они истекают — рвался в игру, то есть возвращался за парту. И никак не мог понять, за что ему влепили дисциплинарный штраф до конца игры, то есть урока. Естественно, спорил с учительницей.

А сверхспособность, как оказалось, — умение терпеть, когда очень хочется в туалет

Да, дети-спортсмены умеют терпеть и жажду, и голод. Но даже во время тренировок их всегда отпускали в туалет, а тут оказалось, что нельзя. То есть можно, но строго по одному. Пока первый отпущенный не вернется, второй не выйдет. Ребята поспорили, кто сколько протерпит. И Гриша выиграл. Учительница получила трех описавшихся мальчиков и двух девочек. За этот проступок (что случилось не в первый раз, но не в таком количестве) она заставляла детей стоять до конца урока, чтобы они осознали свой позор. Но описавшиеся девочки начали рыдать, а описавшиеся мальчики принялись их успокаивать. У одной из неописавшихся девочек в портфеле нашлись запасные колготки, у другой — спортивная форма. Они предложили подружкам переодеться. Учительница пригрозила, что вызовет родителей, но дети не отреагировали. А Гриша сказал, что пусть вызывает: бабушка хоть мерзнуть на крыльце не будет. Родителей же сейчас даже в предбанник не пускают.

После этого учительница объявила, что она бросит детей и уйдет на пенсию: самый худший класс подобрался. Никогда таких плохих детей не было.

Сначала расплакалась девочка Соня.

— Как нас можно бросить? — рыдая, спрашивала девочка у учительницы и остальных детей. — Детей нельзя бросать!

Как рассказал Гриша, Соня плакала так, что заразила плачем остальных девочек и даже некоторых мальчиков. На детский дружный рев прибежала завуч, и учительнице пришлось объяснить возникшую в классе мизансцену — мальчики помогали стягивать мокрые колготки с девочек. На партах лежали трусы, колготки, кроссовки, штаны спортивные, штаны теплые. Несколько рыдающих девочек кормили мальчиков шоколадками и баранками из ланч-боксов. Соня плакала так, что у завуча чуть сердце не остановилось. И вот тогда-то Гриша и заявил, что лучше бы учительницу забрали инопланетяне домой. Всем будет хорошо. Учительница вернется на свою планету и будет учить гуманоидов, а не человеческих детей.

— Да, это моя вина, — признала Настя, — я смотрела с Гришей «Людей в черном». Ты же знаешь, как он увлечен космосом, планетами и астероидами. Вот он и нашел объяснение поведению учительницы — она прилетела с другой планеты и не может вернуться назад.

Я не знала, что сказать Насте. Это было бы смешно, если бы не было так грустно. А буквально через день позвонила еще одна давняя знакомая. Попросила позаниматься с ее дочкой-первоклашкой русским языком и литературой. Их учительница объявила внеклассные занятия для всех желающих. Почти никто не откликнулся, поскольку многие ходили в музыкалку или в кружки и секции.

И первоклассница Полина вдруг перестала получать смайлики, которые означали пятерку

Девочка объяснила, что смайлики достаются только тем, кто ходит на дополнительные занятия. За отдельную плату, разумеется.

Я согласилась с ней позаниматься. Мы с Полиной писали буквы тушью и перышком, рисовали буквы фонариком и красками. Писали в гречке и в рисе. Рисовали домик из буквы «д» и солнышко из «о». Учили смешные стишки про алфавит. Придумывали собственный шрифт. Рисовали шляпки заглавным «п» и «г». Занимались так, как я занималась со своими детьми. Выучили все правила, которые Полина рассказывала так громко и четко, что уши закладывало не только у учительницы, но и у детей в соседних классах.

— Ну что, получила смайлик? — спрашивала я у Полины.

— Не-а. А зачем он мне нужен? Я давно умею оценки получать. Нам в музыкалке еще с подготовишек ставят, даже тройки с двойками, — пожала плечами девочка.

— То есть ты из-за смайликов не переживала? — уточнила я.

— Нет, это мама переживала. Но теперь я лучше всех в классе по русскому, — радостно объявила Поля.

С одной стороны, в школах сегодня многое изменилось — Всероссийские проверочные работы, обязательные для всех классов, принудительное участие младших школьников в олимпиадах, которые на самом деле проходят их родители и друзья родителей.

Я лично писала олимпиады по русскому языку за третий, пятый и шестой классы для детей подруг. Для своей дочери-семиклассницы писать наотрез отказалась, объяснив классной руководительнице, что участие может быть только добровольным. Мои подруги решили не спорить и не провоцировать конфликт. Так было спокойнее — и им, и детям. Они только просили меня сделать ошибки, чтобы, не дай бог, не пройти в следующий тур. Впрочем, мне не пришлось специально стараться: я честно завалила школьный этап отбора.

С другой стороны, не изменилось ничего. Родители создают родительские чаты без учителя, в которых жалуются друг другу на домашки, просят списать и вспоминают свои школьные годы, когда не существовало никаких алгоритмов написания буквы «а». И слово «алгоритм» мало кто знал. Но они боятся открыто высказать свое мнение учителю. Потому что «первый учитель» все еще звучит гордо. Потому что дети смотрят на условную Марью Ивановну, как на бога. И в первом классе действительно кажется, что от смайлика, красивой буквы в прописях, от пусть и «купленного» расположения учителя, от поступления в знаменитую школу, в класс знаменитого педагога зависит будущее ребенка.

Не зависит. О чем свидетельствуют жизненный опыт и последующие учебные и карьерные траектории детей — и тех, кто учился у заслуженных учителей, и тех, кто пошел в обычную районную школу.

А Насте я посоветовала забыть про «качалочку» и посмотреть с Гришей вторую часть «Людей в черном», раз ему так понравилась первая.