За последнее время было несколько громких судебных процессов, связанных с изъятием приемных детей из семей, дело Савиновских, дело Соловьевой, дело Дель. Наш блогер, журналист Майя Богданова рассуждает о том, почему такая ситуация может случиться в любом доме и любой семье

Сегодня вся моя френдлента обсуждает отъезд Юлии Савиновских в Испанию. СМИ берут у нее интервью, в комментариях народ, как обычно, саркастически комментирует — мол, вела себя неумно, мол, специально провоцировала, короче, сама виновата. А я думаю…

Мои дети сегодня утро ужасно не хотели в школу. Я будила их, внутренне сопротивляясь самой себе. Если бы не конец четверти, я бы с удовольствием оставила бы их дома, забила бы на все дела и поволокла пить какао из картонных стаканчиков с видом на набережную. Но вместо этого я бужу их, собираю в школу, обнимаю, растираю махровым полотенцем в ванной, чтобы расшевелить и согреть.

Может ли кто-то отнять у меня моих детей? Этот вопрос только кажется странным и нелепым. Что значит отнять?

Когда наряжаешь с детьми елку, планируешь новогоднюю фотосессию, утренник, слова к утреннику, утку на ужин и звонок маме последнее, что тебе приходит в голову, так это мысль о том, как все хрупко.

Но, к сожалению, есть люди, для которых слова «отняли детей» это реальность. Не художественное преувеличение, не метафора, не что-то еще, а реальность.

В одно утро, когда они подняли своих детей, помогли почистить им зубы, накормили завтраком и планировали что-то там, к ним пришли и сказали, что они — неподходящие родители. С этого момента их мир изменился.

На этой неделе уехала в Испанию Юлия Савиновских, которую наш самый гуманный в мире суд обвинил в том, что она собиралась изменить пол и отнял у нее двоих детей. А могли бы обвинить в том, что она собирается захватить мир или свергнуть президента. Чего уж, если использовать слово «собирается», то дальше можно говорить что угодно. Алиса, миелофон у меня! ©

Светлана Соловьева из Рязанской области обратилась в опеку за помощью, а у нее забрали детей, обвинив ее в жестоком обращении. Она не отдавала приемным дочерям телефоны, так как те до трех ночи переписывались с мальчиками. Действительно, куда уж жестче. Стоит отнять детей.

Светлана Дель и ее муж лишились детей и официально признаны виновными в том, что «систематически истязали», «не проявляли должного внимания» и т. п. Вот так вот жили, воспитывали детей, что-то планировали, переезжали, а оказалось, что нет, не подходят, плохие… Хотя я понимаю, что посмотреть с высоты советского (советского-советского, никакого другого у нас нет) суда в глубину семейной жизни и что-то там увидеть просто невозможно. Это не история про поиск истины, увы.

Что в итоге? В этой стране, прямо рядом с вами, в вашем подъезде и на вашей улице живут люди, которые боятся. Потому что дети приемные. Или потому что родители неправильные. Или потому что не хватает сил, денег, ресурсов на детей. Мало ли у нас сегодня причин для страха?

А общество, знай, покрикивает на нерадивых мамаш: «Вы должны заниматься детьми! Должны обеспечить! Должны делать уроки! Должны приходить в школу по первому свистку!»

Мамаши покорно соответствуют из последних сил. Делают уроки, ходят на родительские собрания, работают при этом, как не в себя. И если учителю что-то не нравится, он совершенно спокойно пользуется именно этим аргументом: «А если опека? С ними вы так же разговаривать будете?»

И снова, и снова давит на чувство вины — мол, как же раньше справлялись? Ну давайте сравним, как жила моя мама, которой от родителей досталась двухкомнатная квартира и которая работала максимум до 14 часов преподавателем математики в медицинском училище. В три она была дома и могла заниматься мной, моими секциями, обедом, уроками. И как живу я? У меня свой бизнес, который ест меня на 24 на 7, съемная квартира, ипотека, ремонт и трое детей.

Бывает ли такое, что я не успеваю, лажаю, говорю детям не то? Сто процентов. Живут ли мои дети в идеальной семье, где у всех идеальные отношения? Увы, нет.

Мы ссоримся, спорим, переезжаем, сомневаемся, да что там, просто живем. И да, мне можно пригрозить опекой. Я испугаюсь, потому что я знаю, как это бывает

Это случилось, когда моей старшей дочери было 13. Она была тогда фанаткой аниме и прочего яоя и, как водится, нашла где-то в сети эротические картинки с этими мальчиками из аниме. Показала однокласснице. Мама одноклассницы решила, что это развращение, ужас, кошмар и написала письма мне на работу, моим друзьям в фейсбуке, директору школы и… правильно, в опеку.

Сказать, что мы испугались — это ничего не сказать. Мы забрали дочь из школы, съехали с квартиры, которую снимали и, вообще, постарались исчезнуть со всех радаров. Даже фейсбук я тогда временно закрыла.

Больше всего на свете я боялась, что в мой уютный дом придет опека, чтобы посчитать, сколько у меня еды в холодильнике, есть ли у детей елка и не жалуются ли они на старших. Если честно, я этого и до сих пор боюсь. Живя в четырехкомнатной квартире с видом на Москва-сити, боюсь все равно, что меня признают плохой и неподходящей матерью.

Я читаю свою френдленту, осуждающую уехавшую Юлю и, страшно сказать, завидую ее свободе.

Я не знаю, надо ли было Юлии Савиновских вести себя мудрее. Я не знаю, кто прав и кто виноват в конфликтах в семье Дель и Соловьевых.

Но я уверена, что государство, которое пугает своих граждан опекой и судом, государство, в котором абсолютное большинство дел завершается обвинительными приговорами, государство, в котором не страшно только до тех пор, пока тебя не трогает государственная машина — это не очень правильное государство. На уроках теории государства и права нам рассказывали, что оно создавалось не за тем.

Я очень хочу, чтобы в новом году все дети просыпались от поцелуев родителей, а не от тревожного звонка опеки в дверь. И очень хочу, чтобы справедливости стало больше, а страха — меньше. Мучает меня только одно: я совершенно ничего не могу для этого сделать.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

Фото: Shutterstock (eranicle)