Как выглядел Махатма Ганди? Ну добрый старичок в круглых очках, белой одежде, которая похожа на простыню, и в простых сандалиях на босу ногу. Но в молодые годы этот борец с Британской Империей, экстремист, бунтарь и нарушитель многих законов был заправским денди, ходил в цилиндре и изучал юриспруденцию. «Мел» рассказывает, как Махатма Ганди стал настоящим европейцем, но бросил всё и стал выразителем чаяний простого люда, не умевшего читать, писать и даже соблюдать гигиену.

Школа и любовь

О своей жизни Мохандас Ганди (таким было его настоящее имя, Махатма — «великая душа» — прозвище, которое смущало носителя) оставил подробные сведения в автобиографии. За редкими неточностями они совпадают с позицией и многочисленных биографов Ганди.

Мохандас не так уж много пишет о своих школьных годах. Он признается, что в детстве у него не было друзей, и лучше, чем своих учителей и уроки, он помнит жгучее чувство застенчивости. После занятий 12-летний Ганди в буквальном смысле слова убегал домой, так как терпеть не мог с кем-нибудь разговаривать. «Я боялся, как бы надо мной не стали подтрунивать», — признавался будущий пассионарий, за которым (тоже в буквальном смысле слова) шли толпы и которого британская пресса клеймила террористом.

Из школьных приключений Ганди выделяет эпизод с экзаменом по грамматике. Учитель попытался помочь восьмилетнему Ганди и намекал, чтобы тот списал незнакомое слово у соседа. Но тот отказался и был единственным, кто написал слово «котел» с ошибкой. «Позже учитель пытался доказать мне, что я сделал глупость, но это ему не удалось. Я так и не смог постичь искусство списывания».

Ганди не очень любил учиться, хотя и получал приличные оценки. Но в 13 лет пришла любовь. Точнее, сразу брак с ровесницей, неграмотной девочкой по имени Кастурбай, которую он до свадьбы и не видел. Семья устраивала свадьбу для двух родственников, и родители в целях экономии решили заодно женить и 13-летнего Ганди. И это надолго выбило Мохандаса из учебной колеи. «Должен сказать, что я был страстно влюблен в нее. Даже в школе постоянно думал о ней. Мысль о предстоящей ночи и свидании не покидала меня. Разлука была невыносима».

Именно с Кастурбай он впервые попробовал себя в роли учителя, но не получилось: «страстная любовь не оставляла времени для этого». Она, впрочем, и сама не хотела учиться и в итоге осталась неграмотной. «Уверен, что она стала бы образованной женщиной, если бы моя любовь к ней была совершенно свободна от вожделения. Мне удалось бы тогда преодолеть ее отвращение к занятиям», — писал уже взрослый, отказавшийся от плотской любви Ганди. Он винил себя, а не лень своей жены или патриархальную систему образования Индии — очень в духе Мохандаса.

До самого выпускного Мохандас разрывался между своими женой и ребенком, школой и заботами о больном отце. Учителя не ожидали такой ответственности от подростка и подозревали обман. Преподаватель физкультуры (гимнастики) даже наказал Мохандаса за случайный прогул (тот просто не уследил за временем), отчего юный Ганди плакал, как от великого горя.

Другой проблемой было то, что из-за женитьбы он потерял год. В третьем классе он учился только шесть месяцев и после экзаменов был переведен в четвертый. Мало того, что он не все знал по программе, так еще и преподавались эти предметы уже на английском языке. Продраться через синусы и косинусы было сложно, а на чужом языке тем более. Но Ганди был упрям и освоил теоремы Евклида, дальше с учебой стало легче.

Куда податься

В 1887 году 18-летний Ганди окончил школу и решил поступить в колледж, но был не готов и ушел после первого же семестра. Он не понимал, куда двигаться дальше. Ганди хотел заниматься медициной, но решил пойти по стопам отца и стать чиновником. Ему посоветовали поехать в Англию: это обойдется не так дорого, а получить престижную профессию юриста довольно просто. «Представьте себе адвоката, вернувшегося из Англии. Он будет жить шикарно!» — так уговаривали его. Мохандас согласился, но нужно было найти деньги на обучение. У него был влиятельный дядюшка, который мог помочь с правительственной стипендией. Тяга к знаниям и загранице была так велика, что Ганди отправился в долгую и трудную поездку за деньгами на повозке с буйволами, а потом на верблюде. Впрочем, со стипендией не получилось, поэтому Мохандас занял деньги у брата и продал украшения жены.

Другой проблемой было мнение общины. Семья Ганди относилась к джати (подкасте) баньи, то есть были торговцами и принадлежали к касте Вайшьи, где строго относились к соблюдению традиций, в том числе к пищевым привычкам. Новость, что выходец этой касты едет в Англию, взбудоражила местное сообщество. Его отлучили, членам касты было запрещено помогать ему или провожать его в Англию.

Впрочем, Ганди и не собирался отказываться от традиций. Он дал матери три обета на время обучения в Англии: не дотрагиваться до женщин, вина и мяса. В сентяб­ре 1888 года Мохандас все-таки уехал в Англию, оставив дома молодую жену с только что родившимся младенцем на руках.

Вегетарианец в стране бекона на завтрак

Как ни странно, именно в Англии, в традиционной кухне которой много мяса, Мохандас начитался книг о вегетарианстве и отказался от животной пищи навсегда. При этом его друзья ясно дали понять: в Англию едут не столько корпеть над книгами, сколько перенять привычки и обычаи «белых людей». Ганди стал изучать и эту науку. Биограф Кристина Жордис рассказывает, как выглядел Ганди, когда его повстречал соотечественник в Лондоне: «На нем был шелко­вый цилиндр, жесткий накрахмаленный воротни­чок, а поверх шелковой сорочки в полоску — ослепительный галстук всех цветов радуги. Костюм-тройка: пиджак, жилет, темные брюки в тонкую полоску, ко­жаные лаковые туфли с гетрами. Вдобавок ко всему этому — пара кожаных перчаток и трость с серебря­ным набалдашником». Одним словом — денди.

Он хо­рошо выучил английский, за пять месяцев попытался выучить французский и латынь, но не очень преуспел и поступил на юриста через полгода. Он не терял времени: благодаря движению вегетарианцев, которые были в авангарде общественной мысли, он познако­мился с трудами западных писателей, например, Томаса Карлейла («Герои, почитание героев и героическое в истории») и Льва Толстого, который оказал на него огромное влияние. И именно в Лондоне он впервые прочитал в английском переводе и на санскрите «Бхагавадгиту», которая и научила его сатьяграхе — протесту ненасилием.

Кроме этого, Мохандас, конечно, учился. Но про учебу он говорит весело: надо было несколько раз за семестр явиться на студенческие обеды и сдать экзамены. «Я не мог понять тогда, да и сейчас не понимаю, каким образом эти обеды могли в какой бы то ни было степени служить подготовкой к адвокатской профессии», — признавался он. Возможно, они нужны были скорее, чтобы завязать полезные знакомства. Экзамены же сдавали от 95 до 99%» студентов. Но Мохандас заставил себя прочитать все положенные книги и сдавал экзамены не по конспектам, а собственными силами. Он заверял, что понимание римского права ему не раз пригодилось, и с благодарностью вспоминал уроки латыни, которые позволили ему осилить основные труды.

Так что из образовательной четырехлетней поездки он вынес знания по нескольким полезным предметам, английский, латынь и основы французского. Много суждений об английском обществе и о том, как полезно есть сытную овсянку по утрам.

Ганди-учитель на ферме Толстого

Окончив школу с немалыми трудностями, Ганди открыл свою — в Южной Африке, где боролся за права индийцев. Положение приезжавших на заработки граждан Индии было очень тяжелым, империя не сдавалась, участники ненасильственного сопротивления — сатьяграхи — попадали в тюрьму.

В 1909 году Ганди обнаружил, что семьям посаженных сторонников сатьяграхи нужна систематическая помощь. Друг Ганди Герман Калленбах купил ферму имени Толстого в 34 кило­метрах от Йоханнесбурга. Там жили Ганди, Калленбах и несколько семей. Были и дети: индусы, христиане, мусульмане.

На ферме Ганди завел строгий порядок: ни стульев, ни кроватей не было, спали под открытым небом, у каждого была подушка и по два одеяла, ели мало, сами обслуживали себя, шили одежду и мастерили обувь.

Дети жили так же, как и взрослые, только к тому же ходили в школу. У них не было специальных учителей: это было дорого, поэтому учителями были взрослые члены семей. К тому же Ганди был сторонником домашнего образования: «Я твердо знал только одно — в идеальных условиях правильное образование могут дать только родители, а помощь со стороны должна быть сведена до минимума». Свою роль он видел такой: «Ферма Толстого представляла собой семью, в которой я был вместо отца и в меру своих сил нес ответственность за обучение молодёжи».

Ганди не делает скидок ни себе, ни другим: сам он после утомительного физического труда, едва одолевая дремоту, приходил в класс, да и дети должны были убираться, готовить, выращивать овощи наравне со взрослыми. Физически сформировать детей и дать им профессию было главной целью, а общеобразовательным предметам отводилось примерно три часа в день. Преподавались языки хинди, гуджарати, урду и тамили; обучение велось на родных для учеников языках. Сам Ганди учил детей урду и тамили.

Однажды Мохандас не сдержался и прибегнул к насилию: «Один из юношей был крайне несдержан, непослушен, лжив и задирист. Однажды он разошелся сверх всякой меры. Я был весьма раздражен. Я никогда не наказывал учеников, но на этот раз сильно рассердился. Я пытался как-то урезонить его. Но он не слушался и даже пытался мне перечить. В конце концов, схватив попавшуюся мне под руку линейку, я ударил его по руке. Я весь дрожал, когда бил его». Семнадцатилетний парень в ответ не ударил, а разрыдался. Ганди считает, что потому что тому было больно видеть, как учитель отступился и прибегнул к неприемлемому для него насилию.

Вскоре семьи воссоединились, разъехались, ферма почти опустела, а сам Ганди вернулся в Англию. Неизвестно, насколько такая школа помогла детям в дальнейшем, но на тот момент вариантов других не было. Что касается Ганди, то позже он откроет шесть начальных школ в разных деревнях провинции Чампарани, где жили бедняки. Это были настолько бедные районы, что жители не могли поддерживать элементарную гигиену, везде царила жуткая антисанитария, поэтому учителя-добровольцы опять же не столько учили арифметике и грамматике, сколько заставляли детей умываться. И опять работа европейца по образованию, индуса в душе была фрагментарной, по крайней мере на поприще ликбеза. Впрочем, это было не тем делом, которому он отдавал всего себя. Но не заняться образованием хоть немного он тоже не мог. Поэтому энергичный и деятельный Ганди предпринимал всё, что мог, чтобы у народа Индии было будущее.