«Мы все купаемся в музыкальных потоках»

Как заставить ребенка полюбить Брамса или хотя бы просто ходить в музыкальную школу
4 179

«Мы все купаемся в музыкальных потоках»

Как заставить ребенка полюбить Брамса или хотя бы просто ходить в музыкальную школу
4 179

«Мы все купаемся в музыкальных потоках»

Как заставить ребенка полюбить Брамса или хотя бы просто ходить в музыкальную школу
4 179

Начальное музыкальное образование в России переживает не лучшие времена: заложенные в советском союзе основы разрушаются, падает его престижность и популярность. О том, что оно из себя представляет сейчас, как привить интерес ребенка к классической музыке и что должны делать родители, чтобы ребенок с интересом занимался музыкой — рассказывает Юрий Дружкин, кандидат философских наук, старший научный сотрудник ГИИ и преподаватель музыки с многолетним стажем.

Каждый ли ребенок способен научиться чему-то толковому, если пойдет в музыкальную школу? Какие навыки и умения он может приобрести?

Речь должна идти не о том, куда он пойдет, а о том, к какому педагогу он попадет, насколько человеческое устройство ребенка и педагога совпадет. Насколько сильно будут мешать родители созданием неправильных установок, а также своими, иногда завышенными ожиданиями. Случается, что родители, наоборот, «сдают» ребенка в музыкальную школу. Тут есть две крайности: либо родители хотят от ребенка избавиться, либо начать соревноваться с другими родителями за счет собственных детей. Наконец, бывает, что родители сами когда-то учились в музыкальной школе и чего-то на музыкальном поприще не достигли, а теперь хотят, чтобы ребенок осуществил их собственные мечты, не спрашивая у него на то разрешения: «Вот тебе моя карма, давай отрабатывай». Все это вкупе влияет на то, каким выйдет ребенок из музыкальной школы.

Какой же должна быть роль родителей в процессе музыкального образования?

Роль родителей прежде всего — в создании условий для того, чтобы ребенок и преподаватель могли творчески взаимодействовать. Если речь идет о малышах, то присутствие родителей на уроке даже желательно. Но далеко не всегда оно дает позитивный эффект. Часто родители, замечая, что ребенок недостаточно быстро соображает, или куролесит, начинают сами вмешиваться, отчитывают его. Возникает напряженная ситуация.

Родители должны дома организовать рабочее место и выделить специальное время, причем желательно одно и то же, чтобы возник некий ритуал: в такой-то час в доме наступает тишина, ребенок садится и занимается. Причем не просто «садится и занимается». Часто говорят, например, так: «Ты должен отзаниматься час». Тогда ребенок мыслит несовершенными формами глаголов: «я сидел, я играл, я учил», не понимая цели своей работы. Тут родители должны научить ребенка ставить конкретную задачу. «Вот в этой пьесе не получаются вот эти конкретные места, по таким-то причинам», а не «Сыграй три раза, тогда пойдешь гулять». Иначе для ребенка занятие превращается в наказание.

Есть такая родительская позиция: «Будешь заниматься весь день, пока не вызубришь, об отдыхе и не думай». Педагогически этот подход, наверное, ошибочен, но разве не таким образом воспитываются будущие гении и мировые звезды?

Я думаю, тут есть сочетание дисциплины и высокой степени внутренней мотивации, интереса. Чаще всего, если такие строгие родители достигают успехов, то сами они тоже в этой области успешны и на своем примере демонстрируют, что музыка — это, во-первых, огромная радость, а, во-вторых, каторжный труд, и это нужно уметь сочетать. В музыке, как и в любом виде высокоточной деятельности, какие-то вещи нужно многократно отрабатывать. Надо уметь настраивать свою нервную систему, и вот здесь уже вопрос, который больше касается педагогов.

Существует некий набор техник, которые педагог применяет, существует программа, но есть и педагогическая интуиция, позволяющая чувствовать то, что происходит внутри ученика. Например, хороший преподаватель фортепиано может отвернуться от ученика и по извлекаемому звуку определить, что у того напряжена, скажем, верхняя часть спины. Или ноги не так стоят. Он должен чувствовать, какие внутренние препятствия мешают ученику достигать тех или иных результатов. Поэтому хороший педагог — это проводник, который понимает, что происходит в ученике, может вывести его из внутреннего конфликта. Тогда они оба получают от этого удовольствие, происходит нормальное сотрудничество. Когда этого нет, то возникают конфликты, попытки действовать дисциплинарно.

Есть и такая педагогическая ошибка, когда учителя говорят: «Поначалу мы занимаемся постановкой руки, потом простыми мелодиями — нам бы научиться играть ритмично, две нотки, три нотки…», а какая при этом музыка? Есть ли художественный образ? Поэтому музыкой надо заниматься с самого начала. Настраиваться, с одной стороны, на игру, а с другой — на решение художественных задач. Это трудная вещь, не все это делают, не все умеют.

Что может мотивировать ребенка на работу?

Лучше начать с того, что может демотивировать. Не должно быть никакого страха. Ни перед родителями, ни перед педагогом, ни перед ошибкой. Страх перед ошибкой иногда возникает из-за забегания вперед. Например, перед ребенком ставят ноты и говорят: «Сыграй, мы тебе сейчас все объясним, но только сыграй без ошибок». Это задача, в которой заведомо висит дамоклов меч ошибиться. Тут имеет смысл обратиться к фольклорной педагогике. Представьте себе, ребенок живет в деревне, где все поют, пляшут, и он сначала это впитывает, а затем входит в круг, начинает что-то делать, на него мало кто обращает внимания. И нет ситуации, когда его оценивают. На первых шагах оценок нужно избегать, иначе у ребенка возникает установка, что работать надо ради оценки. Нежелательна и соревновательность.

Что ребенку помогает? Во-первых, ситуация игры, свободы, ситуация импровизации. Не все со мной согласятся, но начинать можно не с того, чтобы играть какие-то уже написанные пьесы, а свободно импровизировать, причем, в тех стилистических нормах, которые ребенку доступны. А доступны ему скорее «авангардные» средства, когда мы играем вне тональности, вне ритма. Может быть, просто балуемся. А потом это баловство нужно переводить в художественно-игровое направление. Даже не умея правильно держать руки, мы уже можем на клавиатуре изобразить некую ситуацию: что-то страшное, что-то нежное, что-нибудь загадочное, даже не имея в виду никакую тональность, никакие диезы-бемоли.

Другой, казалось бы, противоположный, момент заключается в том, что музыка — очень эмоциональное, но в то же время точное искусство, которое организованно совершенно рационально, как часовой механизм. Пока мы эту часть не поймем, она представляет пугающую тайну, эту тайну желательно рассеять. Рассказать, как это интересно, то есть, включить разум, и тогда музыка станет понятной и для ума и для интуиции. В итоге у ребенка пропадает возможность испытывать чувство вины, собственной неполноценности. Как устроена музыка — это не просто мудрствование, это тоже игра, только интеллектуальная.

Еще такая вещь. Мы все купаемся в музыкальных потоках, хотим того или нет. Бывает даже так, что сотовый телефон выступает каким-то авторитетом. Например, если ребенок услышит какую-то знакомую мелодию, — вот сыграешь ему Моцарта, — а он: «Ой, у меня это в сотовом телефоне!» Все, ему уже хочется сыграть, он к этой музыке больше доверия чувствует. Можно точно так же использовать любые попсовые песни, которые у ребенка на слуху: давай попробуем сыграть, давай попробуем из этой мелодии сделать фортепианную пьесу. Мы возвращаемся к тому, что должен быть педагог, который не просто умеет играть на этом инструменте, а умеет что-то с музыкой делать.

Что вы думаете о российском музыкальном образовании как о системе?

Во-первых, эта система — советская, потому что формировалась она тогда же. После развала СССР она отчасти сохранялась, отчасти разваливалась, в том числе и в результате управленческих экспериментов. В свое время она была едва ли не главной базой, которая отличала советскую эпоху. Например, советское фортепиано — одно из самых лучших в мире, если не самое лучшее, и сейчас многие преподаватели за рубежом — это либо наши люди, либо их ученики. Такой высоты система могла достигнуть именно потому, что на самых начальных ступенях она вовлекала очень широкие круги детей, которые туда войдут. У нее были две задачи: первая — нести музыкальную культуру в массы, и вторая — отбор, селекция, чтобы кто-то из выпускников шел дальше.

Была выстроена горизонталь и вертикаль. Были свои сложности, и эти сложности решались силами конкретных педагогов. Систему выстраивали очень продвинутые преподаватели, школа закладывалась еще до революции. Конечно, школы были неодинаковыми: были так называемые элитные — ЦМШ, Гнесинская школа, такие же школы в других городах. В итоге складывалась общесоюзная вертикаль, которая создавала «разность потенциалов». Педагогические основания были достаточно хорошими и развивались. По известным причинам потом школа стала разваливаться.

Давайте вернемся к современному состоянию школ. Вот, допустим, район Коньково, и там музыкальная школа…

Ну про Коньково я не буду говорить только лишь из-за того, что это окраина, а не центр Москвы, это не гарантия, что там должно быть плохо. Все зависит от того, повезло ли школе с хорошими преподавателями. Но, к сожалению, сегодня в силу непрестижности роли преподавателя происходит общее снижение уровня. Кроме того, есть и демографические причины: возраст преподавателей иногда зашкаливает. Те, кто когда-то преподавал, остаются до последнего, молодые приходят с трудом. Роль методических учреждений тоже весьма спорна, потому что приходит большое количество чиновников, которые начинают организовывать деятельность преподавателей, вводить критерии, взятые с потолка.

Что вы прежде всего посоветуете родителям, которые приходят с ребенком в музыкальную школу?

Я бы посоветовал, несмотря на то, что система несколько разрушается, относиться к музыкальной школе с доверием. И если родитель пришел с идеей отдать своего ребенка на фортепиано, а ему предлагают, скажем, трубу или кларнет, то вместо того, чтобы с порога отказаться, надо разобраться, в чем причина. А причина может быть в том, что у ребенка те или иные предрасположенности, те или иные руки. Во-вторых, надо относиться позитивно к тем предметам, которые могут показаться лишними. Сольфеджио — очень важная вещь. Хор — развивает навыки взаимодействия в музыке, коллективного переживания, ощущения поющего «мы». Музыкальная литература — предмет, который чаще всего преподают не очень хорошо, а посещают еще хуже. А ведь это дает некий культурный горизонт. Надо знать, какие эпохи у нас были, какие композиторы, какие стили.

Какой должна быть основная цель истинного музыкального образования?

Мне кажется, что цель музыкального образования лежит за пределами самой музыки. Музыка, и в меньшей степени другие виды искусств, заключает в себе в скрытом виде основные алгоритмы творческого мышления, которые позволяют решать очень сложные творческие задачи. У меня есть старинный друг, Михаил Борисович Кушнир, который посвятил всю свою жизнь разработке системы интенсивного музыкального образования, чтобы раскрыть в каждом талант и чуть ли не каждого подготовить к профессиональной музыкальной деятельности. Такова сверхзадача. Так вот, он полагает, что от музыкальной культуры нации зависит вся ее творческая культура, и в искусстве, и в науке, и в технике. Так что запредельная задача в том, чтобы с помощью музыки развивать человека.

Почему так сложно ребенку полюбить классическую музыку? Как привить к ней интерес?

Тут речь идет все-таки о застарелых предрассудках. Один из предрассудков заключается в том, что классическая музыка — это что-то очень сложное. Второй предрассудок социологического порядка: классическая музыка — это что-то элитарное, не для всех, в общем-то, и не для нас. Еще один стереотип, что классическая музыка — это нечто совсем не современное, музейное. Нормальное отношение к классической музыке возникает тогда, когда оно нормальное и здоровое в семье, в окружающей среде. Если в семье папа и мама — так называемые «простые труженики», без затей, они говорят: «Да, мы простые люди, и пусть хоть наш ребенок прикоснется к чему-то высокому», с этими мыслями они ведут ребенка в музыкальную школу. Это опять передача своей кармы, мол, ты за меня должен отработать. И ребенок думает: «Вот ты любишь песенки слушать, а я почему должен над Бахом страдать?» Вот он, предрассудок, что это что-то далекое, чужое, вершина, до которой нужно добраться, доползти.

А если без предрассудков, то ребенок с детства начинает слушать и понимает: «Ага! Венгерские танцы Брамса — это очень красиво!» У него появляются какие-то любимые вещи, которые он слушает, узнает и даже не догадывается, что это какая-то особенная музыка. Не нужно запихивать классическую музыку в какую-то резервацию — руками не трогать, не садиться, по газонам не ходить, этого не должно быть. Должно быть естественное, бытовое соприкосновение с музыкальной культурой. Хорошо, когда уже в трехлетнем возрасте с детьми посещают концерты. Такая музыка ничуть не сложнее для детского восприятия, чем любая другая. В этом смысле музыкальная школа хороша. Она отличается еще и тем, что создает естественную бытовую среду. Это должен быть дом, в котором присутствует музыкальная культура, объединяющая всех — детей, взрослых, родителей. Это среда, в которой можно вариться. А если мы будем говорить: «Ну вот, сейчас мы начнем разучивать сонатину Бетховена. Вообще, это очень трудный композитор, ты еще не скоро поймешь, а сейчас мы просто сыграем», то, скорее всего, это будет ужасно. Ознакомление с музыкой нельзя ни в коем случае пускать по этому пути — надо сразу в этот океан совершенно спокойно нырять, и мы увидим, что мы там умеем плавать.