В каждой российской школе есть охранник. Про работу которого практически никому практически ничего не известно. Есть ли у него оружие? Какие у него обязанности? Что должны делать охранники и чего они никогда делать не должны? А драться они умеют? Чтобы ответить на эти вопросы, мы поговорили с несколькими представителями этой профессии.

«Опыт есть, драться умею»

Владимир Петрович, 50 лет, деревня Яковлевская, Новая Москва

Раньше я был полицейским, потом вышел на пенсию, и меня пригласили на пост охранника в школу. Профессии похожие, суть одна и та же — поддержание порядка. Это приносит мне удовольствие. Но расстраивает, что безопасность школы не на должном уровне, система не до конца отработана. Особенно сложно с родителями: кого-то пугает, что школа плохо охраняется, а кто-то, наоборот, кричит, что правила слишком жестокие.

С каждым годом меры безопасности всё больше ужесточают. Раньше во многих ЧОПах (частных охранных предприятиях. — Прим. ред.) практиковалось, что охранника каждые пару месяцев переводили с объекта на объект, чтобы он не привыкал. Сейчас, наоборот, стараются, чтобы в образовательной системе охранники знали каждого ученика и родителя в лицо.

Когда я уходил на пенсию, я был следователем. И мне проще было попасть в тюрьму, чем родителю — в школу

В тюрьме я показывал удостоверение, говорил, по какому делу пришел, кто я и кто мне нужен, сдавал оружие — и всё. А в школе каждого родителя надо записать, всё о нем выяснить, сделать несколько звонков. Многие родители очень резко на это реагируют, не понимают, что у нас такие правила. Поэтому школьному охраннику приходится под каждого подстраиваться, не грубить, объяснять. Это бывает сложно.

У меня есть резиновая дубинка, наручники и кнопка тревожной сигнализации. Ну и в полиции я чему-то научился, опыт есть, драться умею. Но огнестрельным оружием даже в случае опасности мне пользоваться нельзя. Во-первых, этому мешает большое скопление людей, во-вторых, кругом дети. Не дай бог пуля отрикошетит и попадет в ребенка. Никто от этого не застрахован. Поэтому на крайние меры должны идти специально обученные люди из Росгвардии. Они приезжают через 5 минут после вызова по тревожной кнопке.

Непонятно одно: почему камеры в школе расставлены таким образом, чтобы следить за мной, а не за обстановкой

Я считаю, что через камеры надо смотреть, что происходит в школе, а не сижу ли я на своем месте.

В полиции было намного проще. Во-первых, там нет такой ответственности, во-вторых, работаешь с людьми своего возраста, а тут все-таки дети. Нужен свой подход. Если в полиции можно было прикрикнуть, с детьми так не получится. Поэтому у меня наставление одно: будешь так себя вести — попадешь в тюрьму, а это не мёд. Отъявленным негодяям, бывало, рассказывал, как за решеткой живется. Это очень хорошо действует. Я строго выгляжу, поэтому многие меня боятся. Если боятся, значит, уважают.

Благодаря моему опыту у меня хорошо развита наблюдательность. Я могу понять по ребенку, будет ли он опасен. Был у меня один ученик — агрессивно вел себя со сверстниками, на замечания учителей не реагировал. Я как-то сказал ему: «Слушай, да по тебе тюрьма плачет». Видел я в нем такую нотку, что он никогда уже не исправится.

И буквально через 3–4 года он сел за убийство. Зарезал человека на станции

По поведению человека многое можно понять. Видно, если ребенок подозрительный. Потрясу портфельчик у такого — из бокового кармана выпадает ножик. У нас вечно что-то протаскивают, поджигают, забивают туалеты, но самое любимое у детей — нажимать на кнопки пожарной сигнализации. Допустим, у кого-то контрольная, ученик ничего не знает, отпрашивается в туалет. Жмет на кнопку, и сигнализация срабатывает автоматически. Начинается полная эвакуация. Контрольная сорвана, всё прошло успешно. Такое было не раз.

Поначалу сложно было привыкать к крикам, суете на переменах. Но я в себе это переборол. Это же дети, я, что ли, ребенком не был. Покричать всегда хотелось, просто мы энергию на улице выпускали. А современные дети дома сидят в телефонах. Приходится в школе наверстывать.

Те дети, с которыми я вел самую ожесточенную борьбу, обычно потом чаще всех меня навещают, общаются со мной. Приходят уже со своими детьми, спрашивают, помню ли я их. Говорю: «Господи, конечно же, помню, сколько кровушки ты у меня попил! Еще одного привел?» «Нет, — говорят, — мой сын хорошим будет, он не в меня». Порой скучаю по ученикам, которые выпускаются. Но у нас село небольшое, в школе примерно 200 человек. Постоянно пересекаемся, здороваемся.

С коллективом у меня тоже очень близкие дружеские отношения, поэтому из школы пока уходить не собираюсь. Тем более мне еще жену, детей обеспечивать. На пенсию не проживешь. Да и дома сидеть смысла нет. Правда, есть у меня одно любимое хобби — аквариумистика. Люблю на рыбок смотреть. Возвращаюсь из школы и перевожу дух.

«Я боюсь за детей. После каждой новости о школьной стрельбе повышается тревожность»

Владимир Викторович, 68 лет, город Электросталь

Я был аппаратчиком на машиностроительном заводе, выплавлял уран. Ушел на пенсию, по профессии никуда не брали из-за инвалидности. Мне было 50 лет, понял, что дальше — или вино пить, или работать хотя бы понемножку. Так и стал охранником. Сначала на разных объектах, потом в школе. Здесь уже одиннадцатый год.

Самыми тяжелыми испытаниями поначалу были детский шум, постоянный контроль и родители. Помню, как после первого года работы стою один у школьной калитки, выходят наши учителя: «Ну как вы, Владимир Викторович, пойдете к нам на следующий год?» А я не знаю, что отвечать. Еще не привык к этой суматохе. И тут я услышал: «Оставайтесь у нас! Вы и коммуникабельный, и фактурный. И с родителями, и с учениками договориться умеете». У меня глаза на лоб вылезли: «Это что вообще такое хоть? Это про меня?» Раньше мне такого никто никогда не говорил.

Самый трудный возраст — это когда дети переходят из начальных классов в среднюю школу. Но с ними тоже можно найти общий язык

Тихонько отвести в сторонку и поговорить: «Ты же взрослый парень, зачем выделываешься? Тебе надо уже с девчонками под ручку гулять, об учебе, будущей работе думать. А ты пинаешь маленьких». Со временем всё проходит, и они же потом подбегают: «Здравствуйте, дядя Володя!», пожимают руку. И я думаю: «О, наконец-то! Общаться начали».

Была у нас компания из 3–4 мальчишек. Все безобразничали, я постоянно с ними разговаривал, но без толку. Однажды смотрю: они двери в туалет начальной школы ногами долбят. Я встал на углу коридора и поджидал этих хулиганов. Из раздевалки вышел их друг, который вечно их защищал, увидел эту сцену и начал кричать: «Это не они! Они просто переодевались в кабинках!» Я говорю: «Слушай, да тебя там и в помине не было!» В итоге в школу пришла его мама, были разбирательства, я показывал записи с камер. Когда этот мальчик передо мной извинился, я сказал: «Сейчас я тебя прощаю. Но если продолжишь так себя вести, подрастешь — тебя или за лжесвидетельство посадят, или блатные лоб расшибут, чтоб ты не впрягался». Друзья его тоже остепенились. Один из них до сих пор ко мне захаживает, рассказывает, как у него дела.

Вырос хорошим человеком, получил медаль за спасение тонущей девочки. О нем и в газетах статьи печатали

Было много шустрых таких. Сейчас их гораздо меньше, дети стали уважительнее относиться к старшим. Самое интересное, что я всегда вспоминал себя в их годы. Тоже ведь дурака валял. И это совершенно не пригодилось в жизни. Не хочется, чтобы они повторяли мои ошибки.

Несмотря на новые пропускные системы в школах, охранники всё равно пока нужны. Например, те же карточки на проход всё время теряются. А я знаю всех учеников в лицо, хотя их около тысячи. Шалуны у меня вообще как на доске почета.

Слежу, чтобы чужие не попали на территорию и тем более в саму школу. В случае опасности нажимаю на тревожную кнопку, приезжает группа быстрого реагирования. Самое забавное — в последний раз пришлось вызывать ее, чтобы спасти школу от родителей.

Родителям строго-настрого запрещено заходить за турникеты. Есть понимающие, а есть те, кто хамят: «Да кто вы такой, чтобы запрещать мне? Понасажали пенсионеров!» Привели детей на танцевальный кружок и сами продрались через охрану. Директор несколько раз попросила их выйти, но они не слушали. Пришлось нажимать на кнопку. Сказать, что родители были в шоке, — это ничего не сказать. Росгвардия их не то что из школы, а прям за ворота вывела. Но ничего не поделать: они игнорируют правила, а мы не имеем права ни кричать, ни тем более руками размахивать.

Драться я умею, пока не растерял навык.

По идее, нам можно использовать резиновую дубинку и наручники, если есть угроза жизни и здоровью детей, но у нашей школы их нет

Да и толку от них немного. Каждый год я пересдаю экзамены на специальной базе, чтобы подтвердить лицензию. Два-три раза в год проводятся учения, где каждое действие охранников при ЧП доводится до автоматизма. После случаев расстрелов в школах нас собирают внепланово, чтобы досконально разобрать всю ситуацию.

Я много думал о нашей защите. Предположим, заходит ученик с оружием. Рамка гудит, но я не осматриваю все ранцы. Если буду каждого проверять, последний ребенок только к концу четверти в школу попадет. Или, например, чокнутый какой-нибудь проскочит в школу, достанет пистолет. Всё, что я могу, — нажать на кнопку и крикнуть: «Ребята, бегите!» Дальше уже на усмотрение преступника — будет ли он в меня стрелять. Защиты как таковой нет. Себя мне не жалко. Мне не за что держаться. Что мог, я этому миру отдал. Квартира для себя, детей, внуков есть. Я боюсь за детей. После каждой новости о школьной стрельбе повышается тревожность.

Самое важное в работе охранника — внимательность. 3–4 раза я забирал у школьников ножи

Вижу — как-то подозрительно ученик расхваливается перед друзьями. Незаметно подхожу — опа, у него нож в руке. Так же и за воришками приглядываю. Самое интересное, что обычно их же родители просят за ними следить. Жалуются, что их же ребенок у них дома украл кошелек.

Мне не бывает скучно на посту. Даже если выходной, есть время свободное, можно незаметно приемничек включить или кроссворды поразгадывать, хотя это и запрещено. Мне сложно сидеть на одном месте, поэтому я то тропинку почищу, то ручейки пробью по весне, то тумбочку починю, пыль подотру. Мне все говорят: «У вас уже и инструменты здесь свои, как второй дом!» Что надо: отвертки, скотч, лопата, лента сигнальная — всё припасено.

Мне очень греет сердце, что я нужен. Что я востребован именно здесь. Несколько лет назад и мне школа очень помогла. У меня умер сын. Я сидел один, запертый в комнате, не мог ни с кем разговаривать. Вдруг вижу, как телефон взрывается от уведомлений: учителя один за другим деньги, слова сочувствия присылают. До слез меня это тронуло.

Недавно я долго лежал в больнице. Все ждали, звонили, переживали. Пришел — все забеспокоились, говорят, что похудел сильно. Так обрадовались моему возвращению. И я в больнице лежал, думал: «Побыстрее бы на работу».

Меня много раз приглашали на пост охранника в другие места. Туда, где тихо, нет детей, меньше ответственности. Но я не могу уйти. Школа и правда стала моим вторым домом. Я прирос к ней, мы одно целое.

«То гастарбайтеров с территории прогоняю, то журналы заполняю»

Сергей Леонидович, 55 лет, Москва

Лет 15 назад жена сказала мне: «Поезжай в Москву, зарабатывай. Будем делать ремонт». Ну я и поехал. С тех пор лет 10 проработал в разных школах. ЧОПы часто проигрывали тендеры, школы лишались охраны, поэтому меня переводили с места на место.

Если честно, работа в охране — это не мешки таскать и не лопатой махать. Просто сидишь и оцениваешь ситуацию. Хотя в школу охранники идут с неохотой: никому не нравится шум и гам. Я же к этому привык, но в последнее время меня напрягают камеры, через которые руководство за мной следит. Сплю я — не сплю, сижу на стуле — не сижу, работаю — не работаю. Такие требования, как будто не школу, а мавзолей охраняем.

Если в 5 утра приходят повара, я должен открыть им калитку в полном обмундировании: в форме, с дубинкой и наручниками

Выбежал на две секунды в футболке — уже нарушение. Часто заставляют выполнять чужую работу. Подмести территорию, что-то унести, починить. У меня в договоре ЧОПа прописано, что этого делать нельзя, я должен сидеть на своем месте. Но директорам школ всё равно. Одна сторона требует от меня одного, другая — другого, вот и возникают конфликты.

А есть еще третья сторона — родители. Меня всегда удивлял этот парадокс. Школы могут находиться в километре друг от друга, но в одной будут сознательные люди, которые спокойно ждут детей у выхода. А в другой — «яжематери», которые прям ломятся внутрь и орут, что хотят увидеть своего ребенка. Ни Департамент образования города Москвы, ни объявления на двери, ни наши с директором слова им не указ.

Конечно, в работе охранника всё не так плохо. Многое зависит от коллектива. Если хороший, можно попросить кого-нибудь подменить тебя на 5–10 минут. Другой плюс — суббота и воскресенье, можно сказать, полноценные выходные. Всё равно сидишь на посту, но сильного напряга нет. Сейчас и график в школах наладился: работаешь с 8 утра до 8 вечера, а потом свободен.

Поскольку я работаю на вахте, у меня и комната отдыха есть, и в столовке подкармливают, и в душ сходить можно

На работе я ни с кем не общаюсь, только «здравствуйте», «до свидания». Ученики мне не товарищи, у нас разный возраст. С учителями тоже никогда дружить не хотелось. Да и ко мне особо никто не подходит поговорить. Не могу сказать, что мне тоскливо. Раньше мне не нравилась такая жизнь, потом привык. Дел полно: то гастарбайтеров с территории прогоняю, то журналы заполняю. Если есть свободное время, могу прессу почитать. Телевизор я даже дома не включаю, надоело это всё. Музыку тоже не слушаю — я уже немолодой.

Да и дети не дают заскучать. У меня есть палка-выручалка. Она пищать начинает, если у ученика есть какие-то металлические предметы. Чаще всего изымаю ножи. Проверить всех я не могу, но меня консультирует социальный педагог. Она рассказывает, на каких учеников обратить внимание. Сам-то я их толком не знаю.

Однажды шестиклассники от нечего делать заперлись в туалете и подожгли туалетную бумагу. Поднялась тревога, пожар разгорелся. Хорошо, что рядом были уборщицы, мы с ними в ведра воды набрали и потушили всё. Одна школа мне попалась, в которой дети очень буйными были. У них была традиция выходить гулять на третьей перемене, но в один день полил дождь. Директриса наказала никого не выпускать, а сама ушла куда-то.

Я и заместитель директора по безопасности, как матросы, стояли у дверей, не пропуская никого. Но один класс всё же уговорил свою учительницу выйти на улицу. Я не мог указывать учительнице, пришлось приоткрыть дверь. И всё, лазейка была обнаружена. Весь этот поток учеников хлынул так, что остановить было невозможно. Меня снесли и раздавили об стену. Но стоило на горизонте показаться директрисе, они тут же обратно все ломанулись. Вот что значит уважение.

Я же на детей никогда ни за что не ругаюсь. Это дело педагогов, не моя ответственность. Я должен обеспечивать безопасность, чтобы в здание не проникли посторонние люди. Остальное меня не касается. Честно говоря, я бы с радостью устроился на другой объект. Например, в коммерческую организацию инкассатором. Это мне больше по душе. Спокойно, никто не контролирует каждый шаг, нет дурацких формальностей. Я бы просто выполнял свою работу, и меня бы никто не отчитывал за мятый галстук. Я бы давно уволился, да ремонт так и не закончился.

Фото на обложке: Валерий Шарифулин / ТАСС