«Чтобы играть на фортепиано, слух вообще не нужен». Молодой учитель музыки — о работе с детьми и проблемах музыкалок
«Чтобы играть на фортепиано, слух вообще не нужен». Молодой учитель музыки — о работе с детьми и проблемах музыкалок
Никита Евсеев — молодой преподаватель фортепиано из Екатеринбурга. Мы поговорили с ним о том, как побороть ненависть к игре на инструменте, зачем в музыке образное мышление и почему некоторым детям лучше всё же отказаться от занятий.
«Бывает, переволновался человечек, и всё»
Меня всегда очень расстраивало, что в музыкальных школах мало бюджетных мест. На отборе ребенок должен простучать ритм, определить на слух, сколько звучит нот и куда идет мелодия, спеть песенку какую-то. А еще обычно просят эмоционально рассказать стих, чтобы все посмотрели, насколько хорошо он умеет сопереживать музыке. Кто-то расставляет акценты-аккорды, кто-то — нет, кто-то читает протяжно, кто-то — весело, бодро.
Очень обидно, когда дети не подходят под стандарты. Бывает, переволновался человечек, и всё: «К сожалению, у вашего ребенка нет способностей». Родители в упадке, ребенок в стрессе — желание заниматься музыкой пропадет на всю жизнь.
Это очень плохо, грустно и печально. Не все могут позволить себе платное обучение
Хорошо, когда дети ходят на подготовительные курсы в музыкальную школу — так поступить гораздо проще. Даже если ребенок налажает, преподаватель хоть сможет вовремя включиться и всех заверить, что он точно всё знает, ну вот сто процентов, просто растерялся. А если бы не было этого преподавателя, если бы он не слышал, как ребенок играет на занятиях? Пропустили бы талант, получается?
По закону в музыкальную школу можно поступить до 10 лет. Конечно, чем раньше начнешь, тем больше шансов развиться. Но не каждый ребенок выдержит такое испытание — проходить отбор, выступать на сцене. И вот он стоит (скорее всего, первоклассник) и хлопает мимо ритма, забывает слова стихотворения, а ему уже говорят, что он ни на что не способен.
Абсолютно в каждом ребенке можно найти то, что сделает его музыкантом. Да, бывает, что кто-то объективно от рождения не обладает талантом. Но, если есть желание, можно добиться всего. Вот правда. Человек, который этим горит, всегда будет пытаться играть, узнавать что-то новое и банально как можно больше слушать музыку. Постоянное слушание уже очень развивает: как в живописи есть насмотренность, так в музыке — наслышанность.
Кстати, чтобы играть на фортепиано, слух вообще не нужен
Слух нужен скрипачам, вокалистам, чтобы чисто попадать в ноты. У пианистов есть клавиши — нужно уметь на них нажимать. Да, музыкальный ребенок быстрее сообразит, как это делать, но и немузыкальный рано или поздно разберется. Безнадежных случаев не бывает.
Я преподаватель фортепиано, но мой главный посыл — не научить детей играть, а именно влюбить в музыку своей игрой. Я работал в музыкальной школе, но уволился. Во-первых, из-за зарплаты — там разве что на богатых мужей надеяться, что в моем случае невозможно. Во-вторых, из-за настроя детей.
Сейчас я учусь в консерватории и работаю в частной общеобразовательной школе. Один мальчик долго ходил за директором и просил: «Хочу играть на пианино! Хочу-хочу-хочу». Директор сказала: «Ну попробуем». Она всегда поддерживает интересы детей — и решила взять в штат преподавателя фортепиано. Так меня сюда и занесло. Мне нравится, что занятия наши проводятся именно потому, что так захотели сами дети.
«До-ре-ми-фа-соль-ля-си, села кошка на такси»
Фортепиано — это уникальное искусство. И точно так же уникально я провожу уроки для каждого: какой ребенок, такой и подход. Но на первом занятии я, конечно, всем расскажу, что название нашего инструмента произошло от двух итальянских слов: forte — «громко» и piano — «тихо». Получается, в переводе на русский мы играем на «громкотихо». Здесь обычно следует «хи-хи-хи».
Дальше я говорю: «А давай узнаем, почему перед нами „громкотихо“? Оказывается, на старинных инструментах громкость была одинаковая, поэтому они назывались по-другому — клавесины. Когда же изобрели фортепиано, у людей был шок, восторг. Нажмешь сильно — будет громкий звук. Слабо — тихий. Попробуй».
Детям очень нравится тыкать по клавишам. Тут главное — правильно преподнести: «Смотри, у нас с тобой ансамбль. Мы сейчас вместе создадим музыку красивую и споем». Ребенок нажимает на одну ноту, а я, понятное дело, параллельно играю нормальную мелодию: «Вау, спасибо огромное! Только с твоей помощью всё получилось!» Для ребенка это уже фейерверк — он только что в ансамбле сыграл.
Пока тыкаем по нотам, учим и поем стишки. Мы знакомимся с клавиатурой: есть низкие, средние и высокие звуки — надо различить их с закрытыми глазами. Потом учимся отличать мажор от минора — веселую музыку от грустной. У нас нет отдельного урока сольфеджио, поэтому приходится осваивать всё параллельно: и гаммы, и произведения, и пение по нотам.
В среднем первые четыре занятия — это донотный период. Передо мной стоит задача в принципе заинтересовать ребенка музыкой, влюбить его в инструмент.
Только потом постепенно переходим к теории. И то мы не учим все ноты разом — кто их запомнит?
Отдельно поем песенки на до и ми, отдельно — на фа и соль. Позже уже можно запоминать комбинации и разучивать стихи: «До-ре-ми-фа-соль-ля-си, села кошка на такси. Си-ля-соль-фа-ми-ре-до мы приехали в депо».
Конечно, я стараюсь как можно интереснее и продуктивнее проводить уроки. Но, думаю, дети в основном хотят со мной заниматься, потому что я доброжелательный и улыбчивый. Я настолько по-доброму с ними общаюсь, что, наверное, у них появляется вдохновение. Если педагог любит свое дело, это чувствуется, ребенок тоже начинает проникаться.
«Представь высокую красивую девушку. Она идет по полю, улыбается. Мелодия нежная»
Вообще, я строгий — расхлябанности не потерплю. Но в рамках дозволенного можно и поприкалываться на уроках. Как-то одна ученица меня попросила: «Никита Андреевич, покажите сигму». А я ответил: «Покажу, если хорошо позанимаешься». Ребенок весь урок был отличником, каждое мое слово на лету схватывал. Я выполнил обещание — показал сигму, то есть нахмурил брови и надул губы, как в меме. Всё, там хохот на весь кабинет, крики «вау!», полное счастье. Слух быстро разошелся по всей школе: каждый ученик просил меня сделать то же самое. В итоге у меня дисциплина шикарная стала.
Мне повезло, что я зумер, понимаю их приколы. Допустим, есть педагоги-консерваторы, которые признают только классику. Понятно, что классику знать надо, она развивает, мозги вправляет.
Но, положа руку на сердце, скажите: много вы видели учеников началки, которые искренне в восторге от Шопена?
Разумеется, они лучше десять раз своего «Сигма Боя» послушают. Я придерживаюсь такой схемы: пару месяцев разучиваем то, что просит ребенок, пару месяцев — классические произведения.
Мы с детьми уже вдоль и поперек вызубрили «Матушку-землю», трек из «Игры в кальмара», заставку «Гравити Фолз». Иногда бывают неожиданные запросы, какой-то привет из прошлого — например, «Районы-кварталы». А недавно тот же ребенок, который играл песни группы «Звери», попросил выучить «Ева, я любила тебя». Видимо, с родителями музыку слушает.
Бесспорно, классическая музыка развивает, в ней есть глубина, душевный надрыв. Но в начале обучения можно обойтись и без этого, тут главное — технику тренировать. И дети отлично усваивают игру одновременно правой и левой рукой на «Сигма Бое» — почему бы и нет, если им так нравится? Высокие чувства и любовь к Баху еще успеют проснуться.
Когда идет черед уроков классической музыки, я выбираю для разных детей разную — то, что им понравится
У меня нет конкретного списка обязательных произведений, как в музыкалке. Бывает, если ребенок слишком задорный, я, наоборот, пытаюсь его угомонить, развить в нем противоположные качества — созерцательность какую-то. Разучиваю с ним что-то более меланхоличное, чтобы он думал о вечном.
— Представь высокую красивую девушку. Она идет по полю, улыбается. Мелодия нежная. А теперь начинается гроза, появляется злодей. Давай его победим.
Когда ребенок играет, я прошу его фантазировать. В музыке нужна чувственность. Почему люди ходят на концерты к одному и тому же пианисту? Один и тот же человек даже с разницей в несколько минут исполнит композицию по-разному, и в этом вся прелесть. Тыкать ноты любой горазд, а вот сыграть так, чтобы получилась настоящая мелодия, может только тот человек, который отражает свои переживания.
Если взять какое-нибудь классическое лирическое произведение, у кого-то оно будет звучать возвышенно, светло, торжественно, а кто-то уйдет в легкую грустинку и печальку. Как в разговоре мы неосознанно ставим акцент на определенном слове, так и тут невольным движением руки делаем одну нотку более яркой, другую — почти незаметной. Это невозможно объяснить, это надо ощущать.
При этом пианисты — сплошь и рядом математики. В музыке очень много аналитической работы: надо быстро соображать, где какие интервалы, считывать ноты, нажимать клавиши. Если ребенок, грубо говоря, технарь, у него точно не будет проблем с механическим воспроизведением мелодии. Но, как правило, математикам как раз не хватает эмоций, они постоянно где-то в себе. Вот и приходится воображать: «Восходит солнце, поет птичка… Играй».
«Не понял… Мы тут, вообще-то, тоже медалеваться желаем»
Пожалуй, в жизни каждого пианиста наступает переломный момент, когда он начинает ненавидеть фортепиано. Сперва всем интересно: песенки какие-то легкие, что-то новенькое. Потом сложность произведений нарастает, заниматься нужно всё больше, и это превращается в бесконечную зубрежку. Появляется отвержение: лень тупо сидеть и учить, учить.
Когда я вижу, что у ребенка подступает это отвращение, рассказываю свою историю. В один из приступов ненависти к фортепиано я сказал маме, что больше не буду на нем играть. Я уже не выдерживал, чуть ли не рыдал. Она напомнила, что без фортепиано я не смогу ни учиться сольфеджио, ни петь в хоре — а я это обожал. В музыкалке мне бы не разрешили отказаться только от фортепиано, пришлось бы бросать сразу всё. На меня слова мамы очень отрезвляюще подействовали: «Блин, она, по ходу, права. Надо продолжать ходить на занятия».
Большая любовь, как сейчас помню, появилась только в шестом классе
У меня напрочь отсутствовало трудолюбие, чтобы заниматься дома, зато соревновательного духа было хоть отбавляй. Мои одноклассники в музыкалке начали ездить на конкурсы, занимать места и привозить медали. Я такой: «Не понял… Мы тут, вообще-то, тоже медалеваться желаем».
Поскольку я был очень скромным ребенком, подошел к учителю и вежливо полюбопытствовал, почему это меня не отправили на конкурсы. Она так удивилась (знала о моих «стараниях» дома) и спросила: «Разве ты бы хотел? Ну давай попробуем». И вот, пытаясь всех обойти, стать лучше, я начал усердно заниматься по четыре часа каждый день. И в процессе очень это полюбил. Сейчас я не могу жить без фортепиано.
Я честно говорю детям, что понимаю их. Кто же любит нудную зубрежку? Это просто надо перетерпеть — собрать в кулак всю силу воли, стиснуть зубы. Зато потом придет огромная любовь и радость от красивой игры.
И детям очень важно для мотивации выступать перед родителями. Все такие довольные на концертах — хвастаются, чему научились. Тебе хлопают, тебя снимают на видео, везде выкладывают с подписью «Наш молодец». А чтобы до этого дойти, надо переступить через себя.
«Не знаю, что в этот момент страдает больше — инструмент или моя душа»
— Скучно. Зачем мама меня сюда привела?
Удивительно — дети вообще не стесняются говорить то, что думают. Вот я тоже ненавидел фортепиано в свое время, но, наоборот, усердно делал вид, что всё нормально. Хуже только, когда ребенок с ором «Ненавижу!» бьет кулаком по клавиатуре. Я, конечно, не кричу никогда, но… Это что такое? Почему мы позволяем себе такое поведение? Не знаю, что в этот момент страдает больше — инструмент или моя душа.
Я понимаю, что не должен обижаться на слова «мне скучно». Я все-таки не клоун, у меня и нет такой задачи — веселить. Скорее всего, дело даже не во мне: ребенку просто перед занятием не дали конфетку, испортили настроение. Но всё равно я воспринимаю это предельно близко к сердцу. На занятиях я отдаюсь по полной, будто виртуозов каких-то хочу из них сделать. Поэтому я очень активно пытаюсь как-то исправить ситуацию, подстроиться: «А давай сделаем то, это».
Если ребенку надоело учить пьесу, меняю задание: «А давай мы мячики друг другу покидаем?»
Делаем упражнения на координацию — это точно любому понравится. Нет такого, что я заставляю играть до потери пульса. Нет смысла, пока нет желания, надо уметь договариваться.
Или могу предложить: «Давай мы сейчас пузырики будем лопать?» В моем кабинете всегда лежит поп-ит — это не только забавы ради, но и для пользы. Пианистам очень важно разогревать пальцы. У детей ручки маленькие, пальчики слабенькие — им сложно нажимать на клавиши. Поп-ит учит правильно касаться клавиатуры — не плашмя, а кончиком пальца.
«А давай погуляем по классу» — топаем метр, два и делаем хлопок — отрабатываем ритм. Потом: «А давай станцуем»
Раз-два-три, раз-два-три — как, если не в этом танце, понять природу вальса? Иногда я могу научить движениям, иногда просто говорю: «Вот как чувствуешь, так и танцуй». Пусть даже ребенок неправильно двигается, он начинает ощущать музыку, ритм, пульсацию внутри себя. И детям нравится лишний раз встать, пошевелиться, и мне становится ясно, как они воспринимают мелодию.
Фортепиано — это клавишно-ударный инструмент. Внутри него есть механизм с молоточком, который бьет по струне — струна вибрирует, звук летит. Надо, чтобы был слышен не удар, а пение, причем петь должно само фортепиано. Это зависит от пластичности руки, от того, как ты переносишь вес, прикасаешься к клавишам. Бельканто переводится с итальянского как «красивое пение», но Шопен ввел этот термин для пианистов. И ноктюрн — это ночная песня, но исполняет ее инструмент.
«А давай споем на фортепиано»: правой рукой играем мелодию, которая звучит как голос вокалиста, левой — будто легонько ему аккомпанируем. Создается ощущение, будто музыка парит вокруг, отдельно от нас.
Если ребенку не в кайф заниматься, мне тоже не в кайф. Конечно, я постараюсь привить ему интерес, но, к сожалению, это не всегда в моих силах. Иногда лучше сказать: «А давай мы с тобой пока отдохнем». Это не значит, что надо закончить навсегда и насовсем. Если ребенок через годик подрастет, передумает, я с радостью снова буду с ним заниматься. Обычно родители не против прекращения уроков — все-таки они знают своих детей. К тому же у нас не музыкальная школа: слава богу, всё на более добровольной основе. Нет случаев, когда ребенка насильно ко мне отправляют, чтобы потом он винил и меня, и инструмент, и родителей за то, что зря тратил свое время.
«В моих мечтах весь мир умеет играть на фортепиано»
Верю ли я, что можно стать профессиональным музыкантом, если не заниматься усердно по несколько раз в день? Нет. Задаю ли я домашку? Тоже нет. Если ты не упражняешься дома, в музыкалке педагоги переживают, что ты завалишь зачет, срываются на тебе. Мне достаточно, чтобы ребенок играл хотя бы пару раз в неделю на моих уроках. Мало у кого есть возможность купить инструмент. Пускай мои ученики проходят более легкую программу, чем в музыкальных школах, зато они полностью влюблены в это дело.
Даже непрофессиональная игра развивает нейронные связи, координацию, трудолюбие. В конце концов, она приносит удовольствие и облагораживает
Ребенок на первом и на десятом занятии — это почти два разных человека. Уже сложно представить, что он постоянно елозит, не слушается и говорит слово «дурак». Появляется уважение ко мне, к инструменту, к музыке. Я рад, что теперь в школах даже для первого класса появились учебники по музыке. В наши годы мы просто что-то пели. А музыка — это нечто гораздо большее: и культура, и образ жизни. Дети должны знать хотя бы, кто такой Вивальди.
В моих мечтах весь мир умеет играть на фортепиано. Ладно, можно выбрать и что-то другое, но я, как пианист, топлю за фортепиано. Это самый сложный инструмент, потому что играть нужно в две руки, по полной работают оба полушария. Клянусь, мы все были бы счастливы, если бы весь мир играл на нем.
У музыкального человека совсем другое мышление. У него есть внутренняя опора — если что вдруг случится, он всегда может обратиться к музыке. С фортепиано ты всесилен, потому что можешь соткать вокруг себя мир из мелодии и уйти в этот мир — красивый, радостный, беззаботный.
Когда тебе плохо, ты можешь вылить из себя свою обиду через музыку. Когда тебе хорошо, ты можешь выразить свою радость, заставить ее звучать
Думаю, мой подростковый возраст прошел очень мягко, потому что любые проблемы — с друзьями, с родителями, с оценками, с гормонами — я выплескивал в игре. Ужасно, когда педагоги лишают этого детей. У меня была ученица, которая всё делала наперекор: прошу сыграть мне ноту до, она играет совсем другое или не играет вообще. Оказалось, у нее появилось отвращение к инструменту, потому что бывший педагог позволяла себе оскорбления и даже избиения.
Даже несмотря на то, что я молодой, улыбчивый парень, у ребенка остался психологический барьер — уроки проходили очень-очень тяжело. И вдруг, во время летнего школьного лагеря, она сама подошла и сказала: «Давайте поиграем». Вау! Все отдыхают, а она хочет заниматься — для меня нет ничего радостнее. Я с большим трепетом отношусь к моменту, когда у ребенка рождается интерес к музыке. И я очень счастлив, когда дети в восторге хвастаются, что попросили у родителей на день рождения фортепиано, чтобы играть всё время. Это моя победа.
Обложка: © личный архив Никиты Андреевича; Ryan T Thomas / Shutterstock / Fotodom