«Когда читаешь учебник обществознания глазами горца, хочется рассмеяться»

Надежда Кеворкова сделала отличную журналистскую карьеру, но неожиданно (и для самой себя) всё бросила и уехала преподавать историю и обществознание в школу в умирающем селе в Дагестане. О том, почему она решилась на этот шаг, в чём особенности обучения и жизни на Северном Кавказе, как учить детей по учебникам, которые они не понимают, и почему оттуда невозможно уехать обратно, она рассказала «Мелу».

Ситуация в стране такова, что быть военным репортёром, да и просто журналистом сложно. К осени 2015 года это стало очевидным. Много лет я работала в газетах и на Russia Today, где мне давали делать всё, что я хочу. Но Украина сделала коридор возможностей очень узким. Сирия его закрыла. Я заканчивала книгу и случайно в фейсбуке наткнулась на статью моего друга Дениса Соколова, которая называлась «Кто поедет в Тлондоду». До этого я о селе Тлондода не слышала, хотя Дагестан, как мне казалось, исходила весь. Я прочитала заметку Дениса и поняла, что я хочу в Тлондоду любой ценой.

Статья была о том, что высоко в горах Дагестана есть умирающее село, и люди, которые когда-то там жили, решили не дать ему исчезнуть, то есть не дать закрыться сельской школе. Если закрывается школа, село умрёт через 10, ну максимум через 15 лет. Все уедут, а старики умрут, и ничего не останется. Только прекрасные руины, которых там и так много. Пять лет назад в этой обычной сельской государственной школе оставалось 11 детей. Тлондодинцы организовали царскосельский лицей в горах, обустроив пансион, и искали учителей, в том числе по истории. В голове моей воцарился чистый восторг от самой мысли, что вообще кто-то нечто такое в наши дни придумал и осуществил.

Университет даёт право преподавать, хотя педагогику и психологию нам скучно читали по семестру. Однажды я год преподавала без преувеличения все гуманитарные предметы в одном заводском ПТУ. Позже мне довелось года два учительствовать в первой православной гимназии. Ещё несколько лет я читала университетский курс по истории. В общем, самой идеи преподавать я не страшилась. А Дагестан я знаю и люблю.

Денис связал меня с главным человеком в этой школе. Ему я сказала, что чемодан уже собран, и если им всё ещё нужен преподаватель истории, то я вылетаю. Он предложил мне посмотреть на школу, горы, дороги и решить, подойдёт ли мне все это.

Ну что такого, я что, не видела горный Дагестан? Я почти весь его пешком обошла

Ну ладно, думала я, значит, они просто не хотят меня нанимать и ищут предлог, чтобы этого не делать. Неудобно, видимо, просто сказать, что людей они уже набрали или что я им не подхожу. Но билет я взяла и через неделю была в Махачкале, обошла всех своих знакомых и спросила, что они думают о перспективе поехать в Тлондоду, благо там никому не нужно было объяснять, что это такое. Друзья были в восторге.

«Два дня мы ходили по гостям и пили чай»

Я встретилась с Магомедом Асадулаевым, который тянул на своих плечах весь этот проект. Выглядело это так.

Магомед и хозяин дома, в котором я остановилась, ещё какие-то мужчины сидели в отдельной комнате. Им подавали еду и забирали у них тарелки. А мы с моей подругой ели, пили чай и болтали в другой комнате. Час. Второй. Магомед, наконец, и его товарищ завершили трапезу, и мы поехали к родителям одного из учеников. Там все продолжалось в том же стиле. Мы с мамой ученика пили чай, а мужчины где-то в глубине дома что-то обсуждали.

Так обе стороны присматривались друг к другу. Это своеобразное собеседование длилось один день. А наутро мы погрузились в джип и двинули в горы. Езды четыре-пять часов, хотя все уверяли и продолжают меня уверять, что от силы два с половиной. До Ботлиха асфальт, дальше — грунтовка. Стоял январь. Снега по колено. Ослепительное солнце.

Селение Тлондода запирается на ворота. Даже не само селение, а его владения. Вот эти жёлтые ворота сразили меня окончательно. И до сих пор, когда идут их отворять, в сердце закипает то самое счастье, которое на меня нахлынуло тогда. Мы медленно по хрустящему снегу вкатились на майдан — большую площадь посреди селения, что в Дагестане вообще редкость. А нам навстречу с горки скатывались розовощёкие ученики тлондодинской школы.

Тем временем уже разводили огонь в печке, уже замесили тесто, уже стоял на огне чайник, детишки молча пили чай, приходили соседки, разговор шёл на тлондодинском языке, мне переводили шутки и вопросы. А я понимала, что я хочу здесь быть, хотя толком не понимала, сумею ли приспособиться к такой жизни.

Два дня мы ходили из одних гостей в другие. Мне подбирали жильё. На первое время мне нашли семью, где я могла бы жить, пока будут готовить отдельный дом на вершине селения с окнами, печкой, красивым убранством. В этом «моем» доме за месяц до моего приезда умер преподаватель истории. Собственно говоря, это я узнала уже прощаясь, случайно. Он давно был на пенсии, но слова из песни не выкинешь. И никто, разумеется, ничего не подгадывал. Но вот поди ж ты, разбери, из чего складываются случайности и совпадения и на что они указывают.

«Ты здороваешься с женщинами, мужчин для тебя не существует. Это правила на улице — в школе как везде»

Мы вернулись в Махачкалу. И я улетела в Москву — думать. Сказать, что я была в смятении, — ничего не сказать. 2000 метров над уровнем моря, ледяное царство, ослепительная красота неприступных гор, снег, 180 километров от Махачкалы. Преподавание с 5 по 11 класс всей истории. И довеском — обществознание в этих же классах.

Когда я попросила проинструктировать меня об особенностях этикета, мне сказали: «Все просто. Ты здороваешься со всеми женщинами. А мужчин как будто не существует. Если они с тобой здороваются, тебе решать, отвечать или нет. Никто не обидится. Это правила на улице. В школе всё как везде».

Конечно, у меня были предложения от разных СМИ. Конечно, многие из этих предложений были весьма перспективными и лестными. Конечно, от журналистики уйти невозможно. Но раз увидев Тлондоду, забыть её трудно. И надо понимать, что не красоты и не «экологически чистый воздух и вода» работают здесь, а люди, взрослые и дети, построившие хрупкий и прекрасный царскосельский лицей для юных рыцарей с идеалом мальчишеской дружбы по кодексу «Трёх мушкетеров», в антураже фильма «Мимино», среди декораций «Игры престолов».

Я пришла к Гейдару Джемалю (российский исламский общественный деятель, философ, публицист — Прим. ред.) за окончательным советом. С ним у нас было начато много важных дел и один значительный проект находился в самом разгаре. Гейдар сказал: «Вы ведь всё уже решили». Вот, собственно говоря, так я и поняла, что я в Тлондоду еду.

Я доделывала кучу спешных дел, коробками отправляла в Тлондоду книжки, и в феврале я приехала. Конечно, в Тлондоде есть всё, что бывает в обычной школе: учебные планы, журналы, педсоветы, семинары по предметам, интерактивная доска, интернет, компьютерный класс и так далее. Учебные планы мне выдали — я же посреди учебного года вошла к этим детям. Планы, как и в любой школе, не очень совпадали с реальностью, учебниками, с самим темпом учебного процесса.

«Минобр, похоже, не подозревает, что существует пространство вне Садового кольца»

«Вы что, не знаете, что в нашем селении были немцы? Вы разве не видели свастику на заборах?» — нахмурившись, спросил меня 11-летний Абдурахман. Инстинкт училки — всплеснуть руками, развесить карту Кавказа и нудно повествовать о том, куда немцы дошли и почему им было не до того, чтобы вырезать на камнях свастику. Сама я все своё свободное время бродила по аулу и, завороженная этими камнями с древними граффити, жадно их фотографировала. Так что о какой именно свастике идёт речь, я хорошо знала.

Мы вырвались из школы на волю — изучать наскальные рисунки, так щедро рассыпанные по камням, из которых сложены стены бывших сторожевых башен, превращённых в дома и сараи.

Как устроены школы в Дагестане

Забавно, сидя посреди Кавказа, листать учебники, написанные так, как будто их читатель бродит внутри Садового кольца. Минобр, похоже, не подозревает, что существует пространство вне этого кольца, что ребёнку, да и учителю в Дагестане, как, впрочем, на Чукотке, в Сибири, Архангельске и Калининграде, вот это странное повествование о прошлом страны понять почти что невозможно. В отличие от живой древности, Средневековья или нового времени. А уж мешанина под названием обществознание требует особого разговора. Когда ты читаешь это все глазами горцев, то хочется рассмеяться — много нелепостей и ошибок.

В классах в Тлондоде от трёх до восьми учеников. Но даже для них не хватает книг по предметам. А новых учебников (как и школьной мебели, компьютеров, оборудования) от Минобра никто из учителей не припоминает. При этом вал требований, отчётов, рапортов, программ всего на свете, конкурсов, олимпиад, работ, которые нужно выполнить и немедленно прислать. Это так по всей стране. Но на Кавказе всякая федеральная безуминка чувствуется сильнее, реакция на неё ярче.

«Учителя недоумевают, что полицейские получают 60-80 тысяч»

Надо понимать, что такое Тлондода. Это древнее селение с трагической историей. На Кавказе любой аул на чем-то специализировался. Тлондода специализировалась на выращивании учёных, знатоков Корана. Понятно, что XX век прошёлся по ней жестоко. С 1927 года уничтожали любого учёного, если у него в паспорте было место рождения Тлондода. Война тоже сделала своё дело: особо ярый активист привёл из Тлондоды 96 добровольцев — почти всех мужчин призывного возраста. Из других селений брали по 5-10 человек. Сейчас в селении 67 хозяйств.

В школе учатся 39 человек с 1 по 11 класс. Десятого класса в этом году нет. Из них 14 детей живут в селении, остальные — приезжие. Пансион построен пока только для мальчиков. Хотели строить и для девочек, но пока не построили — не хватает на всё средств.

В Дагестане принято, чтобы дети разного пола жили отдельно. В райцентре в Агвали, например, куда приезжают со всех сёл, где нет школ, есть интернат и для девочек, и для мальчиков. В школе, разумеется, учатся и мальчики, и девочки, просто девочки живут у своих бабушек и тёть по домам.

В этой школе, как в любой в России, сначала дети учатся у одного учителя в начальной школе, потом переходят в среднюю. История возрождения школы началась в 2012 году. Это инициатива человека, родители которого родились в этом селе, сам он уже родился в Агвали. Он врач.

Он занимается школой не только потому, что хочет, чтобы люди вернулись или чтобы дети выросли с книгами, это что-то большее. Это праведное дело

Сельская школа финансируется, как любая школа, зарплата у учителей от девяти до 20 тысяч рублей. Зарплата директора 18 тысяч, и это все с высокогорной надбавкой. Я не понимаю, как люди выживают. В селении спасает, что у всех коровы и огород, там с голоду никто не умрёт, друг друга поддерживают. Учителя недоумевают, что полицейские получают 60-80 тысяч.

За пансион родители платят шесть или семь тысяч рублей в месяц. На эти деньги покупается еда, оплачивается труд поваров, учителей в пансионе, воспитателей. Дети убираются сами, но женщины всё равно присматривают, потому что даже примерные мусульманские мальчики — это всё равно мальчики.

«У этих детей нет ни смартфонов, ни планшетов. Только книги»

Мне сделали большой подарок: я занята уроками четыре дня, уроки с 8.00 до 13.00, это с первого по шестой урок. Иногда есть окна. Ещё бывают дополнительные занятия, кружки. До школы мне идти минут пять, а если катиться с горки, то даже быстрее.

У меня дико позитивный опыт моей собственной учёбы в школе, любимые преподаватели. У меня ощущение, что мной непрерывно занимались, восхищались, хвалили, разговаривали и направляли. У меня была великая учительница истории и совершенно фантастический преподаватель литературы. Но никогда у меня не было тяги что-либо кому-либо преподавать. Комплекс ненависти к школе мне не известен.

Меня вырастили как избранницу. Я помню, как это делается. Мне было интересно. И мне кажется, этим детям со мной тоже не скучно

Наверное, я совершаю массу ошибок: хвалю их всех, легко признаю свои просчёты, если что-то не помню, не ставлю ничего кроме пятёрок и редко четвёрок, разрешаю подглядывать в учебник, рада, когда они перебивают друг друга, если им хочется высказаться, запрещаю зубрить, готова посвящать каждый урок объяснению непонятных слов в тексте — только чтобы им было интересно и осмысленно, только чтобы они сохранили этот вкус к истории, который мне привили. История в школе, даже при том ужасе, в котором она находится, это всё равно награда для учеников, её обязаны преподавать интересно.

Людям невозможно объяснить, почему я приехала — многие просто не могут поверить, что можно из «самой Москвы» уехать в Тлондоду. Хотя уезжают обычно именно «из самой Москвы», «из самого Лондона», Парижа и так далее.

Психологически понятно. Когда всё рушится, из горных селений люди мечтают вырваться любой ценой. И когда человек откуда-то вырывается, идея, что он вернётся, кажется ему поражением. Поэтому так добровольно всё бросить в «большом мире» и уехать — это ни во что не укладывалось, ни в какую схему, хотя все дагестанцы сохраняют связь и со своим народом, и со своим селением. Достаточно сказать, что хоронят всех там.

Связь у горцев с горами крепкая, но чтоб взять и приехать — это, как им представляется, какой-то сбой

Ведь возрождать Тлондода и поддерживать школу стали те, кто давно переселился в город, кто преуспел в своих делах. И кому мало этого преуспевания. Наверное, так.

Тлондода — уникальный проект, к которому хочется иметь отношение. Это уникальные дети, которые будучи совершенно юными существами, по воле родителей, безусловно, но всё-таки сами отказываются от гаджетов. У них нет ни смартфонов, ни планшетов, ни музыки, ни компьютеров, ни телефонов, ни телевизоров. Только книги. В пансионе хорошая библиотека, и их родители хотят, чтобы дети вернулись к культуре чтения.

В школе есть компьютерный класс, который обеспечил один филантроп. Некоторые планируют заниматься программированием и всем таким. Но повседневного погружения в виртуальную реальность они лишены — это условие пансиона. Конечно, надо видеть эти серьёзные лица, когда с видом усталых и поживших мудрецов, они вздыхают, вынужденные общаться с совершенно неразумными существами снаружи, из того мира, и говорят: «Да, мы хотим читать». Я долго допытывалась — вот как люди допытываются, с чего это я поехала в Тлондода.

«Если видишь, что мальчики и девочки вместе играют в волейбол, скорее всего, они из одной семьи»

Совсем маленьким детям, пятиклашкам, конечно, бывает трудно, кто-то может всплакнуть возле мамы. Мне рассказывают: вот тот ребёнок ещё два года назад рыдал, когда уезжал из дома. А теперь душа компании.

Да, эта школа как Царскосельский лицей, помещённый в декорации фильма «Мимино». Разве что нет царей, царского дворца и фрейлин. Иногда приходится идти за коровами или принести дров бабушкам.

Важная деталь: все ученики в школе — мусульмане. Все жители селения, практически всего Цумадинского района, да и большей части Дагестана — мусульмане. Здесь это так и никак иначе. У них есть общая молитва пять раз в день. Сейчас они встают, допустим, в шесть, а ближе к лету они будут вставать в 4.30. Они все делают омовение, встают на намаз, все вместе, а потом ложатся спать, некоторые идут делать уроки. Они учат арабский, причём и коранический арабский, и разговорный, и Коран наизусть. Помимо этого, английский, а кто хочет — ещё и французский. Все они говорят свободно на тлондодинском языке и на русском. А вот аварский идёт с трудом. Но посчитайте, сколько языков у них уже есть.

Когда наших интеллигентных детей спрашивают, кто их любимый учитель, они все отвечают, что это Магомед, учитель физкультуры. Вот гениальный человек. Он родом из райцентра Агвали, после школы уехал учиться в Марсель, изучал спортивную медицину по всей Европе. Как-то раз приехал на каникулы к маме, шёл по улице, и кто-то из жителей села его встретил, отвёз в школу, и всё — он остался. Только что женился. Невеста у него из Литвы.

Магомед каждому ребёнку подобрал свой комплекс упражнений с учётом их роста, веса, медицинских показателей. Там был такой мальчик, толстячок, что для аварцев не характерно. Магомед разработал ему диету — тот похудел. Он каждому отдельно рассказывает, что ему можно делать и как. Физкультура вместе у мальчиков и девочек, но если ты видишь, что мальчики и девочки играют, скажем, в волейбол, то, как правило, они из одной семьи. Девочки предпочтут играть с девочками.

При этом Магомед всё время что-то придумывает для детей. Пойти с ним в поход — наивысшая награда. Магомед преподаёт им и английский — да так, что вся школа ходит к нему на дополнительные занятия.

«Сюда приехать оказалось просто. А вот обратно как?»

Вообще, такой охоты к знаниям в большом мире поискать. Слушайте, ну прихожу после обеда наверстать с одним классом какую-то скукотищу из истории. Через пять минут передо мной сидят все и скрипят в тетрадках ручками. Или делаем мы тренировочные тесты с одним классом — тут же остальные приходят с листочками: «И мы хотим!».

Меньше всего они ботаники — живые весельчаки, любящие футбол, пиццу, игры в телефоне сутки напролёт и конфеты. Вот этот апофеоз педагогический достигается не муштрой, не новаторством, не зубрёжкой.

В этом месте собрались люди, которые сумели тщету времени побороть

За год в селении построили гигантское — единственное, насколько я знаю, в Цумадинском районе — профессиональное футбольное поле. Сельский клуб уже давно переделали в спортзал. Любимый аттракцион: гостей приводят в клуб, там висят списки упражнений на английском, они спрашивают, зачем такой выпендреж, на что Мага говорит, не знаю, мол, как это переводится, этих упражнений на русском ещё нет.

Что происходит в селе, кроме учёбы? Все всё время ходят друг к другу в гости. Женский клуб и мужской клуб — это чёткое разделение. Кроме того, местные жители, конечно, заняты хозяйством и бытом, это довольно тяжёлый труд. Но горцы все тяготы несут с невероятным артистизмом и юмором.

Многие интересуются, неужели мне не скучно. Мне очень интересно. Такого множества историй где ещё найдёшь? Такие живые люди, такие удивительные характеры, стойкость и лёгкость одновременно. В принципе я незаслуженно оказалась в месте, которое из всего, что можно найти на земле, больше всего похоже на Рай. Скучают ли в Раю?

От журналистики я не бежала — так что я постоянно в работе, после школы пишу, редактирую, снимаю. То есть, в общем, продолжаю работать журналистом.

Сложности есть. Самое трудное — не приходить в ярость, когда читаешь учебник по обществознанию

Чем более новый учебник, тем более он ужасный. Какое-то дистиллированное пустозвонство, из предмета вымывается всё хоть сколько-то интересное, то, за что ум и сердце может зацепиться.

Бывает холодно. Бывают ураганы. Обрыв электричества. Отсутствие интернета (да, в горах есть и мобильная связь, и wi-fi, и мобильный интернет). Случается, что машина не может подняться к нам. Или спуститься. Из-за снега. Однажды случилось небольшое землетрясение. Как-то раз прорвало трубу водопровода, который тянет воду с ледника, — и целый день все ходили с красивыми кувшинами к источнику, как в старину.

Да, конечно, мне придётся когда-нибудь вернуться из этой счастливой Аркадии. И честно говоря, я не представляю, как этот шаг сделать. Сюда приехать оказалось просто. А вот обратно как?