В мире масса нерешённых глобальных проблем, но нигде нет такого накала, как в спорах «в шапочке или без», «садик или няня», «кабачок или яблоко». Дискуссии в детско-родительских форумах похожи на бои без правил: унижения, удары поддых и презрение к тем, кто выбрал неправильный сорт пюрешки. Инна Прибора (тоже, кстати, мама) выяснила, откуда в мадоннах с младенцами столько ярости.

Риз Уизерспун громко осуждали в интернете за то, что она дала тоддлеру булочку с корицей. Герцогиня Кембриджская получила свою дозу ненависти за отсутствие чепчика на ребёнке. Джессика Симпсон искупалась в гадких комментариях за то, что надела 5-летней дочери слишком чувственный костюм Русалки. Яна Рудковская, блеснув средневековым воспитательным методом, не смогла отмахнуться ремешком от общественного возмущения.

Женщины, которые символизируют любовь и заботу и фотографируют розовые пятки для социальных сетей, оказываются болезненно нетерпимы к инакомыслящим. Причем эти инакомыслящие — такие же ребята с розовыми пятками в инстаграме, просто они учат детей по-другому, читают им другие книжки и дают (или, что ещё хуже, не дают) играть в компьютерные игры.

По результатам опроса Мичиганского университета оказалось, что шесть из десяти американских матерей признались, что их критикуют за методы воспитания. Самая частая тема для критики, по мнению 70% матерей, — это дисциплина. Другие тревожные сферы: правильное питание (52%), сон (46%), грудное вскармливание (39%), безопасность (20%). Подумать только: даже когда ребёнок спит, многие родители думают, что делают что-то неправильно.

Можно много говорить о тревожности и неуверенности родителей, о вызовах информационного общества и шокирующем многообразии вариантов воспитания детей — от анскулинга в ГОА до интерната юных артиллеристов. А вот объяснить всё можно теорией, которой уже больше полувека, — теорией социального давления. Её выдвинул американский психолог Леон Фестингер.

При чём тут теория социального давления (и как с ней в России)

Человек нуждается в оценке своих суждений и способностей, чем меньше доступно объективное знание, тем чаще мы бросаем взгляд на мнение других людей из референтной группы. В случае с детьми объективно смотреть получается из рук вон плохо: то умильная слеза застит глаза, то путает разнообразие трактовок.

Вот перед вами послушный 8-летка — это хорошо или плохо? Насколько хорошо? Вдруг он просто задавленный и безынициативный? Вдруг у него выученная беспомощность? Вдруг он вообще не знает, что можно проявлять себя, и готов идти за любым взрослым, который строго постучал по столу? При этом если ребёнок не слушается, наверняка у него проблемы с привязанностью к близкому взрослому, или у этого взрослого недостаточно авторитета, или у ребёнка нерешённые внутренние проблемы, которые мешают ему обратить внимание на интересное предложение «петь хором песенку».

Нет никакой объективности или шкалы, к которой можно приложить ребёнка и сказать себе: «Я прекрасный родитель, я хорошо воспитываю дочь!»

Даже академические успехи, которые радовали предыдущие поколения (у них-то школьное и вузовское образование ещё работало как социальный лифт), дают сбои. Из двоечника может вырасти Эйнштейн, что-то изобретающий в Силиконовой долине, а из отличника — мрачный секретарь чиновника нижнего звена. Где ещё искать координаты? Как должен выглядеть счастливый, развитый и довольный ребёнок? Должен ли он говорить в 13 месяцев? А почему у Ленки говорит? Мы нервничаем и косимся на товарищей из соседнего форума, а они, в свою очередь, всегда уверенно говорят о своих успехах: «Пюре из авокадо обеспечило сыну небывалый интеллектуальный уровень!».

В то же время нам нужна обратная связь. По Фестингеру, когда мы начинаем сравнивать способности, возникают соревновательные тенденции: «У нашего Вениамина 25 кружков и музыкалка. А ваш чего? Только бег трусцой? Всего-то?». Родитель понимает, что не имеет права подводить своего ребёнка. Будущее туманно, выяснить, в какую сторону двигаться, сложно, особенно на высокой передаче. Приходится ориентироваться по звёздам. А если мы не хотим по ним ориентироваться, потому что Кейт Миддлтон выбирает ребёнку другую панамку, надо найти единомышленников и выразить своё «фи» этой герцогине. Такой ход тоже поднимает шаткую самооценку.

С самооценкой возникают проблемы у людей, которые делали-делали карьеру, получали почётные грамоты, а потом внезапно оказались в роли мамы-шофёра, мамы-завязывателя шнурков, мамы, которую ругает детсадовский работник за пластилин не той марки, и мамы, которую выставляют из кафе за кормление грудью.

В России не особенно терпимы к слабым, а между тем это как раз показатель уровня развития общества. Чем более развита страна, тем комфортнее там разгуливать младенцам, ребятам в инвалидных колясках и тем, кому за 80 лет. Причём не только в День Победы. Простой тест: если вы оказались на улице с тремя детьми, двое из которых дерутся за самокат, а один — впал в истерику, и при этом получаете слова поддержки и сочувственные улыбки — уровень терпимости в обществе нормальный. Если в той же ситуации проходящий мимо парень снимает вас на телефон с угрозой заявить в прокуратору, то, скорее всего, в вашем государстве детей привыкли видеть построенными парами и за серыми заборами государственных учреждений, а вовсе не с самокатами.

Почему мы всё время пытаемся найти себе оправдание (и/или обвинить других)

Психолог Джоан Вуд в 1989 году дополнила теорию социального сравнения пунктами, в которых объясняла, что нашу самооценку нужно постоянно повышать. Люди, которые грозят ювенальными карами, на родительских собраниях предрекают детям двойки в четверти и считают, что дети должны «не отсвечивать», — не вызывают никакого вдохновения.

Остаётся один способ приподнять свою уязвимую позицию, это сказать: «Эй, вы у вас ещё хуже! Вы неправильно воспитываете ваших детей!»

Но самое главное объяснение родительских проблем даёт теория когнитивного диссонанса, описанная тем же Леоном Фестингером. Равновесие между внутренними установками человека и сигналами внешнего мира — залог гармоничного состояния и какого-никакого душевного здоровья. Если входящая информация противоречит внутренней картинке, то мы готовы преодолевать разрыв любыми объяснениями, пусть даже они идут вразрез со здравым смыслом.

Вот, например, известный эксперимент с катушками: учёный предложил крутить катушки на подносах двум группам людей. Одни перекладывали и поворачивали катушки за 20 долларов, другие проделывали эти нелепые действия за один доллар. Потом участники давали оценку своей работе. Те, кто получил по 20 долларов, заявили, что бессмысленнее работы нет и ни за какие финансовые коврижки они не готовы делать такую ерунду. А вот те, кто потратил своё время за 1 доллар, горел желанием продолжать. Они нашли массу плюсов в своей работе, логических доказательств того, что крутить катушки — полезно для всеобщего блага. Ведь в противном случае им пришлось бы признать, что они занимались ерундой за три копейки.

Это то, что часто делают родители в России — мучительно крутят катушки ни за что. Но признать это — значит, оказаться в глубоком звенящем диссонансе. Приходится находить себе массу оправданий, а всем оппонентам обвинений.

Тревожно, а вдруг всё было зря? Потратить выходные на поиски чешек в садик, проводить часы на курсах раннего развития с шестимесячным ребёнком, три года мучать дочь конькобежной секцией, верить в полезность кабачков и варить их сложным особым способом. Вон те мамы всё делали по-другому, и у них тоже всё нормально. Или нет?

Эй вы, у вашего ребёнка неправильная шапочка!

Фото: Shutterstock (Master1305)