«Задача учителя — влюбить в предмет, а не в себя»: как избежать абьюза в школах и детских лагерях

3 954

«Задача учителя — влюбить в предмет, а не в себя»: как избежать абьюза в школах и детских лагерях

3 954

«Задача учителя — влюбить в предмет, а не в себя»: как избежать абьюза в школах и детских лагерях

3 954

На фоне выхода подкаста «Ученицы», в котором журналистка Анастасия Красильникова расследует домогательства к детям в Летней экологической школе, психолог, сооснователь лагеря «Марабу» и школы Le Sallay Academy Екатерина Кадиева рассуждает о том, как создать безопасную среду в учебных заведениях и детских лагерях.

Так получилось, что я довольно давно, больше 35 лет, знала о проблемах со злоупотреблением властью, масштабно существующих в московской 57-й школе и, к сожалению, во многих других элитных и не элитных школах. Громко говорить об этом я, к сожалению, не могла — прежде всего потому, что жертвы были совершенно не готовы к публичному обсуждению случившегося (тем более что некоторые из них были моими клиентами как психотерапевта и я была связана конфиденциальностью). А без конкретики выдвигать какие-либо обвинения было бы с моей стороны некорректно. Но я также видела, в какие проблемы во взрослой жизни это отливалось у выпускников, и сама мысль о том, что у нас может происходить что-то подобное, для меня категорически недопустима.

«Что происходит за закрытыми дверями»

К счастью, отношение к абьюзу стало меняться. Переломным моментом в России стал 2016 год, когда одна из жертв насилия набралась решимости публично сказать о происходившем с ней. Как мы помним, это вызвало вал признаний и разоблачений, и не только в 57-й школе. Я благодарна людям, усилиями которых абьюз и насилие в учебных заведениях перестали быть позорной тайной ребенка, а стали проблемой именно тех, кто виноват в происходящем. Очень важно, что сегодня люди перестали бояться говорить о том, что происходит за закрытыми дверями: это внушает надежду, что ситуация действительно изменится.

Отмечу, что такой же процесс происходил на Западе. Сексуальная революция позволила говорить о сексе открыто и вместе с тем создала у многих иллюзию, что любой секс хорош и прекрасен. Потребовалось много лет, чтобы люди в Западной Европе и США пришли к пониманию, что на смену репрессивным правилам пуританских 1950-х должна прийти не вседозволенность 1970-х, а система правил, защищающих интересы тех, кто находится в уязвимом положении. С задержкой на 20 лет Россия проходит тот же путь.

При этом нам легче, чем тем, кто в 1980-е или 1990-е трансформировал на Западе наследие сексуальной революции. Уже существуют международные практики, которые мы, например, внимательно изучили перед тем, как запускать собственные проекты.

«Четко прописанные правила»

Скажу, что нам очень повезло, что в нашей команде с самого начала все руководство — и женщины, и мужчины — единодушно считали недопустимым многое из того, что происходило в других школах и образовательных лагерях. Как говорит один из постоянных участников наших программ Александр Гаврилов, «если учитель не может в самом зародыше подавить в себе влечение к ученице или ученику, ему нужно немедленно уходить из профессии». Собственно, стартовое единство руководства по всем этим вопросам и позволило нам много думать о том, как установить безопасную атмосферу и выработать практики, о которых я хотела бы рассказать.

Входные тренинги с вожатыми и учителями, на которых объясняются основные принципы, и множество конкретных практик, позволяющих создать для детей безопасное пространство.

Конечно, в разных странах разные механизмы регуляции. Где-то взрослый не может заходить один в комнату, где есть ребенок; где-то делается исключение для психолога; где-то достаточно держать открытой дверь и так далее. Поэтому нельзя дать однозначные рекомендации — имеет смысл изучать национальные регуляции и, если в вашей стране они недостаточно проработаны, выбрать то, что вам ближе.

Четко прописанные правила. Они в целом очень важны, потому что, как бы хорош ни был педагогический коллектив, важно, чтобы возможность злоупотребления была с самого начала минимизирована. Например, когда я читаю, что в ЛЭШ взрослые спали с детьми в одной палатке, я понимаю, что это невозможно ни в Европе, ни в США. Да, разумеется, в 99% это безопасно — но достаточно оставшегося одного процента, чтобы принять соответствующую регуляцию. Поэтому у нас взрослые и дети никогда не должны ночевать в одной комнате (вне зависимости от пола).

Хотелось бы остановиться на одном примере — тактильном контакте с детьми. Для меня это одна из самых сложных тем. Дело в том, что дети очень нуждаются в нем. Многие из них скучают по дому, по родительскому теплу, и, на мой взгляд, полностью лишать их этого тепла странно и неправильно. Я знаю много школ-интернатов, где тактильный контакт детей и взрослых запрещен полностью. И не считаю, что это правильно. Во-первых, в подобной ситуации неизбежен рост депрессий, именно в результате тактильной депривации. Во-вторых, в попытках все же получить подобный контакт дети становятся более активны со сверстниками — и это может привести к плохо контролируемому росту сексуального напряжения в группе со всеми неприятными последствиями.

Поэтому я считаю допустимым телесный контакт детей и взрослых. Но по строгим правилам. Это может происходить только в присутствии других взрослых и только в случае, если его инициировал ребенок. При этом взрослый все-таки должен быть достаточно сдержан, не провоцируя и не раскачивая ребенка эмоционально.

Также в коллективе могут существовать легитимизированные тактильные практики. Например, перед отъездом происходят прощальные «обнимашки», при которых, разумеется, все равно учитывается желание обеих сторон.

Надо добавить, что я всегда объясняю и коллегам, и детям, что многие люди (дети в том числе) вообще не любят телесные контакты. Это касается, например, многих детей с расстройствами аутистического спектра, но не только их, поэтому мы объясняем и взрослым, и детям, что ни в каком случае нельзя никого трогать без согласия или просьбы.

Подбор персонала — еще одна вещь, о которой хотелось бы сказать. Следует с опасением относиться к тем педагогам и вожатым, которые «влюбляют» ребенка в себя. Это плохая мотивация для работы и плохая основа для учебы. Я отлично понимаю, какое это удовольствие — работать, чувствуя на себе влюбленный взгляд ребенка (пусть даже речь идет не о влюбленности в эротическом смысле слова), но, к сожалению, риски такого подхода слишком велики. Как говорит руководитель нашего STEM-департамента Ян Раух: «Задача учителя — влюбить в свой предмет, а не в себя».

«Не только интересно, но и безопасно»

Наконец, я уверена, что даже в летних лагерях вожатые и большинство преподавателей не должны работать бесплатно. Постоянная работа с детьми должна быть оплачена, в частности для того, чтобы взрослый не забывал, что он приехал сюда прежде всего работать, а потом уже получать удовольствие. Это тоже помогает создать атмосферу, направленную на защиту интересов ребенка.

В заключение я хочу еще раз сказать, что для меня большая радость и облегчение, что на подобные темы люди стали говорить. Это дает возможность говорить о злоупотреблениях и всем вместе думать, что можно сделать, чтобы их не допустить. Мне кажется, за последние 5–6 лет в России многое изменилось в этой области. И это дает шанс, что через 10 лет люди будут удивляться, что когда-то после каждого скандала комментаторы писали в соцсетях: «Да, это ужасно, но я не знаю, как можно сделать место, где и взрослые, и дети увлечены учебой и при этом не происходит никаких злоупотреблений».

Да, это нелегко, но вполне реально — если думать всем вместе о том, как создавать среду, в которой детям будет не только интересно, но и безопасно.

Иллюстрация: molotoka / Shutterstock / Fotodom