«Мне дали понять, что я не человек»: как работает «культура отмены» в США
«Мне дали понять, что я не человек»: как работает «культура отмены» в США
Если вы спросите подростков, что такое «культура отмены», они точно смогут вам объяснить. Мир меняется, вместе с ним меняются морально-этические нормы, влияющие на все, вплоть до сферы образования. В Bookmate Originals вышел перевод статьи журналистки и писательницы Энн Эпплбаум, автора книги «ГУЛАГ», о том, как американское общество охватила новая волна пуританства, связанная с так называемой культурой отмены. «Мел» публикует основные тезисы этой работы.
1. Что за «новые пуритане»
Эпплбаум вспоминает историю Эстер Прин, героини известного романа «Алая буква» американского классика Натаниэля Готорна. Эстер рожает внебрачного ребенка и отказывается назвать имя отца. За это она должна всю жизнь носить пришитую к платью букву «А», знак адюльтера. Жители Бостона осуждают Эстер, даже если сами прелюбодействуют.
Сейчас в Америке живут люди, которые потеряли все, формально не преступив никаких законов. По мнению Эпплбаум, эти американцы — ученые, журналисты, писатели — во многом оказались жертвами «нового пуританства». Они нарушили нормы общения, связанные с расой, полом, поведением или допустимым юмором. При этом характер инцидентов мог быть спорным, их интерпретация — различной, обвиняемым не сообщали, в чем их обвиняют, но всех подвергли остракизму.
Энн Эпплбаум побеседовала с более чем дюжиной людей — либо жертвами, либо близкими наблюдателями этих внезапных перемен в правилах общения. «Я не ставлю себе целью повторно расследовать или пересматривать какое-либо из их дел. Поведение кое-кого из тех, с кем я говорила, я или читатели этой статьи могли бы счесть необдуманным или аморальным, пусть оно и находится в рамках закона. Я не ставлю под сомнение все новые правила общения, которые привели к увольнению этих людей или их практически полной изоляции», — отмечает журналистка.
2. У «нового пуританства» есть сходства с периодом раннего коммунизма и авторитарными режимами
Эпплбаум — специалистка по странам Восточной Европы, поэтому она обнаруживает неожиданные сходства нынешней ситуации в США с периодами истории XX века. Во-первых, политический конформизм раннего коммунистического периода во многом был результатом не насилия или прямого государственного принуждения, а давления со стороны общества. Даже без риска для своей жизни люди чувствовали себя обязанными повторять лозунги, которым не верили, или демонстрировать уважение к политической партии. Во-вторых, закрытые процедуры, которые осуществляются вне закона и оставляют обвиняемых беспомощными и изолированными, на протяжении столетия являлись элементом управления при авторитарных режимах.
3. Публичная онлайн-сфера — место слишком быстрых выводов
Вместо судов приходит возмездие из-за закрытых дверей. Однако в соцсетях никто не проверяет факты и не предоставляет контекст. «Дело не в том, что каждый может получить свои пятнадцать минут славы, — сказала Тамар Гендлер, декан факультета искусств и наук Йельского университета. — Дело в том, что за пятнадцать секунд каждый может оказаться проклят».
Например, журналистку Алекси Маккаммонд назначили главным редактором Teen Vogue, но пользователи нашли и повторно разместили ее старые антиазиатские и гомофобные твиты. Она писала их десять лет назад, еще будучи подростком. Маккаммонд не успела приступить к работе, ей пришлось оставить пост.
4. Молчание, увольнение, извинения, сплетни: этапы «отлучения» жертвы от общества
Первое, что происходит с человеком, которого обвиняют в нарушении правил общения, — с ним все перестают разговаривать, включая коллег и друзей. «В моем отделе десятки сотрудников — думаю, за последний год я не разговаривал ни с кем из них, — рассказал Эпплбаум один ученый. — Мой коллега, с которым я обедал не реже раза в неделю на протяжении более десяти лет, просто отказался со мной разговаривать, не задавая вопросов».
Второе: даже если человека не отстранили, не наказали или не признали виновным в чем-либо, он теряет возможность работать по профессии. Преподаватели остаются без студентов и цитируемости («Аспиранты дали мне понять, что я не человек и терпеть меня никто не будет»), журналисты — без изданий. Бывший редактор The New York Review of Books Ян Бурума лишился должности из-за редакционного спора, связанного с #MeToo. Самого Буруму обвинили только в том, что он напечатал статью кого-то, кого обвинили, — в результате несколько журналов, для которых он писал на протяжении трех десятилетий, больше его не публикуют. Группа из более чем сотни авторов The New York Review of Books, среди которых — Джойс Кэрол Оутс, Ян Макьюэн и сама Эпплбаум, подписали публичное письмо в защиту Бурумы, но это не помогло.
Третье, что происходит с человеком, которого в чем-то обвиняют, — его обязуют извиниться, но извинения не принимают
Один из тех, с кем беседовала Эпплбаум, не нарушил никаких существующих правил. «Я спросил: „За что мне извиняться?“ А мне ответили: „Ну, их чувства задеты“. Так что я сформулировал свое извинение вокруг этого: „Возможно, я и сказал нечто такое, что вас расстроило, но в мои намерения это не входило“». Но на этом проблемы не закончились.
На четвертом этапе окружающие начинают собирать сведения об обвиняемом. Например, работодатель не желает платить выходное пособие и ищет дополнительные причины обосновать увольнение. А у других увольнение из-за спора по поводу использованной в частном разговоре лексики нарушило бы профсоюзный договор.
5. Слишком общительные и «трудные»: кто с наибольшей вероятностью окажется жертвой
Разговоры между людьми разного статуса (работодатель — сотрудник, профессор — студент) теперь могут быть сосредоточены только на профессиональных вопросах или строго нейтральных темах. Устраивать собрания студентов дома у преподавателя стало рискованно. Помогать с личными проблемами — тоже. Поэтому общительные и кокетливые люди оказались в опасности.
Другим — высокомерным, нетерпеливым, агрессивным и перфекционистам — не легче. Любой, кто случайно создает дискомфорт — своими методами обучения, рабочими требованиями, мнением или характером, — может внезапно оказаться в оппозиции не только к студенту или коллеге, но к бюрократической машине, созданной для отсеивания неудобных.
«По-моему, толерантность людей к дискомфорту — толерантность к диссонансу, готовность слышать не только ровно то, что хочется, — теперь упала до нуля, — сказал мне один человек. — Раньше слово „дискомфорт“ было хвалебным в педагогике — я имею в виду, что Сократ был большим источником дискомфорта для всех».
6. Даже консерваторы критикуют либералов за «культуру отмены»
Например, принстонский профессор Роберт Джордж, философ-консерватор, критиковал либеральных ученых за релятивизм и веру в то, что все идеи заслуживают равного внимания. Однако теперь либералы «кажутся ему такими же архаичными, как и консерваторы». Он не ожидал, что дух терпимости и любопытства окажется замещен «зашоренным» мировоззрением.
7. Все придет к тому, что представители творческих профессий будут бояться «нового пуританства», а сами «пуритане» будут за всеми пристально следить
Писатели и журналисты будут бояться публиковать написанное. Университеты начнут заниматься исключительно повышением комфорта студентов и предотвращением нападок в социальных сетях.
Фонды с финансированием будут тайно изучать факты из прошлого потенциальных получателей грантов, дабы убедиться, что люди не совершали действий, способных привести к недоразумениям в будущем. Судьбу людей станут определять анонимные кампании в Twitter.
Искусство, гуманитарные науки и СМИ станут косными, предсказуемыми — и посредственными.
Раз в две недели Bookmate Originals выпускает переводные статьи из лучших зарубежных СМИ в цикле Singles. Достаточно объемные и значимые тексты, чтобы их можно было читать как небольшие книги — быстрые, емкие и актуальные. Например, вот здесь можно прочитать полную версию материала о женщинах-программистах.
Оригинал рассказа на английском языке в The Atlantic. Благодарим за перевод Анастасию Кузнецову.