Началом золотого века комиксов чаще всего называют 1938-й: в этом году в США появился Супермен. Мало кто знает, что за несколько лет до этого в Югославии начался другой золотой век — русских комиксов. Их персонажами были герои русской классической литературы, а художниками — эмигранты из России.

Жанр, который не прижился в России

На самом деле корни русского комикса можно найти ещё в древнерусских «житийных» иконах. Вспомните: в центре — фигура святого (например, Николая Чудотворца), это изображение называлось «средник». Вокруг в небольших «окошках» — значимые события его жизни: как родился, пришёл к вере, стал творить чудеса и умер.

Позже в таком же формате, но без средника рисовали русский лубок — фольклорные картинки с изображениями и текстом. Помимо всяких апокрифов и анекдотов, в лубочных книжках появлялись переложения произведений Гоголя, Лермонтова, Петра Ершова и прочих классиков. Привычные герои иногда представали там в довольно неожиданных амплуа: так, Тарас Бульба мог стать «разбойником Тарасом Черномором», «Тарасом Черноморским» или, скажем, «казацким атаманом Урваном».

Формально к книжкам комиксов близки и российские иллюстрированные журналы, выходившие с середины XIX века, и советские юмористические журналы для детей и подростков «ЕЖ» («Ежемесячный журнал») и «ЧИЖ» («Чрезвычайно интересный журнал»). Протокомиксы печатались на страницах «Мурзилки», «Весёлых картинок» (там были истории о Карандаше и Самоделкине), «Юного техника» (печатал приключения Пети Рыжика и его щенков Мика и Мука).

Однако в СССР понятие «комикс» не прижилось. То, что было похоже на сюжетные истории в картинках, печаталось довольно спонтанно и так и не стало отдельным литературным направлением. Культура русского комикса расцвела за пределами России.

Любовные письма русского эмигранта и повстанец Дубровский

В 1935 году в Югославии некий Джордж Стрип основал «Белградский круг художников» — его участники рисовали комиксы, или, как их называли, «стрипы». Английское слово strip как раз и обозначает комиксные «ленты», «раскадровки», и фамилия Стрип — это, конечно, часть псевдонима. «Стрипом» назывался и югославский журнал, в котором печатались рисованные истории «Белградского круга».

До начала Второй мировой еженедельный тираж белградских комиксов достигал 300 тысяч экземпляров

Их моментально раскупали не только в Югославии — они продавались и в других европейских странах. За несколько лет, пока не началась война, художникам удалось создать и продать более четырёх тысяч страниц уникального контента.

Настоящее имя Джорджа Стрипа — Юрий Лобачёв. Он родился в 1909 году на территории современной Албании в семье дипломата и, как любой ребенок русских родителей, заслушивался в детстве русскими сказками, которые ему читала мама. Вскоре родители вернулись в Петербург, но после революции 1917 года окончательно перебрались на Балканы. После смерти родителей Юрий переехал в Белград, поступил в университет на факультет истории искусств и стал зарабатывать созданием рекламных плакатов.

Будучи студентом, Лобачёв влюбился в свою будущую жену Лизу, которая жила в другом городе, и стал сочинять ей письма в картинках. Однажды ему на глаза попалась популярная тогда югославская газета «Политика» с комиксом Алекса Реймонда и Дэшилла Хэммета «Тайный агент Икс-9». Лобачёв был в полном восторге: оказывается, то, что он делает с удовольствием в личной переписке, называется комиксом — и это может прочитать не только возлюбленная, но и довольно большая аудитория. И отправил в «Политику» свой детективный комикс «Кровавое наследство». Тираж разлетелся, а Лобачёв стал невероятно востребованным — и наконец-то смог кормить молодую семью, занимаясь любимым делом.

Лобачёв рисовал комиксы по мотивам любимых книг из детства («Волшебник страны Оз», «Дети капитана Гранта», «Барон Мюнхгаузен»). Вместе с этим иллюстрировал учебники для учеников начальных классов, составлял ребусы, дополнял тексты рисованными историями.

А в основанном чуть позже журнале «Стрип» стали выходить, например, его комиксы о Дубровском. Чтобы роман Пушкина был понятнее югославской аудитории, главного героя художник называет «аристократом-гайдуком». Гайдуками на Балканах именовали повстанцев-партизан, которые боролись против турецкого владычества — благодаря Лобачёву в их ряды попал и молодой русский помещик, у отца которого незаконно отсудил имение своенравный сосед Троекуров.

После Второй мировой Лобачёв переехал сначала в Румынию, а затем в советский Ленинград, где продолжил карьеру художника. В соавторстве с писателем Владимиром Акентьевым он создал популярную среди школьников книгу «Остров тайн» о русском учёном, сбежавшем на остров в Индийском океане. Опыт работы над учебниками пригодился: в «Острове» полно головоломок, ребусов, а его переиздания до сих пор можно найти на полках книжных магазинов.

В 1988-м Лобачёв обратился к своим детским воспоминаниям и воплотил в формате комикса сказки Пушкина. «Сказку о попе и о работнике его Балде» ему удалось передать полностью, без сокращений. «Меня на это подвинули те люди, которые так строго следят за чистотой языка, говоря, что комикс портит литературный первоисточник, — рассказывал художник. — Но вот, пожалуйста — я сохраняю оригинальный текст до последней запятой. И Пушкин остаётся Пушкиным, а комикс — комиксом».

«Мика-Миш» и прачка баба Риха

Но вернемся в 1930-е, в Белград, где каждый десятый житель был русским эмигрантом. Шестеро из девяти художников «Белградского круга» тоже в разное время уехали из России. Кроме Лобачёва, это Константин Кузнецов, Алексей Ранхнер, Сергей Соловьев, Иван Шеншин и Николай Навоев. Все они печатались в журнале «Мика-Миш» («Микки-Маус» на сербском) — его издавал еще один выходец из России Александр Ивкович. Многие из авторов обращались в своих комиксах к материалу, который знали лучше всего — к русской классике, — но при этом довольно вольно и по-постмодернистски обращались с сюжетами.

Например, адаптируя «Пиковую даму» Пушкина, Константин Кузнецов придумал увлекательную историю молодости графини, которая потом рассказала Германну тайну трёх карт. Эта привнесённая в пушкинский текст часть занимает почти треть повествования.

Алексей Рахнер создал комикс по «Воскресению» Толстого, но изменил финал: Нехлюдов осознаёт смысл жизни не в одиночестве за чтением Евангелия, а в разговоре с Катюшей, во время прогулки, молитвы. Это потребовалось для того, чтобы графически показать внутренние изменения и терзания героя, но в целом идея оригинального романа сохранялась. В его же комиксе «Дочь почтмейстера», помимо сюжетной основы из «Станционного смотрителя», встречаются сцены из «Анны Карениной» Толстого, «Идиота» Достоевского и даже «Что делать?» Чернышевского. А в «Ревизоре» неожиданным образом на первый план выходит фигура слуги Осипа — порой он выглядит даже более самоуверенным, чем барин, лично принимает дары от купцов и прогоняет их, на обед заказывает гибаницу (сербский слоёный пирог) и борщ.

Иногда перемен в тексте требовал не авторский замысел, а культурный бэкграунд аудитории — такими адаптациями любил заниматься переводчик Павел Поляков. В соавторстве с Кузнецовым он, в частности, создал комикс «Сказка о царе Салтане». Там белка, которая грызла орехи, поет не «Во саду ли, в огороде», а сербскую песню «Мајка твоја, мајка моја засадила струк шебоја» («Твоя мама и моя посадили кустик желтофиоля»). Сватья баба Бабариха стала в переводе Полякова просто бабой Рихой — родственных связей с Гвидоном не осталось, зато подчеркивался сварливый нрав старухи. Переводчик также наделяет её профессией прачки, что отсылает к существующему и в сербском языке выражению «полоскать мозги». Также Поляков любил придумывать сказкам Пушкина послесловия в духе «…пусть всех нас согреет пушкинский гений и дух», а сам поэт нередко становился героем повествования.

Николай Навоев из кружка русских художников создал целых два переложения «Тараса Бульбы» Гоголя: в 1936-м и 1939-м. Во второй версии Андрий, который предал отца из-за прекрасной панночки, показан влюблённым рыцарем, а сам Тарас — это уже не принципиальный фанатик, а отец, переживающий семейную драму. Благодаря символическим крупным планам и динамичной смене событий у Навоева получился не столько приключенческий, сколько философский комикс-притча.

Наравне с классикой русские художники вдохновлялись и современной им советской литературой. Так, в 1935 году Навоев адаптировал роман Ильфа и Петрова «Золотой теленок» — всего через несколько лет после его публикации в СССР. Комикс вышел в журнале «Стрип» под заголовком «Великий комбинатор Бендер», и, по сути, в нем осталась только одна сюжетная линия. Лобачёв же выпустил сказку-комикс «Крокодил Крокодилович» — по мотивам стихов Корнея Чуковского, конечно же.

Конец белградских картинок

Немцы оккупировали Белград в 1941 году. После этого «Белградский круг художников» распался, а после освобождения просоветское правительство фактически запретило комиксы.

Навоев умер от туберкулеза в 1940-м, а вот Лобачёв прожил в Петербурге до 2002 года. Кузнецов в уже оккупированном Белграде опубликовал графический роман о Петре I, а затем переехал в США и стал писать иконы. Поляков умер в доме престарелых в Германии, завещав дочери опубликовать после его смерти графический роман «Гибель Тихого Дона». Ранхнер пропал без вести.

О творчестве этих югославских русских художников мало кто знает, за исключением узкого круга исследователей и фанатов. Но если бы всё сложилось иначе, возможно, каждому подростку была бы знакома история супергероя Дубровского или графини из «Пиковой дамы», которая в молодости любила перекинуться в картишки в гостях у герцога Орлеанского.

Материалы:

Анастасиевич И. Русский комикс королевства Югославия // Скифия. 2018.

Заславский М. У истоков российского комикса: Юрий Павлович Лобачёв // Комиксолёт. 2022.

Издательство «Чёрная Сотня», Нижний Новгород (отреставрированные обложки и страницы комиксов).