В России более 20 лет работает проект «Детских деревень SOS». Это альтернатива детским домам, где сироты и дети, которые остались без родных, живут в семейных домах вместе с приёмными родителями. Шесть таких деревень работают в России, их строят ещё в 135 странах мира. Ко Дню матери «Мел» пообщался с приёмной мамой Ларисой, которая одна воспитывает пятерых детей из разных семей, о том, как устроена жизнь в такой деревне и как она справляется.

Дети обычно называют меня мамой

Сейчас со мной живут пятеро детей — две сестры, два брата и ещё один мальчик, которого по рекомендации клинических психологов пришлось разлучить с братом из-за психологической несовместимости. Обычно каждая приёмная семья в проекте воспитывает пятерых-семерых детей. Мы стремимся сохранить семьи, но в этом случае ребята просто не дали бы друг другу нормально вырасти. Такое редко, но бывает.

За время программы я воспитала десятерых детей. Одну девочку усыновили американские родители. До 2014 года мы считались не опекунами, а воспитателями в детском доме, пусть и негосударственном. Сами мы, конечно, так не считали — семья есть семья. Но детей из детского дома можно усыновить, а сейчас, когда мы официально стали приёмными родителями, нельзя.

Детей распределяют по приёмным мамам, когда те выпускают воспитанников, которые достигают 18 лет. Приходишь в офис, а тебе сообщают: «Поздравляем, у вас будет ребёнок». Когда мы теряем статус опекунов, всё равно продолжаем общаться. Они часто звонят и интересуются, как дела, приезжают в гости, иногда уже с внуками. Конечно, не всем ребятам интересно с нами общаться, всё-таки мы не родные мамы. Но всех детей надо уметь отпускать, когда приходит время.

У меня нет ощущения, что я для них воспитатель. В первый день они обычно спрашивают: «Как к вам здесь обращаются?», — и потом все называют мамой

Наши психологи даже иногда ругают меня, что я воспринимаю всё близко к сердцу. Однажды мы поссорились прямо в День матери. Всё закончилось тем, что я накрыла им на стол, а сама ушла. Возвращаюсь, а они встречают на пороге, заводят на кухню — та вся сверкает: «Мы её для тебя помыли, с праздником, мама».

Каждую неделю у нас тренинги с психологом

Я сама из Вологодской области, по образованию педагог и всю жизнь проработала в школе. Десять лет назад у нас реорганизовывали школы, мою собрались закрыть, а поскольку я одна воспитывала дочь, стала искать работу. Случайно увидела в интернете объявление, что в строящуюся Детскую деревню в Вологде ищут мам. Я не очень понимала, что это, но отправила резюме: эта идея взяла меня за душу. Вологодскую деревню в итоге не успевали построить в срок, и нам предложили поработать там тётями — это женщина, которая помогает маме и иногда заменяет её. Но оказалось, что в подмосковной деревне две мамы выходили на пенсию, и нас пригласили их заменить.

Перед тем, как взять детей на воспитание, мы три месяца учились в Школе мам, где нам объясняли, что чувствует брошенный ребёнок, какие страхи он переживает. Также мы практически каждую неделю проходим тренинги, посещаем групповые и индивидуальные супервизии, где обсуждаем с психологами наши семейные вопросы. Это помогает взглянуть со стороны на ситуации, с которыми мы сталкиваемся в общении с детьми.

По ночам дежурю у кровати детей, которых избивали дома

Когда начинаешь работать с приёмными детьми, всегда думаешь, что как только возьмёшь ребёнка на руки, обнимешь и прижмёшь к груди, он тут же растает и вы будете жить душа в душу. Не тут-то было! Мало того, что дети оторваны от привычной среды, они ещё и психологически надломлены. Кто-то недоедал, и ты не можешь оторвать их от холодильника, кого-то в прошлой жизни били, и ты по ночам сидишь у кровати, потому что ребёнок кричит во сне.

Когда брошенный ребёнок попадает в приёмную семью, он испытывает внутренний конфликт

С одной стороны, ему страшно, он не понимает, что ждёт его в новом месте. С другой, он очень скучает по своим родителям: какими бы плохими с точки зрения государства они ни были, для него они всегда хорошие. Эти чувства выражаются по-разному. Кто-то сперва ведёт себя тише воды, ниже травы, и ты думаешь: какой хороший ребёнок, выполняет всё, что ты просишь, со всем соглашается, а через год у него начинается истерика. Они поначалу не понимают, что мы им здесь добра желаем. Это понимание приходит с возрастом.

Бывает и обратная ситуация, когда агрессия, с которой первое время ребёнок отвечает тебе на всё, что бы ты ни делал, постепенно сходит на нет. Он должен понять две вещи: что уже не вернётся к родителям и что в приёмной семье ему ничего не угрожает. Тогда он свыкается с новым образом жизни и начинает осваиваться в тех условиях, которые ему предлагают.

Поэтому, когда мы знакомимся с ребёнком, я стараюсь их на какое-то время отпустить, а не занимать разговорами. Помогаю устроить бытовую жизнь. Ребёнок, как правило, сам тянется к тебе, когда обживется.

Настоящая мама больше не придёт

Братья, которых я сейчас воспитываю, попали ко мне совсем маленькими: им было четыре и семь лет соответственно. Их мама умерла, а отца найти не могли. До сих пор помню, как их привезли в детскую деревню. Я подумала: «Господи, какие хорошенькие!». Согласилась взять их, несмотря на то, что они были такими маленькими. Первый вопрос, который мне задали братья, был: «Хоть ты нас не бросишь?». Маленьким детям трудно объяснить, что мама умерла. Смерти для них не существует — они считают, что мама их бросила.

Они тоже очень боялись, но быстро привыкли ко мне, и три года мы жили душа в душу. Тяжелее всего было, когда старшему мальчику исполнилось 11 лет, и он постоянно угрожал уйти к бабушке. Бывало, соберёт вещи и сядет около двери. Я говорю, уходи, что ты ждёшь? Что тут ещё скажешь? А он отвечает: сейчас поем и пойду. Так никуда и не уходил. Через год он съездил в летний лагерь на несколько недель, вернулся и сказал: «Куда я от тебя уйду, мама: у меня такое чувство, будто ты меня родила».

Девочки живут со мной больше восьми лет, у них погиб отец. Из четырёх сестёр двух я уже выпустила, одна уйдёт через несколько месяцев, когда ей исполнится 18 лет. Она учится в колледже и будет жить в общежитии: хочет быть самостоятельной.

Четыре года из восьми, что девочки живут со мной, они ждали, когда биологическая мать восстановится в правах и заберёт их

Они постоянно общались по телефону, и им было сложно прижиться в приёмной семье. Каждое воскресенье к девяти утра они выходили к воротам детской деревни и ждали там по полдня, когда она приедет в гости, как обещала по телефону. Никто не приезжал, и они возвращались ко мне.

Представляете, какие тут начинались эмоции? Считается, что детям нельзя говорить правду. Но я смотрела на это четыре года и не выдержала — сказала им, что она не приедет и ждать её не нужно. А их мать попросила, если она всё-таки соберётся в гости, предупредить об этом меня, а не детей, чтобы не давать пустых надежд. Прошло полгода, пока старшая дочь не сказала мне: «Знаешь, мы поняли, что ты права и она нас не заберет».

В магазин за одеждой — сами, гаджеты — только днём

Первую половину дня дети проводят в школе, потом обедают и уходят на кружки, к психологу или делают домашнее задание. Я уже привыкла следить за всеми одновременно: шучу, что у меня глаза на затылке, поэтому я знаю, кто чем занимается. В свободное время они спокойно пользуются гаджетами, но на ночь я всегда их забираю, а утром раздаю обратно. Технику покупаю либо за свои деньги, либо за пособия от спонсоров. Естественно, только на день рождения.

Одежду они всегда покупают себе сами: составляют список, потом получают от меня деньги, отправляются в магазин, а уже дома мы смотрим, что они привезли. Конечно, это вызывает у них шок: «Как это, я сам?». Сначала они и спортивные костюмы за три тысячи привозили, и пальто за семь, и удивлялись: «Что ты мне так мало дала? Я только пальто купила». Теперь они понимают, сколько что стоит, и всегда советуются, присылают из магазина фотографии вещей, которые им нравятся, по телефону. Девочка на днях покупала себе домашние тапки и долго возмущалась, что они стоят так дорого.

Каждое воскресенье мы проводим генеральную уборку. Если вдруг в это время ребятам куда-то надо сходить, они отпрашиваются, и я их отпускаю, потому что знаю, что они всё сделают, когда вернутся.