Удобные дети: шесть сценок о дисциплине
Удобные дети: шесть сценок о дисциплине
Когда живёшь в обществе, построенном на уважении личности ребёнка, забываешь, что бывает по-другому. 30 января школа НОС переехала в новое здание, в котором на протяжении полутора-двух лет находился частный детский сад с императивами в названии. Десять детей из этого сада стали ходить в НОС. К концу недели старожилов осталось только четверо, но разговор сейчас будет не об этом, а о том, что мы увидели, услышали — и что по отвычке нас поразило.
Сценка первая. Логистика
В первый день в НОСе работала воспитательница, перешедшая из закрывшегося детского сада.
— Дети, собираемся. Стройтесь. Пошли.
Идут: впереди воспитатель — рука ребёнка в руке, — за ним дети гуськом. Проходят коридор, входят в общую зону, проходят игровую, где шумят морковки и кролики. Пришли. Заходите по трое.
Дети заходят, садятся на унитазы. Писают.
Когда все сделали свои дела, воспитатель выстраивает их и процессия отправляется в обратный путь — сквозь шум и грохот, сквозь толпы диких детей, как через море бурливое — в свою комнату.
Сценка вторая. Занятие
Морковки решили полепить. У них занятие.
Возятся с пластилином, наши воспитатели им помогают — всё как везде.
Аня с Алёной, решив, что закончили, отправляются играть. Все НОСовские морковки разбежались, вновь присоединившиеся лепят и лепят, дисциплинированно, усидчиво — целый час.
Наконец:
— Я налепилась, — устало произносит девочка.
Налепилась, судя по всему, давно. Всё ждала окончания занятия, а оно всё не приходило.
— Налепилась? Иди поиграй, если хочешь.
Девочка встаёт и убегает играть.
Сценка третья. Игры
Девочка стоит посреди комнаты. Кажется, что она обижена. Рядом с ней стоит машинка. К девочке подходит наша воспитательница Катя.
Катя: Что случилось? Ты чего-то хочешь?
Девочка (кисло): Играть.
Катя: Играть? Давай поиграем. Во что ты хочешь поиграть?
Девочка: В машинку.
Катя: Так вот же машинка. Бери.
Девочка: Можно?
Катя: Конечно!
Девочка и машинка теперь вместе — барьеры пали — они начинают играть.
Эти случаи в саду напомнили мне о других, происходивших со школьниками.
Сценка четвёртая. Домашнее задание
Частное занятие с мальчиком, который учится в одной из лучших (и самой дорогой) школе России. По литературе ему задали написать письмо послушнику монастыря о том, как прекрасна жизнь. Он не знает, что писать. И я вижу, что он сомневается насчёт самой правомерности заданного утверждения.
Мы с ним принимаемся обсуждать, прекрасна ли жизнь, что в ней есть прекрасного и ужасного, приемлемы ли вообще эти критерии. Пытаемся понять, какая причина заставила его написать послушнику письмо. Представляем образ человека, пишущего это письмо. Приходим к выводу, что есть много причин не любить жизнь, что честнее всего будет сказать в письме об этом, но также сказать, что не меньше причин любить жизнь и жить. Нам ведь нужно, чтобы послушник взял наше письмо, начал читать и прочитал: тогда, может быть, мы хоть сколько-нибудь сможем на него повлиять, тогда есть надежда, что к нему вернётся желание жить.
В следующий раз, оказывается, что найденный нами формат забракован, что должна быть чёткая привязка к «Мцыри», что отчего-то нельзя говорить о проблемах и недостатках. Ох
Ребёнок готов написать тривиальный текст, готов сказать все слова, которые от него требуют — сдать и забыть, но я категорически против. К счастью, в середине занятия на него нисходит вдохновение и мальчик пишет сочинение в стихах. Почему нет? Ведь формат оговорен не был. Так мы с ним получаем не только хороший текст, но и удовольствие от процесса и удовлетворённость результатом.
Сценка пятая. На каникулах
Июнь. В кабинете школьного завуча человек восемь десятиклассников.
— Что они у вас делают? — спрашиваю я.
— Всё никак мы не может разобраться с «Войной и миром», — жалуется она, как будто десятиклассники — заговорщики эдакие — нарочно собрались тут, заперли её и не пускают.
— Не могут ответить, почему Болконский поднял знамя над поле Аустерлица, — продолжает заслуженный учитель. — Вот Вася наш славный говорит, что он славы хотел. Ну что, Вася, — обращается она к нему, — нашёл ответ?
Вася и другие ребята отрывают глаза от книг, смотрят на нас кроликами.
— Ну ищите, ищите, — говорит учительница. Тяжело ей приходится с этими балбесами, которым приходится всё разжёвывать, которые не хотят осознавать причины поступков главного героя, которым едино, что был Толстой, что не было его, но которым она непременно даст, а если надо, вдолбит в голову всё, что они должны знать о великой эпопее. Для неё это вопрос чести.
Сценка шестая. Мнение
На дополнительном занятии со школьниками-старшеклассниками пишем по первому попавшемуся тексту сочинение для ОГЭ. Тема «Что такое детство?». Даю ребятам 20 минут. Те, кто учатся в НОСе, думают, пишут, зачёркивают написанное. Те, кто привыкли к сочинениям в школе, строчат лихо и слаженно.
Читают свои тексты о том, что детство — важная пора и прочее. Общие слова, поверхностные суждения, композиционные штампы — всё что нужно для долгой и счастливой жизни.
Я спрашиваю, правда ли они считают так, как написали.
— Так никому не важно ведь то, что мы считаем, — отвечают мне они.
Почему неважно? А зачем тогда говорить, если ты не выражаешь свои мысли?
— Потому что учитель нам говорит, что наше мнение никому не нужно. Что надо соглашаться с утверждением и писать, что требуют.
— Зачем?
— Чтобы оценку хорошую получить.
— Зачем?
— Как зачем? Чтобы не получить плохую оценку.
— А что страшного в плохой оценке?
— Как что? Я получу плохую оценку, это повлияет на мой аттестат, я не смогу поступить в хороший вуз…
— Жизнь будет сломана, короче. Понятно. Но ведь эта оценка не влияет на аттестат. Смотрят только на оценки ЕГЭ к тому же.
— Ну и что. Для того чтобы хорошо сдать ЕГЭ, надо хорошо учиться.
— Не вижу связи.
— Ну как же. Учитель будет ставить хорошие оценки, будет считать, что ты хорошо учишься…
И так далее.
Часто родители, впервые пришедшие в НОС, оглядываясь по сторонам, спрашивают, а есть ли у нас дисциплина.
При этом под дисциплиной они понимают управление детьми, формирование удобных и послушных детей, дрессировку детей
Задумывались ли вы, что такая дисциплина, когда дети ходят строем, когда они живут от команды к команде, когда работают по звонку, когда мы говорим, что им нужно знать и уметь, когда считаем, что лучше их самих разбираемся в их интересах и потребностях, когда говорим: «А это тебе ещё рано знать» или «А это ты знать уже должен». Когда мы навязываем им работу, которую они считают бессмысленной, когда манипулируем ими при помощи оценок, когда создаём такие условия, что дети готовы отказаться от своего мнения и своей воли, когда мы, родители, считаем такое положение вещей нормальным и ничего не делаем, чтобы его изменить, — мы проявляем насилие по отношению к ребёнку?
Когда мы не признаём за ним личности, индивидуальности, а считаем его объектом, главная функция которого — быть удобным. Есть, что говорят, надевать, что велят, читать, что задано, решать, писать, говорить, узнавать — в те дни и в том объёме, в каком предписано, — так мы совершаем над ним насилие.
Почему доверие и самоконтроль эффективнее любых запретов
Нет, такой дисциплины в НОСе нет. Дисциплина здесь другая, основанная на доверии и уважении. Если нам нужно правило, мы его принимаем. Если мы приняли правило, то стараемся соблюдать. Если правило изживает себя, мы совещаемся и отменяем его. Если мы договариваемся о чём-то, то держим слово. И неважно, взрослый ты или ребёнок.
У тебя нет больших прав просто потому, что ты родился раньше
Мы не говорим ребёнку, что одно он должен знать, а другое — нет, оставляем за ним право жить, куда глядят глаза.