Мы живём в 21 веке, где с невероятной скоростью развиваются технологии и улучшается качество жизни. Но мы по-прежнему недалеко ушли в вопросе принятия тех, кто по каким-то признакам отличается от нас. Многими до сих пор движет страх, который порождает агрессию. Алина Крафт рассказывает о знаменитом учёном Льве Выготском, который изменил её отношение к особенным людям.

До определённого момента мне казалось, что я свободна от ксенофобии (восприятия чужого как опасного и враждебного). Однажды мне довелось лицом к лицу повстречаться с девочкой, у которой был сколиоз последней степени. Девочка была маленького роста с горбом, её глаза немного косили. Нам предстояло вместе ставить спектакль для детей, то есть постоянно контактировать и решать общие вопросы. Я испытала шок, если не сказать ужас.

К своему стыду я отводила от неё глаза. Сейчас я догадываюсь, что именно заставило меня поступить так — непонимание. То, что мне неясно, то, чего я не знаю, наводит страх. Страх потерять контроль рождает жестокость и агрессивное отторжение.

Мне было необходимо понять, а затем исправить ситуацию, когда я оказалась зажатой в абсурдно узких рамках своего собственного искажённого восприятия. Спустя некоторое время я узнала, что то же самое пытались сделать очень многие люди, например Лев Семёнович Выготский. Я расскажу о том, что значат труды Выготского лично для меня. О том, как учёный разбил моё сердце, чтобы собрать его заново.

Место для отвергнутых

Удивительно, но система человеческого общения очень стабильна. Люди везде и всегда ведут себя одинаково, согласно некоторым неписаным законам. Например, всё, что работает плохо или не работает совсем, мы отметаем в сторону. Каждый член нашей «организации» рассматривается нами стандартно: слабые не интересуют, они экономически невыгодны и к тому же заставляют нас работать над своим собственным сознанием, что-то менять в привычном укладе жизни.

И я так делала. Я провела черту, за которую не пускала непохожих на меня людей. А Выготский не просто не видел этих границ — он демонстрировал другим, что их действительно нет.

Он работал с детьми, на которых поставили штамп «негодности», потому что верил: каждый ребёнок ценен сам по себе, а не как средство, служащее для кого-то более ценного

Он не желал считать людей заурядными и недостойными чего-либо.

Как же непросто, наверно, было этому человеку не следовать классической науке, а свернуть в иную сторону. Не смотреть на тесты, которые были так соблазнительно просты в своих толкованиях человеческих жизней.

Выготский скрупулёзно вглядывался в человека и когда он обнаружил, что некоторые из этих людей не вписываются в общепринятую логику, он просто проигнорировал её и придумал новую систему, где есть место отвергнутым.

Никто не выбирает, кем и где ему родиться. Все знают об этом, но, тем не менее, в большинстве случаев всё, что мы готовы оставить особенным детям — это интернат или самая простая работа. Кстати, Выготский отказался от термина «дефективный ребёнок», заменив его на «ребёнок, отягчённый дефектом».

Задумывалась ли я, что мальчик или девочка, например, с задержкой психического развития, может получить что-то большее, чем жалость к себе и снисхождение?

Знала ли я, что каждый такой ребёнок может стать кем-то большим, чем принято считать, может учиться и притом успешно?

Нет, я старалась об этом не думать. Выготский же поставил этот вопрос ребром в государстве, которое было беспощадно к каждому, кто не соответствовал идеологии. Он не боялся думать и говорить о важном.

Животное на двух ногах

До выступления Льва Семёновича, ещё юного учителя без профессионального педагогического образования, на втором всероссийском съезде по психоневрологии в Петрограде (где, кстати, он высказал свои идеи без единого конспекта), в почёте была рефлексология, изучающая процессы, по сути приравнивающие человека к крысе.

Выготский открыл психологию с душой, показывая, что люди — это не набор рук и ног, не животные, а значит, развиваются по иным законам.

Социальное окружение играет большую роль в построении нашей жизни. Лев Семёнович был первым, кто стал рассматривать умственную отсталость детей как отражение их положения в обществе.

Это мы виновны в том, что ребёнок, в котором есть потенциал, не может читать или самостоятельно ездить в метро

Данный факт стал для меня открытием, как когда-то для советских людей, слушающих лекции Выготского.

Лев Семёнович осматривал детей, подробно изучал каждый случай, выявлял структуру дефекта, чтобы затем дать верные рекомендации родителям и педагогам по работе с тем или иным ребёнком. Он пытался вырвать маленького человека из состояния изолированности, дать ему возможность учиться и развиваться, стать частью социума. Разносторонность учёного, сам факт его прихода в психологию не из науки, а скорее, из сферы искусства, позволили ему быть непредвзятым, не зацикливаться на ярлыках, а использовать как можно больше методик для развития способностей детей.

Показательным является случай, о котором рассказывала в своё время старшая дочь Выготского — Гита. Пожилой мужчина пришёл ко Льву Семёновичу, учёному мужу, уже известному исследователю со своим внуком, которого все, кроме самого деда, в деревне считали дурачком. Мальчика показывали многим специалистам, но они не понимали, что именно нужно делать.

Выготский внимательно осмотрел ребёнка и оказалось, что он просто слабослышащий. Пожилой мужчина высказал благодарность за то, что учёный «понял его внука и отнёсся к нему самому с уважением». В любом ребёнке Лев Семёнович видел прежде всего человека, одного из тех, кто измерил моря и земли, познал животный мир, подчинил зверей.

Психотерапия от Выготского

Этот разносторонний человек научил меня не ставить ограничительные таблички. Недавно мне стало известно, что в одной чикагской школе существует интересная система оценивания: если какой-то предмет не сдан, выпускники получают отметку «пока не сдано».

Когда кто-то не справляется с задачей, он чувствует себя никчёмным или разочарованным. Но когда нам ставят оценку «пока не достигнуто», мы вдруг понимаем, что всё ещё учимся, можем делать ошибки, чтобы затем стать немного умнее.

Читая работы Выготского, я осознала, что каждый имеет право на шанс, на много шансов, нужно просто их предоставить. Хвалить за интеллект, талант и способности совершенно неправильно. Отмечать и оценивать необходимо сам процесс, в который вовлечены дети.

По-настоящему важны усилия, которые они прикладывают, их упорство и стремления. Не нужно ставить конечную цель, просто идите вместе с ребёнком, шаг за шагом, определяя ближайшую зону его развития.

Выготский помог мне понять, что нужно любить детей и любить воспитывать их. Каждый ребёнок заслуживает того, чтобы иметь опору, хотя бы одного взрослого человека, который не побоится быть с ним до конца. Человек — это не его травма и не результат дефекта, а личность.

Лев Семёнович изучал не недуг, его интересовала не болезнь. Ему важно было понять, чего лишается ребёнок из-за своего недуга

Он использовал заложенный в детях потенциал, тягу к социальной адаптации, к развитию, чтобы предотвратить ещё большую травму, которую наносит общество такому ребёнку, оставляя его в одиночестве.

Выготский утверждал, что эмоциональная выключённость (которая является защитой от психологической боли) существенно влияет на интеллектуальную деятельность. Следуя из этого, нужно дать ребёнку просто чувствовать себя в безопасности, ни в коем случае не изолировать его.

Выготский заставил меня разочароваться в себе, испытать боль, усомниться в упорядоченности мира. Смотреть внутрь себя всегда непросто. Моя блокированная способность чувствовать, неспособность к адекватному принятию и немая интуиция заставляли меня следовать одной, как будто единственно верной позиции.

Я отказываюсь от всего выученного прежде, культа физического и интеллектуального совершенства, потому что это — идеалы бездушного Третьего Рейха. Выготский были против идеи о том, что личность должна штамповаться государством, стругаться пионерской и партийной системой. Он считал, что личность должна сделать себя сама и у неё есть все шансы на это.

Я признаю этот факт и даю самой себе обещание открыть глаза и уши, чтобы вырастить детей, которые смогут преодолеть нынешние общественные стереотипы хотя бы отчасти. Детей, которые будут иметь отличное от нашего отношение к жизни, к людям, к самим себе. Они будут смелыми в своих мечтах и не будут отнимать смелые мечты у других.