В издательстве «Белая ворона» выходит «Соня-9» — второй рэп-комикс о школьнице Соне. В первом («Соня из 7 „Буээ“»), опубликованном два года назад, главная героиня рассказывает о своей школьной жизни и сталкивается с травлей. В новой книге она повзрослела, и ее волнуют уже совсем другие проблемы. Мы расспросили автора книги Алексея Олейникова, как появилась Соня, что происходит с ней в подростковом возрасте — и можно ли писать слово «порно» в текстах для детей.

Увидели книжку — и начали ржать

У меня нет педагогического образования, я окончил Литинститут. До того как прийти в школу, работал в газете «Первое сентября» корреспондентом. Это была хорошая газета про образование, я десять лет писал для нее, ездил по разным школам, такая кочевая и веселая жизнь. Последние шесть лет работаю учителем.

Начинал в лицее «Ковчег-XXI» (и до сих пор там работаю), потом стал преподавать в школе «Перспектива», веду историю русской литературы в Школе-студии МХАТ. Плюс еще куча всяких литературных курсов, связанных с поэзией, чтением, креативным письмом — разной продолжительности и направленности.

С «Соней» все сложно. Первую книгу я начал писать, когда закончил пьесу «Хлебзавод» — она тоже про школьников, но более сюрреалистическая. Когда я ее завершил, то понял, что мне продолжают приходить стихи и они от какой-то девушки. Я стал размышлять, что это за стихи, что за девушка, искать какой-то прототип: от имени кого мог бы быть этот текст, кому принадлежит высказывание?

У меня была замечательная ученица, ее звали Соня, и я понял, что типаж героя ее. Она к тому моменту уже уехала в Лондон, я подумал: вот и хорошо, она не узнает. Взял у нее имя, детали внешности и биографии (реальная Соня тоже рисует на планшете). Больше никаких совпадений нет, это две разные личности.

Когда вышла первая часть книги, Соня вернулась в Россию. Она зашла с друзьями в магазин, они увидели книжку — и начали ржать

Соня посмотрела на автора и говорит: «Это мой бывший учитель литературы». Потом написала мне во «ВКонтакте». Она ко всему отнеслась с иронией, без претензии. Сейчас, мне кажется, образы уже разлепились: Соня сама по себе, образ в книге сам по себе. Обе они, впрочем, очень самоироничны.

Нужно говорить детям правду

На первую книгу было много разных реакций, но я думал, что будет гораздо больше возмущения. Последний скандал произошел летом этого года: одна родительница заказала книгу для ребенка младше 12 лет, не посмотрев содержание. Ее возмутили три слова: «вейп», «снюс», «порно». С ее точки зрения, их и в 12 лет рановато знать. Она даже требовала изъять книгу из продажи.

Вопросов тут два. Первый: можно ли писать в книгах 12+ такие слова? Второй: почему родители, встречая их в текстах для младших подростков, так возмущаются? И не просто возмущаются, а стремятся цензурировать чтение всех остальных. На оба вопроса можно дать разные ответы.

Я считаю, нет ничего страшного в том, чтобы употреблять подобные слова в детских книгах. Эти явления существуют в мире. В «Соне из 7 „Буээ“» о них говорится в контексте, вскользь. Кроме того, текст это стилизованный, он от лица семиклассницы. Я вас уверяю, семиклассницы иногда выражаются гораздо более жестко. Примерно в этом возрасте, в 5–7-м классе, дети начинают активно осваивать обсценную лексику.

Я не слышал, чтобы грузчики матерились так, как матерятся тринадцатилетние школьники

Ближе к восьмому классу уровень непристойности в их речи резко снижается, потому что этот пласт языка уже освоен. Впрочем, все это, конечно, не значит, что в книге надо материться через строчку.

С точки зрения замшелого закона о возрастной маркировке, который всем проел плешь, к «Соне» претензий быть не может. В книге есть слова, но нет никаких картинок или подробностей. Такие слова окружают ребенка, и книжка в этом смысле совершенно невинна. Откройте ютуб любого топового блогера, и он вам за 10 минут скажет столько всего, что никакой книжке и не снилось.

Возникает вопрос: почему родители не хотят признать, что все это есть? Я думаю, дело в тревожности и неготовности принять, что перед детьми встают разные вызовы, с которыми они должны справляться. Неготовность даже говорить про это. Многие родители стремятся как-то «сохранить» ребенка. Наверное, это общий тренд сейчас — по созданию безопасного детства, безопасного пространства. Попытка уберечься от ранящих отношений или высказываний, избежать травмы.

Плохо это или хорошо — тоже вопрос. Художник, как мне кажется, обязан показывать все так, как оно есть. Нужно говорить детям правду. Правда при этом не означает цинизм или жестокость. Правда — это готовность обсуждать вещи, которые не хочется обсуждать, стараясь при этом не врать. И признавая право человека на взросление.

Януш Корчак однажды сказал очень трудную вещь: нужно признать за детьми право на смерть. Это жесткая штука, и она с трудом входит в сознание. Я имею в виду, что мы должны признать за детьми право на самость, на их существование, отдельное от нас. Это очень тяжело. «Соня-9» в этом плане — триггер, который показывает всю сложность и неуправляемость мира вокруг.

В советском детстве было много жести

Рассуждения о том, каким классным было детство в 1970–80-х (деревянные игрушки, петарды, беготня во дворах…) — это, на самом деле, истории о придуманном мире. Человек нуждается в мифе о золотом веке, когда боги пировали вместе с людьми и не было зла на земле. Так же будут наши подросшие дети идеализировать и 2010-е, уверяю вас.

В советском детстве было много жести. У родителей не было сил и времени на детей, и они были предоставлены сами себе. Один мой одноклассник умер после того, как его избили в парке фанаты, другой зарубил топором своего отчима. Третьему оторвало пальцы, когда он испытывал самострел (мы делали пороховые). Не говоря уже про дворовые войны и то, как мы бегали по крышам, — такие повседневные вещи.

Я смотрю на современных детей и понимаю, что у них тоже есть свои проблемы, много проблем. Они не похожи на мои, из моего детства, но они есть. «Соня-9» списана с натуры. У Сони неплохая школа, благополучная семья. У нее креативный учитель истории, неплохой физик, отличный географ. Но в книге мы смотрим на мир из самой Сони. И ей плохо в этой школе, потому что иногда ребенку даже самая лучшая школа может казаться адом.

Это как ловить сачком лето

Когда вышла первая книжка о Соне, я понял, что текст не заканчивается. Он меняется, эволюционирует. Это такая контролируемая шизофрения: ты внутри себя создаешь искусственного персонажа, точку зрения.

У повзрослевшей Сони резкое неприятие вызывает процесс убийства людей, она против войны. Еще она влюбляется, но это напрямую не говорится. Книга не о том, как люди любят друг друга в десны, она не про поцелуи и обнимашки, это мерцающая, зыбкая история. Соня сама не до конца понимает, что она испытывает. Так часто бывает в 9-м классе. Далеко не все в этом возрасте насколько смелые, что идут на отношения: кто-то смотрит издалека.

Вторая «Соня» отличается от первой и по цветам, и по тональности. Она тоньше, лиричнее. Процесс взросления — это нечто неуловимое, подросток каждый раз другой. Взрослый более статичен. Конечно, двадцатилетний человек отличается от тридцатилетнего, тридцатилетний — от сорокалетнего, но темп изменений все время снижается, и в какой-то момент нас «подмораживает». Посмотрите на Тома Круза: у меня ощущение, что его вообще, когда нужно, достают из холодильника, а потом кладут обратно: он не меняется.

Подросток весь — изменение, процесс, противоречащая сама себе катящаяся волна

Нереализованный и стремящийся сбыться клубок желаний, чувств, импульсов. «Соня-9» как раз про то неуловимое, что происходит помимо слов, на кончике языка, на кончике пальцев. Случается между двумя людьми. Или не случается — ты себе просто придумал, на самом деле ничего нет.

Это как ловить сачком лето. Совершенно неопределимые субстанции, которые при этом раскладываются на вполне понятные картинки: сочинение, школа, проклятый ОГЭ. Но, помимо них, есть еще что-то: мерцающая сетка смыслов, наброшенная на твою жизнь. Ты ее не понимаешь, но идешь от узла к узлу, и с тобой что-то происходит.

Не знаю, будет ли еще одна книга про Соню. Я не задумывал и вторую. Комикс не коммерческий проект, он не для заработка. Это «самовыросшая» вещь, самосев. Первые две книги были стилистическим экспериментом. Мы с художником [Тимофеем Яржомбеком] взяли и попробовали. Но я очень не люблю повторяться: если что-то все время повторять, это превращается в прием, а прием довольно быстро сам себя исчерпывает. Хочется делать что-то новое.

На обложке: Алексей Олейников на книжном фестивале ЛитераТула, 2019 год. Фото: Евгения Салихова