Три года писать книжки и прославиться на всю жизнь. Удивительная история сказочника Гауфа
Три года писать книжки и прославиться на всю жизнь. Удивительная история сказочника Гауфа
Немец Вильгельм Гауф прожил всего лишь 24 года. За это время он успел наделать скандалов, стать богатым и знаменитым, написать большой роман, десяток рассказов и три сборника сказок, без которых вот уже 200 лет трудно представить счастливое детство.
Вильгельм Гауф родился 29 ноября 1802 года в Штутгарте. Оба его дедушки и отец были высокопоставленными чиновниками. Отец, секретарь в министерстве иностранных дел, умер, когда Вильгельму было всего семь лет. Мать с четырьмя детьми переехала в университетский город Тюбинген. Они жили в доме деда по материнской линии. В доме была огромная библиотека, которой Вильгельм с удовольствием пользовался.
»…вспоминается ли нам таинственная, полная радости жизнь в дедушкиной библиотеке? Ах, в ту пору мне была знакома только одна книга — мой заклятый враг: противный учебник Брёдера. Я не знал, что дедушкины фолианты переплетены в кожу не только для того, чтобы было удобно строить из них дома и сараи для меня и моего стада! Вспоминается ли мне ещё, как я расправился с немецкой литературой меньшего формата? Ведь я запустил в голову моему брату Лессинга, правда, в ответ он пребольно отлупил меня «Путешествием Софии из Мемеля в Саксонию». В ту пору я, конечно, не думал, что впоследствии сам буду сочинять книги!».
Гауф отучился в монастырской школе и поступил в Тюбингенский университет. Факультет выбирать не приходилось: платить за учёбу было нечем, а государственную поддержку получали только студенты Протестантской семинарии при университете (кстати, именно там за несколько десятилетий до Гауфа учились Гегель и Шеллинг). Так Гауф стал учить богословие, но пастором становиться не собирался. Зато студенческие пирушки, кажется, очень уважал.
«Какие слова найти, чтобы определить упоительный букет, который исходит от бокала? Соберите цвет всевозможных деревьев, сорвите все полевые цветы, прибавьте индийские пряности, опрыскайте амброй, окурите пахучей янтарной смолой эти прохладные подвалы, смешайте все эти тончайшие ароматы, подобно тому как пчела собирает воедино мёд из всевозможных цветов…».
После университета Гауф работал учителем в доме барона фон Хёгена, быстро стал своим человеком и много путешествовал с этой семьёй. Заодно развлекал семейство историями, которые сам и придумывал.
В это же время Гауф начал писать и печататься, но своего имени долго не раскрывал. В 22 года он выпустил антологию стихотворений в фольклорном стиле «Военные и народные песни». В ней вместе с балладами известных поэтов он опубликовал два стихотворения, причём «Утренняя песнь всадника» стала популярной песней, которую многие считали народной. Строчка «Ещё вчера на гордом скакуне, сегодня — пал, ударом в грудь сражённый» вообще превратилась в пословицу.
В 1825 году почти одновременно вышли два романа. Первый, сатирический роман «Отрывки из мемуаров Сатаны», был издан анонимно и написан весьма едко. Там есть такое наблюдение.
«Ты слышишь, например, как говорят об одном романе, который наделал много шума; люди совершенно естественно полагают, что ты его, должно быть, уже прочёл, и спрашивают твоё мнение. Захочешь ты выставить себя на смех и ответить: «Я его не читал»? Нет! Ты бодро отвечаешь: «В целом не нахожу в нём ничего дурного, хотя он не соответствует моим требованиям к роману; в нём есть много глубины и оригинального, сюжет славно придуман, и всё же, кажется, иной раз в форме чего-то недостаёт и некоторые характеры неверно обрисованы».
Книга анонимного автора, к слову, и впрямь наделала много шуму. Но это было ничто по сравнению со вторым романом. Потому что роман «Лунный человек, или движения сердца есть глас судьбы» он напечатал под именем известного беллетриста того времени Генриха Клаурена, который заполонил страну «слащавой литературой». Это была пародия на его новеллы. Сам Клаурен и его читатели были озадачены. А Гауфу пришлось заплатить штраф за мистификацию и полемизировать с появившимся у него литературным врагом.
Третий роман «Лихтенштейн» Гауф выпустил уже под своим именем. Это был рыцарский роман-стилизация, который рассказывал о судьбе герцога Ульриха Вюртембергского, который действительно жил в XVI веке и даже основал семинарию, в которой учился Гауф. Книга сразу стала очень популярной, принесла автору славу и деньги, позволила бросить учительство и заниматься только литературой.
Сто лет спустя об этом произведении с нежностью вспоминала Марина Цветаева в стихотворении «Как мы читали Lichtenstein»:
«Мы лежим, от счастья молчаливы,
Замирает сладко детский дух.
Мы в траве, вокруг синеют сливы,
Мама Lichtenstein читает вслух».
Пока Гауф ещё работал у барона, он начал выпускать сборники сказок — планировал издавать по одному в год. Они назывались «Альманах сказок для сыновей и дочерей знатных сословий».
Каждый сборник состоял из множества историй, объединённых общими рассказчиками. В первом сборнике «Караван» истории рассказывали друг другу купцы на стоянке в пустыне. Во втором, «Александрийском шейхе и его невольниках», — рабы, которые должны были развлекать шейха историями. В «Трактире в Шпессарте» — постояльцы подозрительной харчевни, которые боялись разбойников. В эти сборники вошли сказки, которые мы все знаем и любим — «Халиф-аист», «Маленький Мук», «Карлик Нос», «Холодное сердце».
В 1827 году Гауф занял должность редактора газеты, собирал материал для новой книги, женился на давно любимой девушке и наслаждался семейной жизнью. Но в ноябре того же года заболел и умер — то ли от гриппа, то ли от тифа, то ли от нервной горячки. Он на несколько дней пережил свою новорождённую дочь Вильгельмину и немного не дожил до своего 25-летия. Третий сборник сказок Гауфа выпустила его супруга.
Через 14 лет после его смерти герцог Вюртембергский, потомок Ульриха, вдохновлённый книгой Гауфа, заново отстроил разрушенный замок Лихтенштейн. Он и сейчас открыт для посетителей. Хотя Гауф и смеялся над сентиментальным беллетристом Клауреном, сам он не стеснялся быть искренним и трогательным:
«Мне хотелось быть барабанщиком только ради того, чтобы у дверей её дома дать волю своему горю в оглушительной барабанной дроби, а если она в испуге выглянула бы из окна, я поступил бы как раз обратно тем русским барабанным удальцам, которые так наяривают, что ушам больно, я бы, наоборот, от фортиссимо перешёл в пиано и в тихом адажио барабанной дроби нашёптывал ей: «Я люблю тебя!». Мне хотелось бы стать знаменитым только ради того, чтобы слух обо мне дошёл до неё, и она с гордостью подумала: «Когда-то он был влюблён в меня». Но, увы! Люди не говорят обо мне, самое большее ей завтра скажут: «Вчера он опять до полуночи валялся в винном погребе!».
Возможно, последнее замечание и имеет смысл, но что касается славы — тут автор явно поскромничал.