Семейный психолог Елена Попова уверена: не стоит маниакально оберегать детей от окружающего мира. В книге «Укутанное детство. Не прячьте детей от жизни», которая вышла в издательстве «Никея», автор объясняет: травмы — нормальная часть взросления. И задача родителей — не прятать детей от них, а помогать с ними справиться. В главе «О любви и наказании, ненасилии и вседозволенности» психолог размышляет, как сделать это на практике.

Сейчас все твердят об ответственном родительстве, особенно воспитатели в детских садах и учителя в школах. Иногда они делают это в стиле откровенных нападок: «Он один себя так ведет!», «С ним невозможно справиться!» Далее следует перечень преступлений за прошедшую неделю или день, в зависимости от того, как часто воспитатель или учитель видит маму. Кстати, папам жалуются реже.

Но ответственное родительство — это такое расплывчатое понятие, что растерянным родителям приходится метаться между нежностью, строгостью, ответственностью любовью и наказанием. Как не распустить, не оттолкнуть и не навредить ребенку?

С Востока к нам пришла мода на раннее развитие вместе с книгой «После трех уже поздно» и утверждением, что вот в Японии детям до пяти лет вообще все можно, им ничего, вот прям совсем ничего не запрещают. Если честно, то у меня, рожденной в СССР, возникает логичный вопрос: как они тогда выживают? Или кто на дорогу полез, тот поучаствовал в естественном отборе и не выжил? Так, что ли? Наверняка там есть какая-то скрытая истина, о которой умалчивают не потому, что хотят ввести родителей в заблуждение, а в силу того, что просто не отдают себе в этом отчета. Как мы не задумываемся, какие мышцы и в какой последовательности нужно напрячь, а какие расслабить, чтобы встать и пойти. Мы просто встаем и идем. Как встаем, зачем встаем, куда идем — все это остается за кадром, как что-то несущественное, однако именно оно дает понимание, с какой скоростью надо вставать и идти. Потому как встать оттого, что засиделся в уютном кресле, — это одно движение, а подорваться из того же уютного кресла, когда ты услышал звук падающей мебели и истошный вопль ребенка, — совсем другое.

Мне нравится философия вседозволенности в детском возрасте. Просто я понимаю, что для этого нужно создать максимально безопасные условия, которые одновременно дают возможность столкнуться с последствиями. Самое сложное в этом — соблюсти баланс, чтобы последствия не стали фатальными, но превратились в опыт. То есть если ребенку хочется стаскивать со стола скатерть, не нужно убирать с его поверхности все, что может на ребенка упасть, а убрать только то, что гарантированно покалечит: ножи, кипяток, чугунные сковородки.

Организовать такое пространство стоит огромного труда и больших временных затрат. Нужно быть все время рядом с ребенком. И снова история для примера.

Я считаю, что ребенок должен осознавать неотвратимость наказания. Как со скатертью. Он должен знать, что если тянет ее на себя, то ему может прилететь по голове чем-то тяжелым.

Хочу подробнее остановиться на теме наказания. Когда я спрашиваю родителей, как они наказывают ребенка, многие из них отвечают, что никак. Под наказанием они понимают физическое насилие (шлепнуть, дать подзатыльник), крик или ограничения (поставить в угол, лишить компьютера). То есть рассматривают его исключительно как меру карательную и применяемую после совершения нежелательного поступка.

Мне же больше нравится, как расшифровывает это слово психолог Александр Ефимович Алексейчик: как наказ, указание правильного направления. Тогда в наказании должны участвовать оба: и ребенок, и родитель. Если ребенок лишен компьютера, то и родитель тоже. Если ребенка посадили на определенное время на стульчик, то и родитель должен сидеть рядом. Если мы станем воспринимать наказание не как способ сделать больно, а как возможность чему-то научить, то смыслы сами собой поменяются.

Чему может научить мама, бьющая своего ребенка ремнем за двойку?

Исключительно тому, что ошибки нужно скрывать, их нельзя исправить, за ними всегда следует боль, и еще — что маленьких можно бить.

Современные родители уже не удовлетворены функцией «одеть, накормить». Мы хотим заботиться об эмоциональном благополучии и будущей успешности наших детей, хотим, чтобы они были счастливы. Желание есть, а опыта, как этого добиться, нет, и мы пользуемся методами, которые достались нам в наследство от наших родителей.

Представьте себе, что вы что-то запретили ребенку, например играть на компьютере (планшете, телефоне), и обнаружили, что он нарушил ваш запрет, да еще и скрыл это от вас. Какое, на ваш взгляд, наказание будет самым эффективным?

• Забрать (отключить) гаджет.
• Провести беседу о недопустимости лжи.
• Поставить в пример свое поведение в детстве, а вы были послушны.
• Вместе заняться чем-то таким, что ребенок любит делать.
• Лишить ребенка вкусняшек (то есть сладкого, общения с друзьями, прогулок, покупки игрушек, похода в кино и т. д.)
• Заставить делать что-то полезное, но неприятное, например убрать свою комнату.
• Выпороть.

Мало кто понимает, что наказанием может быть вечер, проведенный по-настоящему вместе с мамой, за общим делом, в совместности. А такая форма наказания, как совместная игра, не рассматривается совсем! Мы рассматриваем его как способ достучаться до своего ребенка — через боль, обиду, слезы. Хотим, чтобы плохой поступок запечатлелся и связался с неприятными воспоминаниями, делаем намеренно то, что ребенку неприятно, страшно или больно.

Накричать, посадить на стульчик, лишить мультиков или сладкого. Чаще всего мы наказываем детей за те поступки, которые не позволяем себе, и за те качества, которые стараемся в себе изжить. Как ни парадоксально, но если маму в детстве ругали за медлительность, то нерасторопность собственного ребенка будет раздражать ее гораздо сильнее, чем женщину, у которой таких проблем не было. Потому что «медлительная» мама считает своим долгом преодолевать этот недостаток.

А еще — она не допускает мысли, что с возрастом этот недостаток сгладится, а возможно, станет основой для успешной самореализации.

Ей кажется, что устранить медлительность можно только через поторапливание, наказания, дедлайны

И, самое главное, она считает борьбу с медлительностью необходимой.

В Средние века детей туго пеленали не для того, чтобы они крепко спали. Считалось, что иначе ножки и ручки у ребенка навсегда останутся кривыми, как при рождении. Порой и мы относимся к детям как к заготовкам будущего человека.

Уже доказано, что в стрессовой ситуации обучение происходит намного медленнее и с меньшей эффективностью. Значит, наказание и нравоучение проигрывают простой человеческой беседе или игре. Или совместному делу: посадить цветы, покрасить забор, пойти всей семьей в поход и здесь на практике учиться аккуратности, заботе о другом, чувству времени. К тому же то, на что мы обращаем внимание, в детях и развивается.

Если часто говорить о неудачах, ребенок не будет стремиться к успеху, он для него станет чем-то неочевидным.

Общение и обучение — это живой процесс, который учитывает самые разные переменные, а у детей с ограниченными возможностями переменные настолько часто встречаются, что родители начинают относиться к ним как к закономерностям. Вот уж у кого действительно высокая толерантность к неопределенности и способность выдерживать неудачи раз за разом, год за годом!

А еще они умеют радоваться тому, что есть. Дети берут от нас не только «плохие» качества («плохие» беру в кавычки, потому что они могут быть нужными, важными, даже прекрасными, но вам почему-то в себе не нравятся), но и хорошие. Так давайте будем опираться на сильные свойства стороны, лучше всего на те, что нравятся самому ребенку.

Развивать их, обращать на них внимание. Попробуйте придумать игру, которая будет интересна вашему ребенку, или попросите его самого что-то предложить. Совместные игры сближают и раскрывают нам друг в друге новые, неизведанные стороны. Дети пришли в наш мир не для того, чтобы мы их воспитывали и делали лучше, они проявились, чтобы научить нас тому, чему мы не смогли научиться до их появления в нашей жизни.

Еще один важный момент: ребенку важно понимать, что, хотя наказание неотвратимо, оно поможет искупить вину, эта возможность должна быть доступна. Детей нужно учить извиняться и исправлять свои ошибки.

Когда вы учите ребенка извиняться, вы учите его брать ответственность за свои поступки, анализировать их, поступать менее импульсивно. Сапог же не сам по себе прилетел из ниоткуда. Учите открыто и без страха справляться с последствиями своих поступков и исправлять то, что можно исправить. Извиняться страшно, можно ведь и не получить прощения. Полезно анализировать и выражать свои чувства, а значит, лучше их понимать. Понимание же собственных эмоций дает огромное преимущество при адаптации в стремительно меняющемся обществе. Если ребенок, подросток и взрослый умеют оценивать свои чувства, они практически не поддаются на уловки мошенников и всяких криминальных личностей.

Я хочу остановиться еще на одном важном условии воспитания. Печально, когда родители, сталкиваясь с трудностями, занимают оборонительную позицию. Не умеют защитить ребенка, не учат приходить к ним с любой бедой.

Вместо этого дают понять: если у тебя случилась беда, ни в коем случае не обращайся к нам, мы не будем тебе помогать, а будем стыдить, запугивать и нападать. И я знаю, что так думают взрослые, которые сами не верят, что они хорошие. Что их можно любить просто так, за то, что они есть. Не верят в то, что родные будут их защищать и отстаивать.

К сожалению, обо всем этом — история Игоря.

— Вот, полюбуйтесь! Рецидивист растет!

Женщина в плаще осела на стул, как будто ноги враз перестали ее держать. И замерла. Рядом, опустив глаза в пол и одновременно вжав голову в плечи, на краешек стула присел мальчик лет семи.

— Здравствуйте, что случилось?

— Вот, — тихо повторила женщина, как будто в этом слове заключалось объяснение и ее бессилия, и уныния мальчика.

— Что «вот»? — проявила я верх непроницательности.

— Мы воруем!

— Всей семьей воруете или только вдвоем?

«Не говорите глупости!» — прочла я в ее глазах, но вслух она сухо произнесла:

— Он ворует! Ворует и не говорит зачем! Ну, попросил — я бы, может быть, купила!

Из дальнейшего разговора выяснилось, что мальчик украл в магазине ластик. Маленький, дешевый ластик. Мама узнала об этом и привела к психологу. Действия, на первый взгляд, несоразмерные поступку. Но мама попыталась разобраться сама: ругала, пугала, плакала. Чем больше ругалась мама, тем больше закрывался ребенок. Не добившись объяснений, пришла к психологу.

Кстати, современных детей пугают не только милиционерами и бабайками, но и психологами…

Мальчик поначалу только поздоровался кивком головы и назвал шепотом свое имя: Игорь. Я начала с того, что рассказала Игорю о себе: что я мама, что у меня есть сын, как работает психолог, зачем к нему приходят дети и взрослые. Что можно делать в кабинете, чего нельзя. И, конечно, расспрашивала о нем самом. И об инциденте с ластиком. Мне действительно было интересно, для чего он ему понадобился.

Игорь на удивление подробно рассказал, как украл и даже зачем. Оказалось, что они с другом («Только я вам не скажу, как его зовут!») сделали кораблик. Отличный белоснежный кораблик из пенопласта. Сначала это была так… лодочка, но Игорь придумал сделать парус. Парус сделали из старого пакета и палочки, но вот незадача — кораблик с парусом стал заваливаться на бок. Нужен был противовес, они прикрепили на палку снизу ластик.

Одного им показалось мало, но больше у них не было. Запуск корабля на большую воду откладывался. И тут в магазине, стоя с родителями возле кассы, Игорь увидел россыпь ластиков, прямо на уровне кармана… Ну Игорь и положил три, чтоб наверняка. А дома мама их обнаружила.

После рассказа обычно дети выпрямляются: им еще стыдно, но уже легко. Игорь же сидел все так же ссутулившись, как будто из него вытекла жизнь.

— Что-то еще случилось? — спросила я. — Из-за чего ты тревожишься?

Игорь поднял на меня потухший взгляд:

— Скажите, а меня сейчас в тюрьму посадят или когда я вырасту?

На следующую консультацию ко мне мама с сыном не пришли. Больше я их не видела.