Представителей поколения «сэндвич» много среди тех, кому сейчас от 45 до 65 — то есть, среди нас с вами. Мы должны растить своих детей и одновременно заботиться о пожилых родителях, которые часто поглощены тревогой. Об этом — книга социального психолога Светланы Комиссарук «Поколение „сэндвич“. Простить родителей, понять детей и научиться заботиться о себе».

Мама и папа с избегающим типом привязанности живут с самого детства, заперев на большой замок все свои проявления чувств. Папа с детства приучен «не проявлять нежностей». Маме с детства понятно, что никто на эмоции не реагирует, родители заняты, а жизнь — борьба. В тех редких случаях, когда нашим родителям в детстве вдруг уделялось внимание со стороны старших, оно, как правило, выражалось в материальных подарках: в гостинцах с папиной получки, в сшитом мамой новом кружевном воротничке к школьной форме, в разрешении подержать удочку и подавать червей… И осчастливленный ребенок привыкал, что такое внимание редко и заслужить его надо чем-то особенным.

Быть просто хорошим — недостаточно. Надо быть все время на высоте, не допускать малейших отклонений от нормы. За эти отклонения от нормы, даже самые элементарные — промочил ноги, потерял шапку, — родители ругали, били, ставили в угол. Все это воспринималось обществом как должное, и эмоции детей в расчет обычно никто не брал. Время трудное, родителям тяжело, а тут еще ты…

Отягчающим обстоятельством были военные психологические травмы отцов. С такими отцами жизнь детей превращалась в выживание — от отцовской внезапной ярости и жестокости спасались всей семьей, кто как мог.

В 1960–70-е годы эти подросшие «оловянные солдатики» стали растить нас — любя уже своих детей как они понимали и как умели. Физическая забота, как правило, всегда была на высоте. Чувство долга, трудолюбие и жертвенность у повзрослевшего поколения послевоенных детей — в крови. Они возили нас на море, собирая по копейке весь год. Они покупали нам добротную импортную одежду, выстаивая в очередях и отказывая себе в необходимом. Они на последние деньги нанимали нам репетиторов, чтобы мы поступили в хороший вуз.

А вот с эмпатией у таких родителей с избегающим типом привязанности было намного труднее.

Понять и назвать эмоцию ребенка, дать ей право на существование, чутко отреагировать, помочь отрегулировать ее «громкость» — «контейнировать», как говорят психологи, — это умели далеко не все. Не потому, что они нас не любили, а потому, что так они понимали любовь к детям!

Они кормили нас в младенчестве по часам и давали нам «проораться», не беря на руки, чтобы мы учились засыпать самостоятельно, — ведь нельзя же баловать детей! Они, не привыкшие к нежностям и баловству, не давали и нам достаточного безусловного принятия. Мы с детства быстро усвоили, что улыбку и объятие родителей надо заслужить, просто так ничего не дается.

Регуляция наших эмоций была исключительно нашей проблемой, и наше поколение успокаивалось и засыпало безо всякой помощи. Кстати, эту потребность регулировать себя самостоятельно хорошо видно и сейчас — присмотритесь. Кто-то до сих пор, когда волнуется, начинает грызть ручку, ногти или закуривать — привет от соски, единственного верного друга, который всегда был рядом, когда плохо, страшно или мокро, а мама далеко. Кто-то до сих пор засыпает, покачивая себя в кровати, — привычка из детства, когда мы успокаивали себя сами, а родители следовали советам популярных книг: дать ребенку побыть самому и понять, что родители на руки не возьмут, не капризничай. Кто-то в трудные минуты начинает искать, что бы в рот кинуть, чем бы перекусить. Ведь когда-то, когда было голодно и одиноко в отсутствие взрослых, именно это успокаивало — пососать свой палец, край пеленки или соску.

Главный сигнал от родителя с избегающим типом привязанности — не ждать проявления эмпатической заботы, рассчитывать только на себя. Внимательный и поддерживающий эмоционально родитель был в нашем поколении скорее исключением, чем правилом. Проявление любви от остальных надо было заслужить отличным поведением. Праздники и подарки нужно было заработать послушанием и прилежанием. Просто так ничего не дается. Чувство долга и холодная самоотверженность того поколения не оставляли у них никаких ресурсов для проявления любви и эмоциональной заботы. На войне как на войне. Покой нам только снится…

В таких семьях нередко вырастали или старательные показушные отличники, или подпольные троечники

Первые старались угодить и заслужить, вторые прятали дневники, врали и избегали. Ощущение собственной ценности основывалось на одобрении учительницы, спокойствии родителей, преимуществе перед менее удачливыми сверстниками.

Строгие, сдержанные на похвалу родители узнавали, насколько хорош их отпрыск, на родительском собрании, где во всеуслышание им сообщалось, где по рангу находится их Ванечка. Причем в строгом соответствии с главной мотивацией предупреждения и предотвращения основное внимание уделялось критике, похвала раздавалась скупо, и на нее времени не тратили. Пользуясь линейкой, выданной обществом, детей мерили по оценкам: математика на троечку, по труду — отлично. В токари пойдет. Зато вот Анечка из третьей квартиры идет на медаль, врачом будет. Не то что наша…

Привычка сравнивать, получать оценку и заслуживать одобрение привела наше поколение к неустойчивому внутреннему пониманию, кто я и чего я стою на самом деле.

Дети, которым науки давались легко, не ценили своих высоких оценок, но привыкали к похвалам учителей и окружающих и верили, что всегда будет легко. Их дальнейшая самооценка оказывалась полностью зависима от того, похвалят ли их или нет. Они вырастали в прокрастинаторов, отодвигающих трудные и важные дела как можно дальше. Потому что страх ошибки и разоблачения у умных так велик, что он затмевает все остальное. Только в условиях горящих сроков и неминуемого наказания такие отличники берутся за трудное дело и делают его в последнюю ночь в состоянии творческого стресса. И чем выше они поднимаются в своих достижениях, тем выше цена разоблачения и тем больше они страдают от своей прокрастинации.

Дети с нарушениями внимания или проблемами в чтении слышали от окружения, что они неудачники, ленивые и глупые

Их дальнейшая самооценка становилась привычно низкой, и они постепенно научались не верить редкой похвале. Они ненавидели «достигателей» и с детства считали настойчивость и старательность признаками зануды. Никаких навыков в преодолении трудностей они не набирались, и во взрослой жизни им приходится туго. А все потому, что или на 100%, или никак. Им остается только никак…

Самое важное, что здесь нужно понять, — любая внешняя оценка (как хорошая, так и плохая) выносилась в детстве как приговор и постепенно становилась внутренней — самооценкой. Из хорошей отметки и редкой похвалы за достижения вырастал синдром отличника: страх разочаровать (а король-то голый!), необходимость доказывать свою ценность снова и снова, держать планку (перфекционизм). И чтобы в этом преуспеть, лучше не браться за трудные задачи. Ведь так легко проиграть!

Из отсутствия эмоциональной поддержки дома, плохих оценок и осуждения вырастала неуверенность в себе, апатия, выученная беспомощность в преодолении трудностей. И выросшие в постоянном сравнении применяли, чтобы выжить, старый прием: чтобы их оценили выше других, можно, конечно, карабкаться вверх; но проще и быстрее — опустить пониже остальных. Так в нашем детстве появлялась травля, появлялись ябеды и гневные обличители…

Такие приговоры в школе и зависящая от окружающих самооценка, конечно, были не пожизненными, и в основном все мы худо-бедно как-то выкарабкались из-под них во взрослой жизни. Но понимать, откуда они идут, важно. И как растить детей без оценок и бесконечного сравнения, я расскажу отдельно. За последние сорок лет социальная психология изучила эту проблему подробно, и мы можем попытаться быть более прогрессивными воспитателями для наших внуков — если, конечно, перестанем действовать на автопилоте и наконец-то прекратим передавать «советское педагогическое наследство» дальше; если поймем, что, хотя наши родители (особенно с избегающим типом привязанности) были ограничены в своей эмпатической заботе, нам дано больше.

И только в наших силах починить собственную неуверенность в себе, приобретенную в детстве

В старости родители с избегающим типом привязанности декларативно не навязываются, болеют в одиночку, не принимают подарков и по-прежнему не проявляют особых эмоций по поводу наших побед. Это обижает и задевает снова и снова. До тех пор, пока, однажды повзрослев, мы не перестанем стремиться заслужить их похвалу и признание. Поймем, что они нас любят так и по-другому просто не умеют. И что наша ценность не должна зависеть от их мнения. Где-то внутри, по секрету, чтобы «не испортить» и «не сглазить», родители нами очень гордятся. Просто их послевоенное детство без обнимашек не научило их это проявлять. И однажды, окончательно став взрослыми, мы найдем в себе любовь и силы, чтобы вернуть им то, чего они были лишены, будучи маленькими. Принимать, и понимать, и обнимать, и баловать, и любить их такими, какие они есть.

Теперь поговорим, как синдром отличника появился у тех, кого растили родители с тревожной привязанностью. Эти родители сами были отличниками. У таких всегда были выглажены пеленки и приготовлены на пару правильные овощные пюре. Они вываривали, отбеливали и стерилизовали, падали с ног, но следили за качеством влажной уборки в комнате и развивали свою крошку с младенчества интеллектуально, правильными играми.

С материальной заботой все и правда было прекрасно. Но мамы с тревожным типом привязанности постоянно… тревожились. О том, что малыш нездоров, что развитие их ребенка отстает от развития соседского вундеркинда, что они пропустят симптомы врожденного нарушения, что зубы или ноги вырастут кривыми, что ребенок слишком много плачет, — темы сменялись постоянно, тревога оставалась…

Все эти ужасы однозначно приводили к заключению, что они недостаточно хорошие мамы. И, что еще страшнее, что это видно окружению, особенно старшим в семье, которые оценивают и осуждают. С такой постоянной требовательностью к себе, с ощущением нависающей оценки со стороны строгих контролеров они старались все больше, загоняя себя в тупик и начиная постепенно ненавидеть свое материнство, воспринимая его как огромный распухший долг, который теперь в их жизни навсегда. Тут уж не до обнимашек с маленьким виновником этого бесконечного калейдоскопа дел. «Но жаловаться о своем материнстве нельзя, оно должно радовать!» — говорила себе молодая мама.

И отсюда снова самоедство и еще более изматывающее стремление к совершенству

Такой тип тревожной привязанности — сомневающийся, проверяющий и доводящий себя до исступления в своем стремлении угодить — приводил все к тому же дефициту эмоциональной заботы. Хотя, повторюсь, с материальной заботой и у тревожных родителей все было на отлично. Истощенные физически и морально, такие отличницы и отличники не позволяли себе отдыха и послабления (небо упадет! только 100% и никак иначе!) Они срывались на детей, впадали в ужас от своего поведения и продолжали тянуть лямку, испытывая вину и ненавидя свою жизнь.

Мамы приходили уставшими с работы и, ни минуты не отдохнув, впрягались в лямку хозяюшки-отличницы. У них всегда все было чисто и вкусно, но какой ценой? Перепады настроения, мигрени, фригидность, эмоциональная апатия или раздражительность, слезы и истерики, сменяющиеся холодным молчанием… Эти эмоциональные горки в психике родителей не могли не сказаться на самоощущении детей. И в отношении к детям, к сожалению, не было главного — спокойной эмоциональной стабильности.

Стабильности, которая так нужна малышам, не было потому, что самооценка людей тревожного типа привязанности очень уязвима и зависит от того, насколько они уверены в любви окружающих. Свои привычки заглядывать в глаза близким и заслуживать хорошее отношение такие родители переносят и на отношения с детьми. Неуверенные в любви к себе, они непоследовательны в воспитании собственных детей.

Тревожные родители наказывают и отменяют наказание, обнимают и тут же слезно обвиняют, что их усилия не ценят. Они впадают в молчание, вызывая стресс у ребенка, потом неожиданно каются и рассыпаются в любви… Их неустойчивое понимание своего родительства и своих границ приводит к тому, что дети растут, продираясь сквозь взлеты и падения в настроении мамы.

Такие дети рано учатся угождать, скрывать, утешать, манипулировать и нравиться. Они становятся маленькими мамами своих мам. При этом самих детей мамы контролируют и опекают изо всех сил. Такой вот замкнутый круг зависимости из-за так и не перерезанной психологической пуповины.

При этом такие мамы, как правило, пребывают в полном неведении о неправильности их подхода к воспитанию, искренне считая себя отличницами. Они уверены, что сделали все правильно, что у них с детьми дружеские отношения и те от них ничего не скрывают. Но это — до поры до времени. В один прекрасный момент такие суперопекающие тревожные родители узнают, что дети нарушают их правила, не соответствуют их стандартам, врут и совсем не такие идеальные, как им казалось. Дети, не сумевшие разорвать пуповину гиперопеки, пытаются сделать это в подростковом возрасте всеми доступными им способами.

Это приводит родителей в ужас, и тревожные мамы становятся в ответ еще большими контролерами

Они сравнивают, указывают, оценивают, унижают и выговаривают. Они уверены, что знают, как лучше. Они пытаются все решить за ребенка, они позволяют или не позволяют ему двигаться своей дорогой исходя из собственных соображений. Став бабушками, такие тревожные мамы-тигрицы переносят весь пыл своего стремления к совершенству на следующее поколение, начиная с чистого листа воспитывать внуков. Они пытаются отодвинуть в сторону молодых родителей — как свой не самый удачный результат, — не доверяя им их собственных младенцев.

У детей, выросших у родителей с тревожным типом привязанности, постепенно развивается неуверенность в себе и комплексы. Они доказывают себе и всем, что они достойны любви и уважения. Их самооценка почти полностью зависит от одобрения окружения. Даже вскользь брошенный косой взгляд может надолго выбить их из равновесия. Они по-прежнему, даже во взрослом возрасте, стараются добиться одобрения родителей, невольно вырабатывая внутри все более острое неприятие и отторжение «предков». Не раз и не два это прорывается наружу, вызывая конфликт до слез и взаимные обвинения. Не перерезанная в детстве эмоциональная пуповина возвращает их снова и снова под крыло родителей-диктаторов, которые «точно знают, как будет лучше всем».

Как правило, эта эмоциональная незрелость и стремление быть отличником в глазах старших проявляется и в других зависимостях — например, финансовой, — или в зависимости от их постоянной помощи с детьми. Тревожные родители всегда найдут способ стать нужными и сделать своих детей зависимыми от них!

Это их способ контроля, чтобы успокоить постоянную тревогу

Удивительно, но порой успешные в работе и состоявшиеся в обществе лидеры, приходя домой, возвращаются в свое тревожное детство, раздавленные замечанием и критикой таких родителей. Тревожась и стараясь делать как лучше, те продолжают находить даже в достижениях взрослых детей повод для беспокойства и нравоучений.

Что же делать? Такие застаревшие, ставшие хроническими зависимые отношения с родителями с тревожным типом привязанности можно разорвать, только повзрослев. Приняв то, что им не угодишь. Что они всегда будут — из лучших побуждений — нарушать границы и поучать, проявляя таким образом свою заботу и любовь. Что никакой перфекционизм и ваше хроническое стремление побеждать не заставят их успокоиться и похвалить вас. Что перевоспитать таких родителей, пытаясь объяснить им свою позицию, практически невозможно. Ими руководит тревога, и успокоить эту всепожирающую эмоцию можно, только взяв ситуацию под контроль. Поэтому они и пытаются контролировать — вмешиваются, помогают, критикуют, заглушая в себе страх за близких.

Главная ответственность в исправлении любых отношений лежит на нас самих, на нашем отношении к происходящему. Никого и никогда нам не исправить, как бы мы ни старались. Поэтому избавиться от низкой самооценки, комплексов и синдрома отличника можно только одним путем — внутренней работой над собой и переоценкой ценностей. Никакие обвинения и объяснения нашим родителям, как именно нам испортили жизнь в детстве, не приведут ни к какому результату.

Родители с избегающим типом привязанности вообще не поймут, о чем речь и в чем именно их обвиняют. Они видят свой долг выполненным и ждут ответного внимания в старости. Критика и обвинения разбиваются о стену, построенную ими давно, еще в послевоенном детстве: эмоции нужно держать при себе, проявлять их бесполезно.

Родители с тревожным видом привязанности выслушают ваши обвинения, и дальше случится одно из двух. Либо они примут вину на себя, впадут в ужас и просто рассыпятся психологически, что очень редко и, главное, ненадолго; либо станут держать оборону до последнего, со слезами обвиняя вас в неблагодарности.

Это не значит, что они не способны на перемены. Это значит, что они не будут меняться, если это нужно только вам.

Фото: shutterstock / fizkes