Переезд в другую страну для семьи — стресс, а попадание в новую языковую среду должно стать отдельной проблемой для ребенка. Но на практике все бывает по-разному. Мы поговорили с четырьмя мамами из России, которые рассказали об опыте языковой адаптации своих детей за границей.

«В семье разговариваем исключительно на русском»

Мама Катя и дочки Ксюша и Ева. Переехали в Нидерланды, когда девочкам было 9 и 5 лет. Сейчас им 14 и 10

Мы переезжали быстро — на подготовку было всего 1,5 месяца, так что длинных разговоров не вели. Объяснили, что у папы новая работа в новой стране. Изначально это был разговор «посмотрим, попробуем, может быть, через год вернемся». Возможно, поэтому дети восприняли переезд скорее как новое путешествие, приключение. В Нидерландах они никогда не были, так что это было интересно.

Конечно, времени учить язык у девочек не было. До момента переезда мы связались с несколькими школами, выбрали одну из подготовительных International school и подали в нее документы. После переезда дети сразу туда пошли и начали общаться на английском.

До переезда старшая дочь два года учила английский в Москве (в школе и на курсах), так что ей было попроще. Младшая знала всего несколько слов, и ей было, конечно, очень тяжело привыкнуть. Но педагоги часто звали на помощь старшую сестру Ксюшу, и она переводила, если младшая Ева что-то не понимала или возникали какие-то проблемы. Да и в целом настрой учителей был очень дружелюбным и понимающим — через пару месяцев обе девочки довольно хорошо освоились.

Правда, было ясно, что международная школа как место, где девочки будут учиться постоянно, не подходит: голландский язык там изучали очень поверхностно, дети никак не адаптировались. Поэтому мы решили перевести их в голландскую школу, где сначала они попали в taal class. Это специальные группы по изучению голландского языка для детей из других стран. Программа рассчитана на один год, но если ребенок осваивает язык быстро, то его могут перевести в обычную школу даже раньше. В таких классах дети учатся по расписанию обычной школы с тем отличием, что они учат только голландский и математику, других предметов у них нет.

Адаптация у детей, на мой взгляд, происходит легче, чем у взрослых

Каких-то глобальных проблем я не помню. Одно время мы волновались за младшую, так как она отказывалась говорить на голландском где-либо, кроме школы. Но когда ее перевели в обычную школу, стало понятно, что это была скорее застенчивость, так как она сразу адаптировалась в классе и никаких проблем с языком у нее больше не возникало.

Очень помогает просмотр новостей, фильмов, мультиков на голландском. Нужно отметить, что все программы здесь идут с субтитрами, что очень способствует изучению языка. Еще помогает общение с носителями: девочки играли с одноклассниками в свободное время. Помогали соседи, которые разговаривали с девочками на голландском, всячески их подбадривали и хвалили. Позже я узнала, что есть волонтеры, которые читают детям книги, играют с ними, общаясь на голландском. Но, к сожалению, этой опцией мы не воспользовались.

Вообще же у нас довольно противоречивый опыт социальной адаптации детей. Старшей было сложнее, так как она довольно поздно попала в среду носителей языка. У детей 10–11 лет обычно уже складываются свои компании, поэтому Ксюше было трудно найти среду общения. У младшей дочки класс, куда она попала в 6 лет, наоборот, оказался очень дружный — и она быстро там освоилась.

Сегодня, спустя пять лет, у девочек все друзья — голландцы. Хотя они хорошо общаются и с детьми наших русскоязычных друзей и знакомых.

В семье мы разговариваем исключительно на русском: мы изначально хотели сохранить родной язык, насколько это возможно. Поэтому часто смотрим кино на русском, с русскоязычными друзьями говорим тоже на русском.

«Сейчас это ее нелюбимый язык»

Мама Ольга и дочь Арина. Переехали в Нидерланды, когда Арине было 7 лет. Сейчас ей 14

Страну мы не выбирали и переехали, в общем-то, потому, что муж получил приглашение по работе. Арине в это время почти исполнилось семь лет. Она только что закончила подготовительные курсы к школе и готовилась пойти в 1-й класс. В итоге она так и не оказалась в нем: для дочери образование началось с четвертой группы в Нидерландах.

В стране дети начинают ходить в школу с четырех (добровольно) или с пяти (уже обязательно) лет. Учебный год в Нидерландах плавающий, может начаться в августе, когда Арине как раз исполнились полноценные семь лет, и она пошла в школу.

Отказать в наборе могут только по одной причине — если не хватает мест. Так, школа возле нашего дома была согласна нас взять, но, поскольку ребенок не говорил ни на голландском, ни на английском, нам дали направление в языковую школу для новоприбывших. Там занимаются дети, не говорящие на голландском языке, но уже достигшие шести лет. Считается, что они менее подвержены натуральному восприятию языка, чем дети, переехавшие, например, в четыре, — их можно было бы просто пустить в голландскую школу, и язык бы у них «появился» сам собой в процессе общения с другими детьми или учителем. Но уже в шесть лет метод погружения работает хуже.

Хоть убейте, если я знаю, как это работает, но учителя здесь умеют обучить детей языку, не имея с ними общего языка говорения. Кроме того, у них были какие-то книжки с картинками — язык учили в игре. Мы же совершили грандиозную ошибку: просили маленького ребенка переводить нам что-нибудь на улице и в магазине. От наших просьб Арине было некомфортно: она еще не так хорошо владела языком. Да и сейчас она очень не любит, когда мы просим ее о чем-то, связанном с языком, — воспринимает это как какое-то наказание.

В специальную школу Арина ходила восемь месяцев, а потом поступила в ту голландскую школу, куда уже пытались попасть. К сожалению, полюбить голландский язык у Арины не получилось.

Во-первых, в классе была русскоязычная девочка, и Арина, конечно, тянулась к землячке. Во-вторых, дети в классе оказались выходцами из 15 стран (Колумбии, Марокко, Бонэйра, Кюрасао, Пакистана, Суринама, Сейшеллов, Турции, Дании, Боснии, Хорватии, Японии, Китая и России), — голландский язык был общим, но эмоционально не близким.

Сейчас Арине 14 лет, она учится в средней школе. Обучение в ее классе проходит на двух языках: половина уроков на английском, половина — на голландском. Также студенты в обязательном порядке учат еще два европейских языка, в нашей школе это немецкий и французский. А поскольку это не просто школа, но гимназия, дети изучают латинский и древнегреческий.

Голландский — нелюбимый язык дочери, а вот на английском она предпочитает и читать, и говорить

Она общается на нем и в классе, и с друзьями. При высокой средней успеваемости, голландский как основной школьный предмет у Арины «на троечку», что может стать проблемой при сдаче выпускного экзамена. Но мы не делаем из этого трагедии.

Арина хорошо дружит и с несколькими русскоговорящими детьми, двумя голландками и с подругами из интеграционного класса из Венгрии, Италии, Греции. Примечательно, что дружба у них завязалась на голландском, который они изучали вместе, оказавшись в общей ситуации непонимания и необходимости учить новый язык. Сейчас они при встрече спрашивают друг друга, на каком языке будут общаться сегодня.

Без голландского в стране можно прожить с минимальным дискомфортом: документы легко переводятся, а фраза «извините, я не говорю по-голландски» выучивается очень быстро. Дело в том, что тут все говорят по-английски и делают это хорошо: если ты пытаешься заговорить по-голландски, люди сразу переходя на английский, потому что так проще. Впрочем, чтобы получить вид на жительство, сдавать языковой экзамен все-таки необходимо. Мне с подготовкой помогала именно Арина — очень меня хвалила и поддерживала, говорила, что у меня милый акцент.

Дома мы говорим по-русски. У Арины он до сих пор без акцента и в довольно хорошем виде, несмотря на то, что она практически на нем не читает. Мы иногда спрашиваем дочь, понимает ли она значение того или иного редко употребляемого русского слова, — она хорошо улавливает смыслы.

Письменный русский у Арины приличный благодаря зрительной памяти, — практикуем переписку в семейной группе в Whatsapp, сразу исправляем ошибки и обращаем на них внимание.

Я стараюсь немного развивать Аринин русский с помощью коротеньких сочинений на русском, а Аринин папа учит ребенка чему-то новому каждую минуту, — например, подбирает интересный русскоязычный аудио- и видеоконтент. Удачный пример — цикл передач Александра Пушного про рок-музыку. К сожалению, с вкраплениями обсценной русской лексики. Мат Арина не приемлет, считая выражением агрессии, но однажды трагикомично машинально поправила ударение в русском ругательстве, которым щегольнул бразильский одноклассник на уроке.

Думаю, что главную роль в формировании личности ребенка играет все-таки семья, от этого никуда не деться. Поэтому, как мне кажется, Арина все еще более русская, нежели европейская девочка — в плане, например, дружбы, щедрости, — принципиальных для нас вопросов. Но, в то же время, велико влияние школы и прививаемых ею понятий, поэтому в нашей семье точно есть элемент мультикультрализма. Арина очень широко смотрит на мир и готова защищать эти ценности.

«Дочь никогда не учила немецкий, но заговорила на нём за год»

Мама Юля и дочка Соня. Переехали в Германию, когда Соне было 11 лет. Сейчас девочке 14

Сначала Соня была настроена радикально: «Я не поеду ни в какую Германию». На то, чтобы ее переубедить, я потратила год, параллельно оформляя документы. В итоге настроение дочери переменилось: «Мама, когда мы уже едем?»

Помню, мы договорились, что едем в Германию как бы на «экскурсию» и «пожить в Европе», — «эмиграцией» мы переезд не называли, чтобы было не так страшно. Мы вообще не знали, что нас ждет: ехали вдвоем с двумя чемоданами.

Решили, что для начала проведем в стране год: «Нам будет трудно, все будет непонятно. Этот год будет самым сложным в нашей жизни, но до его окончания мы не будем принимать серьезных решений. Через год мы снова сядем за стол переговоров, обсудим впечатления и примем решение, хотим ли обратно». Чтобы было спокойнее, мы оставили квартиру в Москве — для шага назад. И на таких условиях полетели в Мюнхен. Приехали, и вопрос о возвращении обратно больше не возникал — мы сразу очень полюбили Германию и только посмеялись, что хотели еще над чем-то думать.

Хотя наш переезд начинался с того, что Соня говорила, что остается с папой в России, сейчас она фанат Германии, и немецкий язык у нее пошел на удивление хорошо. И это при том, что дочь его никогда не учила, наоборот с детства занималась английским — и в саду, и в школе, и с репетиторами. Но на английском она говорит не так хорошо, как на немецком.

Переезжая в Германию из других стран, многие дети учатся по специальной программе интеграционных классов. Мы попали в страну в самом начале пандемии, так что вместо офлайн-обучения Соня занималась с учительницей по WhatsApp: в стране к онлайн-формату были не готовы.

В интеграционных классах учат только язык. Мы переехали в феврале, Соня успела полгода проучиться в 5-м классе. И мы были готовы к тому, что на следующий год ей снова придется идти в 5-й, потерять год в такой ситуации — нормально.

В Германии, впрочем, можно и дважды остаться на второй год — тут это не стыдно и не позорно

Я видела у Сони задор, желание скорее выучить язык. К концу занятий в интеграционном классе я уточнила, может ли дочь перейти в обычную школу или даже в гимназию (у гимназий тут статус выше). В итоге Соня поступила в гимназию, где как раз набирали еще один класс иностранных детей и, что очень нам помогло, засчитывали аттестаты из школ в других странах. Пошла она все-таки не в 5, как мы думали, а сразу в 6 класс! Сейчас Соня учится уже в третьей по счету школе — хорошей старой гимназии, уже не в интеграционном классе, а в обычном, с «немецкими немцами». И совершенно свободно говорит по-немецки.

Был момент, когда Соне было сложно наладить коммуникацию с немецкими однокласниками. Она очень общительная, экстраверт, ей всегда нужна компания. Дочь умеет и любит дружить, вкладываться в отношения, заботиться о людях — в Москве у нее было много хороших друзей. А здесь она не сразу влилась в компанию местных подростков — в начале учебного года переживала, что не найдет друзей.

Но сейчас все налаживается: Соня начала ближе общаться с одноклассниками, уже ходит в гости с ночевками, начинает тусоваться.

По субботам она ходит еще и в русскую школу на уроки литературы — там у нее своя классная тусовка. При этом между собой ребята говорят не по-русски, а по-немецки: так всем проще. Многие дети из этой школы никогда не были в Росии, они родились в Германии, но какое-то неуловимое чувство близости с ними у Сони все равно есть.

Русский язык Соня не столько забывает, сколько перестает совершенствовать: до 11 лет у нее выработался какой-то базовый уровень, она успела впитать в себя знания. Но в школе обучение интенсивное: есть и биология, и физика, и история, мого новых терминов, которые в ее голове уже существуют исключительно на немецком. Как это будет по-русски дочь уже не знает. Поэтому выражать свои взрослые мысли на родном языке ей становится сложнее. Русский в школе у нее считается третьим иностранным, а еще два — итальянский и английский. Немецкий идет как родной язык.

«Был период, когда сын говорил на трех языках»

Мама Регина и сын Артем. Переехали в Польшу, когда мальчику было 4 года, а спустя несколько лет — в США

Нашей семье пришлось перебраться в Польшу, так как муж уезжал туда работать. Ребенок это воспринял спокойно: переезжать так переезжать. Больше всего он скучал только по коту — это до сих пор самая большая потеря. Гораздо сложнее мы переезжали во второй раз, в США, потому что Артем уже привык к жизни в Польше и настроился на нее: начал ходить в подготовительный класс, готовился к поступлению в школу. Но он достаточно легкий на подъем, в этом смысле нам с ним повезло.

С английским Артем знаком давно, с двух лет. Наша старшая дочь, которой уже 25 лет, продолжает жить в России, но тоже хорошо знает английский благодаря раннему началу обучения — сегодня это важный навык. Мы покупали сыну простые детские книги на языке, слушали песенки на YouTube. Мне самой было интересно заниматься с ребенком, а у папы давно хороший английский, поэтому он часто помогал сыну с новыми словами.

А вот польский перед переездом сын совсем не учил — никто в семье его не знал, и мы не понимали, как подступиться к изучению. Артем лишь полгода ходил в московский детский сад до переезда и в Польше сначала хотел сидеть дома. Так он и сидел два месяца, пока ему не стало скучно и он не попросил: «Мам, мне так скучно дома. Вы не могли бы родить мне брата?» Мы постарались объяснить, что родить-то, пожалуй, можем, но на это потребуется время, — тогда Артем решил, что может и в садик походить.

В Польше очень развита система частных детских садов, и мы нашли такой в соседнем подъезде. Артем совсем не знал язык, но четыре года — такой возраст, когда некоторые дети еще и на родном языке не говорят. Мы выучили вместе самые базовые слова, и с таким словарным запасом Артем отправился в детский сад. Через полгода он уже мог объяснять базовые вещи. Кажется, он просто добавлял новые польские слова к русским, очень ловко встраивая их в свою жизнь. Через полгода мы переехали в другой город, пошли записываться в местный детский сад и заодно предупреждать воспитателей: язык у ребенка базовый. Вечером первого дня нам сделали комплимент: «Ребенок так хорошо знает польский!»

Во многом помогло то, что Артем коммуникабельный и любит общаться с новыми людьми

За те три с половиной года, что мы прожили в Польше, он начал говорить на языке как местный, абсолютно свободно и без акцента. Были ситуации, когда нас с мужем спрашивали, действительно ли это наш ребенок: мы оба плохо говорим по-польски.

Еще до того, как мы узнали об очередном переезде, в США, мы отдали Артема в интернациональную школу в подготовительный класс, где обучение велось на английском языке. Решили, что так его подготовка к школе будет эффективнее. Детям показывали мультфильмы на английском, на нем они читали и писали. В итоге к моменту переезда он уже хорошо понимал язык, мог объяснять и описывать, но общался простыми фразами — сказывался разговорный барьер. Был момент, когда он говорил сразу на трех языках, причем польский у него был буквально вторым родным, а английский — новым.

Между Польшей и США было три месяца в Москве и московский первый класс соответственно. В США мы переехали до начала школьных занятий, и через три недели Артём пошел во второй класс по возрасту. Но перерыв в английском был. В это время мы сами старались поддерживать знание языка и продолжали прилагать усилия, чтобы сохранить русский. Когда мы отправились проверять знание языка перед началом школьных занятий, ожидали, что по результатам тестирования Артема если не отправят в адаптационный класс, то как минимум приставят к нему помощника. Проверяющая сказала, что Артем готов идти в школу сразу, без всякой дополнительной подготовки. Для нас это был сюрприз.

Сразу полноценно погрузиться в языковую среду помешал ковид: какое-то время занятий вообще не было, а потом они стали идти дважды очно, дважды по зуму. Артем очень хотел научиться языку, влиться в коллектив, участвовать во всех активностях полноценно и смеяться над понятными англоговорящим шутками. Мы помогали, мотивировали и искали ему книги для чтения.

В итоге сын отлично адаптировался. Думаю, проблемы начинаются у детей лет с 11, когда их опыт формирования, становления сильно определяет общение со сверстниками. Поэтому одного знания языка становится недостаточно: нужно еще в среде научиться жить. У малышей все проще, да и сами они гораздо более открыты друг к другу.

Сейчас польский язык Артем полностью забыл — думаю, он просто освободил память для английского

Однажды мы встретили поляков в аэропорту, и я обратила внимание сына на то, что они говорят по-польски. Тогда он признался, что вообще ничего не понимает. А потом сам сказал, что очень хочет вспомнить, вернуть навык.

В итоге он поставил себе приложение для изучения языков и торжественно объявил мне постфактум, что уже десять дней занимается. Каждое утро, когда Артем садится завтракать, он включает приложение — это ему не свойственно, потому что раньше он просто смотрел и читал какую-то ерунду, комиксы. Интересно слушать, как изменилось его произношение: правильный польский акцент ушел, и теперь он произносит слова так, как я в начале обучения. Впрочем, думаю, что он вспомнит язык, если продолжит учиться.

К тому же, сейчас Артём познакомился с девочкой из Польши: они общаются раз в неделю в Zoom. У них есть общий русский язык, но они также обмениваются английской и польской лексикой.

На русском мы говорим дома, специально покупаем русские книги и даем их читать (правда, сам Артем больше предпочитает английские тексты). Я нашла ему русскоязычную учительницу, которая к тому же интересуется мертвыми языками, например старославянским. Она собирает предания и обсуждает их с детьми, рассказывает и про классическую литературу. Это очень интересно, там много необычной лексики, а сюжеты, как всегда в сказках, общие.

Поэтому с русским у Артема все в порядке, нет даже американизированного акцента, с которым говорят некоторые русскоязычные дети, выросшие в США.

Я преподаю в субботней школе для русскоязычных детей и вижу, что многие ребята приобретают акцент буквально за год жизни в стране. Думаю, это очень индивидуально. Но интересно, что для всех русский в какой-то момент становится вторым языком, на котором говорят с родителями и на специальных занятиях, — даже между собой русскоязычные дети говорят на английском. Наверное, так проще, хотя переход с английского на русский и обратно происходит молниеносно. Думаю, они даже не чувствуют момента переключения.

Иллюстрация на обложке: miniwide / Shutterstock / Fotodom