Отношение к детям за последние десятилетия кардинально изменилось. Родители стараются видеть в детях личностей, прислушиваться к их интересам и потребностям, соблюдать все их права. Но этого недостаточно, считает наш блогер Тарас Макух.

Ребенок или раб?

Тема прав ребенка периодически поднимается в контексте свободного образования. Да и сама идея свободного образования выросла из назревшей потребности увидеть в ребенке личность, человека, который, конечно же, должен обладать таким атрибутом причастности к человеческому роду, как права.

На государственном уровне идея защиты прав детей появилась совсем недавно — сразу после Второй мировой, когда только что созданная ООН срочно решала проблему медицинской и гуманитарной помощи пострадавшим в войне детям.

До середины 20-го века практически не существовало специальных законов на уровне государств по защите прав детей. Только в 1874-м году, когда в Нью-Йорке стало известно об истязаниях 8-летней девочки Мэри Эллен Уилсон ее опекунами, было создано Нью-Йоркское общество по предупреждению жестокого обращения с детьми. В 1919-м году в Лондоне Джебб Эглантин и её сестрой Дороти Бакстон основана британская организация «Спасите детей». Она стала первой организацией международного Фонда Безопасности детей.

Само слово «ребенок» этимологически родственно слову «раб»

Оно отражает царствовавшее раньше представление о детях, как об объектах собственности. Это были существа примерно того же статуса, что домашние животные и прислуга. Они находились в неограниченном подчинении, с ними можно было делать все, что пожелают «хозяева».

Культура такого отношения к детям, которая существовала многие тысячи лет, буквально с зарождения человечества, конечно, не может мгновенно измениться за считанные десятилетия. Она до сих пор во многом определяет отношения в семье и школе.

Во многих обществах сейчас до сих пор воспринимается как либеральная блажь все, что доступно детям в странах западной демократии: от права выбирать себе одежду и игрушки до права на домашнее обучение и защиту от физических наказаний. Где-то считается допустимым для взрослых не только определять, какие книги ребенку допустимо читать, но и как выглядеть, а также — с кем ребенок может дружить, кого любить.

Право и бесправие: что это значит

Интересно, что вопросами детских прав занимаются не сами дети, а взрослые. Почему это кажется необычным? Странно ожидать от хозяев, обладающих почти неограниченной властью, заботы об официальном статусе и правовых возможностях для объектов владения.

Например, обычно специально не прописываются на государственном уровне права домашних животных (кроме законов против жестокого обращения), и это не мешает хозяевам относиться к животным доброжелательно, кормить их, выгуливать, играть, лечить, общаться. Точно так же во времена рабовладения многие рабовладельцы и помещики могли гуманно обращаться с рабами, слугами, крепостными, так что тем не на что было жаловаться. Тогда для чего нужны самим владельцам законодательно оформленные права у объектов собственности?

И в случае с детьми, это происходит не вследствие массовых бунтов, попыток изменить законодательство и порядок вещей снизу, как, например, в случае, с борьбой чернокожих против дискриминации и сегрегации в середине 20-го века. Дело в том, что людям свойственна эмпатия, способность ставить себя на место другого. И проявление этой эмпатии в виде наделения других, симпатичных тебе существ, равным себе статусом — способствует самоуважению, осознанию того, что ты делаешь мир лучше.

Право — это возможность полагаться не только на добрый нрав хозяина, а ещё на закон, тот договор, которому подчиняется сам хозяин. То есть это обеспечение независимости, признание того факта, что существо, наделённое правом, может что-то решать, имеет свою волю, имеет голос, статус «равного другим», может пользоваться уважением от других по умолчанию, без необходимости постоянно доказывать, что «он не верблюд».

Ещё понятие бесправия ассоциируется с большим риском злоупотреблений властью, с возможностью унижения в любой момент, с безволием и мучительной несвободой, в общем, со страданиями. Вполне естественным кажется желание избавить детей от страданий, связанных с униженностью и бесправием.

Какие права нужны ребенку?

При этом взрослые и государство не готовы просто так дать детям все те же права, что есть у любого гражданина. Действительно, здравый смысл говорит, что если дать 3-летнему ребёнку право, например, свободного передвижения или право как угодно распоряжаться своим здоровьем (в том числе вредить себе курением, алкоголем, залипанием в играх и просмотре телевидением), ничего хорошего из этого не выйдет. Значит ли это, что с совершеннолетия люди всегда поступают осознанно?

Не вредят своему здоровью, не действуют себе во вред в отсутствие мудрого надзора (например, со стороны государства)? Не значит. Но считается, что с 18 лет человек достаточно сознателен, чтобы видеть последствия своих решений. При этом нет необходимости говорить, что многие подростки могут быть сознательнее многих взрослых.

Возраст  —  не гарантия того, что человек что-то знает, понимает, способен к чему-либо

Но тогда что же  —  продолжать контролировать и решать за другого до тех пор, пока тот сам не научится не вредить себе? А если человек и в 40 лет не самостоятелен и в отсутствие контроля тут же начинает деградировать?

И тут опять надо прислушаться к здравому смыслу. Верхняя планка, после которой мы отпускаем человека на всё 4 стороны — необходима. Дальше человека будет удерживать лишь этика, закон, собственный здравый смысл, общение с другими. С другой стороны — необходимы доверие и риск. Невозможно добиться от ребёнка самостоятельности и понимания последствий своих действий, если не позволить ему большее. Больше, чем принято, чем принято бездумно и просто под влиянием традиций, стереотипов, догм о воспитании.

Этот путь неизбежно будет травмоопасным, и это нормально. Это всего лишь «шишки», которые каждый человек рано или поздно будет себе набивать и при этом учиться. Например, можно допустить, чтобы ребенок валялся на земле, если позволить ему столкнуться с проблемой грязной одежды, в которой ему будет неприятно находиться. Постоянная забота и лишение права сталкиваться с последствиями своих действий лишь закрепляет инфантильность.

Автономность и приватность

Говоря о самостоятельности нужно упомянуть одну из фундаментальных потребностей — автономности и приватности. Жизнь ребенка как правило происходит все время на виду у взрослых. Большинство детей могут побыть наедине с собой разве что в туалете. Понятно, не у каждого ребенка есть, например, своя комната, где он может отдохнуть от общества других. Но речь скорее о неприкосновенности неких условных границ личности ребенка, которые для многих взрослых кажутся излишеством.

При этом для ребенка даже символически очерченное место, вокруг которого очерчены невидимые границы, куда только он может разрешить кого-либо пускать, — уже является фундаментом спокойствия, уверенности в безопасности и в том, что он достоин уважения. Понятно, что если ребенок в этой зоне совершает действия, опасные для всех или для себя лично, родитель может вмешаться, но делать это стоит лишь в экстренных случаях — например, игры с огнем или электричеством. В остальном, стоит позволить ребенку в рамках этого личного места быть «неправильным», не отвечать привычным ожиданиям взрослых — как если бы рядом со взрослыми находился другой взрослый, пусть со своими причудами и странностями.

Территориальное представление о приватности можно распространить и на внутренний мир ребенка

Если сейчас принято ждать отчета у ребенка, где он был, что получил в школе, о чем он думает, не стыдно ли ему за проступок — то следующей ступенью к свободе ребенка может быть предоставление ему права не отвечать на вопросы, если он не хочет (и не требовать объяснений, почему он не хочет отвечать), права на молчание, даже права на ложь.

И опять, чтобы понять, что значит это право, можно представить на месте ребенка другого взрослого, который в принципе может не ответить на обращение и вопрос, может соврать, если не хочет подробно отчитываться, где был и что делал. Худшее, что можно сделать в таком случае — начать давить и требовать ответа, правды. Можно создать условия, когда ребенку захочется доверять взрослым, когда ему хочется быть открытым и ничего не скрывать. Но силой можно добиться лишь сиюминутного «доверия», а в действительности ребенок только закроется.

А что насчет обязанностей?

Право на внутреннюю свободу плавно перерастает в право распоряжаться своей жизнью. От мелочей вроде предпочтений в еде, музыке, книгах, фильмах — до права на образование. Последнее уточнение кажется абсурдным. Ведь это право закреплено в Конституции, и все дети учатся по продуманным до каждой запятой программам среднего образования. Но упоминание такого права диаметрально противоположно реальному положению дел.

У детей нет права на образование. У них есть обязанность получить образование. И если на первый взгляд кажется, что это странная придирка, и что право означает доступность, которой не мешает невозможность отказаться от предложенного, — то мне этот момент кажется важным.

Можно для примера рассмотреть другое право из Конституции, например, право на труд. И представить, что под правом понимается именно обязанность. Тогда свобода выбирать или не выбирать себе работу превращается в настоящее рабство. Удивительно тогда, что обязанность получать образование называется правом. Но чем же плохо обязательное образование, если все плюсы образованности должны перечеркнуть минусы недобровольного выбора?

Сейчас достаточно много написано и сказано о неэффективности и оторванности программ от реалий 21-го века, где на первый план выходит не промышленное производство, для которого были необходимы люди-работники, выученные по шаблону и способные к шаблонным действиям, а наоборот — сам человек, с его вырастающими ценностями, потребностями, способностями к поиску себя, к самовыражению.

И здесь минус недобровольности образования перечеркивает все возможные плюсы

Живой человек вырастает сам, под действием естественной потребности развиваться. Движут им интересы. Интересы могут опираться лишь на свободный выбор. В условиях давления и принуждения любой интерес умирает; а если и выживает — то вопреки, а не благодаря принуждению.

Дети от природы любознательны, хотят узнать очень многое, хотят постоянно расширять свои возможности. Не надо опасаться, что, оставляя ребенку выбор тех или иных знаний, мы рискуем столкнуться с нежеланием как-либо развиваться. Как раз наоборот: лень, нежелание учиться — результат от навязанной сверху программы развития, к тому же сильно оторванной от реальной жизни.

Что они отстаивают

В начале статьи я говорил, что права детям дают, а сами они за них не борются. Это не совсем так. Можно вспомнить, как бунтуют подростки. Вспоминая все годы воспитания, заключающегося в морализаторстве, назидательности, глядя на взрослых, которые делают что хотят, могут позволить себе быть «неправильными», грубыми — подростки понимают, что высшая ценность — это возможность быть собой, возможность никому не отчитываться о каждом шаге, возможность самим выбирать свою жизнь. А уход в некультурность, в причинение вреда своему здоровью — это отчаянный жест протеста против довлеющих ограничений, против бесправия, против унизительного статуса ребенка.

Поэтому чем раньше показывать ребенку, что его мнение важно, что от его решений многое зависит, что он сам может выстраивать свою жизнь по мере своих сил и желаний — тем менее болезненным будет этот переход из детства во взрослую жизнь, в которой ответственность за жизнь лежит полностью на самом человеке.

Фото: Daniil Smirnov / Unsplash