«Всё же было хорошо, где я проморгала?» История мамы, чей сын лечится от наркозависимости
«Всё же было хорошо, где я проморгала?» История мамы, чей сын лечится от наркозависимости
Марине 36 лет, она работает в бьюти-сфере и воспитывает двоих детей — Сережу и Аню (имена героев изменены). Сереже исполнилось 16 лет, а Ане — 13. Год назад Марина узнала, что сын употребляет психоактивные вещества — и ей чудом удалось отвезти его в реабилитационный центр.
«Настоящий мамин хвостик»
Марина, Сережа и Аня долгое время жили на российском Севере. Город небольшой, население — около пятидесяти тысяч человек. Зимой там очень холодно, температура может опускаться до –50.
Марина рассказывает про своего сына как про доброго мальчика с обостренным чувством справедливости. Сережа кажется Марине немного замкнутым, но у нее есть объяснение: «Он же Скорпион по знаку зодиака». Говорит, что мальчик всегда был к ней привязан: «В детстве это был настоящий мамин хвостик — настолько у нас были доверительные отношения. С отцом детей мы развелись, когда Сереже было четыре года. Поэтому все „мальчиковые“ темы, половое воспитание — все легло на меня».
Осенью 2021 года, когда Сереже было 15, Марина заметила, что с сыном что-то происходит. В его речи появились шутки на тему психоактивных веществ (ПАВ), он начал ругаться матом при матери — такого раньше не было. Сережа стал прогуливать школу и прятать телефон. Вскоре мальчик стал более агрессивным: раньше он заботился о животных, приносил их домой, спасал котят от собак. Теперь жестокое обращение с животными стало для него чем-то обыденным — он мог пнуть кошку на улице. Марина заметила, что глаза Сережи были всегда как будто затуманены. У него часто были расширенные зрачки — и они не реагировали на свет. Даже когда он выходил из темной кухни в коридор, зрачки не сужались.
Эндокринологи и психологи объясняли такое поведение особенностями пубертатного периода, но женщину это настораживало. «Человеческая психика всегда поначалу защищается. Психологи утверждают, что существует пять стадий принятия неизбежного. Первым пунктом идет отрицание. Вот и я отрицала. Не хотела верить в то, что было очевидным. Говорила себе: мой ребенок не мог увлечься веществами. Это могло случиться с кем угодно — только не с моим ребенком».
В начале октября 2021-го полицейские задержали Сережу с друзьями, когда они шли за закладкой (сленговое выражение, обозначающее тайник с психоактивным веществом. — Прим. ред.). Сотрудники полиции не дождались, пока дети возьмут то, зачем шли, привезли их с пустыми руками (только с бутылкой алкоголя) и ничего не стали оформлять — лишь вызвали родителей. Марине, как и остальным мамам, сказали, куда и зачем шли дети. Марина забрала Сережу и по дороге домой обсудила с ним случившееся. Он рассказал, что на тот момент уже пробовал ПАВ и употреблял на протяжении года. С веществами его познакомили старшие ребята из другого города, куда он ездил на каникулы. На тот момент Сереже было 14 — все остальные в компании были совершеннолетними. Марина снова ушла «в отрицание» — пыталась оправдать сына в своих глазах и найти любое объяснение тому, что произошло.
Мать была в ужасе от услышанного, но разговаривала с сыном спокойно, не срываясь на крик. Она пыталась внушить мальчику, что употребление веществ приводит к плохим последствиям: «Вот оно тебе надо? Столько примеров у тебя перед глазами! Взять хотя бы отца, у которого, пожалуй, все неизлечимые диагнозы, сопутствующие употреблению. Нужно ли тебе это все? Подумай сам».
Сережа знал о наркотической зависимости отца. У Марины принципиальная позиция в воспитании: у нее и детей не должно быть тайн друг от друга. Она никогда не скрывала от Сережи и его сестры почему развелась с мужем.
«Он кричал, что ненавидит всех»
Через неделю после задержания, утром, Марина увидела собранный чемодан Сережи и поняла, что он собирается уехать из дома, но сделала вид, что ничего не замечает, и повезла дочь в школу. «Мне позвонил Сережа и спросил, где его паспорт. Он лежал у меня в бардачке, но я сказала, что не знаю, где он. Пыталась отвлечь его разговорами о завтраке, а в голове была только одна мысль: нужно удержать его любыми способами. Я сгребла с полок продуктового магазина, все что любит Сережа, а потом побежала в аптеку. Все происходило как во сне. В слезах, в настоящей истерике я купила снотворное. У меня тряслись руки, я проезжала на красный свет и старалась вытереть слезы до того как зайду домой».
Марина подсыпала Сереже снотворное. Сейчас она вспоминает об этом с ужасом и подчеркивает, что это небезопасно и так делать ни в коем случае не стоит. Но тогда ее охватила паника. Сережа уснул и не заблокировал телефон. Марина залезла в переписки, где увидела, как сын договаривался об употреблении и покупке веществ. Сережа планировал уехать в другой город и продать некоторые вещи. «У меня поплыли буквы перед глазами, сердце бешено колотилось. Мои опасения стали реальностью, стереть которую невозможно».
Марина позвонила зятю и попросила найти в соседнем городе реабилитационный центр, который работает с детьми. Пока Марина договорилась с сотрудниками, зять отправил друга, чтобы помочь доставить спящего мальчика с Мариной на место.
Сережа очнулся уже в центре и первое время не понимал, где он находится
Затем он попытался сбежать, но его поймали. Он кричал, что ненавидит всех — и особенно мать. Затем мальчика увели, а к Марине обратился сотрудник со словами: «То, что я сейчас скажу, вызовет у вас боль. Вам захочется послать меня подальше, но сейчас вы должны заниматься собой, своей жизнью. Как будто Сережи не существует». Марине от злости «захотелось выцарапать специалисту глаза», но она подписала договор и вышла.
«Я села в машину, курила и только тогда до меня дошло, что я сделала. Я собственноручно положила сына в реабилитационный центр. Теперь мы сможем общаться только с помощью писем». Марина узнала, сколько стоит лечение, только когда подписала договор. Семь месяцев реабилитации — 360 тысяч рублей. «У меня не было мысли, что у меня не получится, что у меня нет таких денег, — мне просто нужно было сделать так, чтобы он не употреблял. Я понимала, что если сейчас его не спасу, он уйдет в активное употребление и распространение наркотиков. Кем он будет работать? „Кладменом“? Я знала, что если не вмешаюсь, то в следующий раз увижу сына или на скамье подсудимых, или в гробу».
Программа реабилитации от наркотической зависимости в центре, куда привезли Сережу, рассчитана на 6–12 месяцев. Сначала пациенты несколько дней находятся на детоксикации, на капельницах. В течение месяца после этого работают с психологами. Марина описывает центр так: «Там все закрыто, повсюду магниты, замки и решетки — оттуда не сбежать». Спустя примерно месяц после адаптации, пациентов отправляют в деревню: «Там люди, проходящие реабилитацию от наркотической зависимости, выращивают кроликов, топят баню, проводят уборку в домах — полностью обеспечивают свой быт».
Марина рассказывает, что в центре первое правило — с уважением относиться к выздоравливающим. Здесь пациенты не услышат фразы в духе «ты козел», «как ты мог». Выздоравливающие могут круглосуточно обратиться за психологической поддержкой. Однако от них тоже требуют соблюдения ряда правил. Например, уважительно относиться друг к другу. В случае нарушения правил пациентам нужно будет выполнить физические упражнения или много раз написать определенную фразу.
«Я все здесь разнесу, убью кого-нибудь»
Пока Сережа находился в центре, они с мамой обменивались бумажными письмами. Первое, что Марина получила от сына, — огрызок бумажки, на котором было написано: «Трусы, сигареты, носки». Первый месяц, говоря с психологами, Сережа называл маму просто «эта». Вскоре Сережа стал в письмах угрожать матери: «Забери меня, а то я все здесь разнесу, убью кого-нибудь». Потом манипуляции сменились просьбами: «Может, ты меня заберешь через месяц? Я обещаю, не буду выходить из дома». Только спустя несколько месяцев Сережа стал писать, что он осознает свои ошибки, скучает по дому. Ему противно вспоминать свое поведение. Иногда он рассказывал маме, как они с другими ребятами ходили на рыбалку, строили баню или отмечали праздники. Каждое письмо заканчивалось фразой: «Мама, привези мне…» — а в конце всегда было вежливое: «По возможности».
Когда Сережа отправился в центр, Марина еще неделю не могла поверить в происходящее. «Я постоянно плакала, мне не хотелось жить — только кричать от боли. Вела машину и представляла, что въезжаю в столб. Меня мучали вопросы: все же было хорошо — где ж я проморгала? Я во всем виновата. Может быть, я мало времени уделяла детям?» Сейчас Марина рассуждает так: «Безусловно, я не снимаю с себя ответственности, но сказать, что в этом виновата только я, неправильно. Здесь был целый комплекс факторов».
Она предполагает, что корень проблемы лежит в генетической предрасположенности — отец Сережи не справился с наркотической зависимостью. К тому же у отца самой Марины была алкогольная зависимость. Она замечала проблемы с алкоголем в том числе у себя: «Я не упиваюсь в хлам, но иногда у меня как будто отказывали тормоза и я не могла остановиться, если выпила. Осознав это, я перестала пить в принципе. Мой максимум — шампанское на Новый Год или бокал вина за хорошим ужином».
Сережа в детстве видел, как отец избивает мать. Марине кажется, что это оставило психологические травмы, которые и привели к употреблению веществ. Более того, Сережа негативно отреагировал на нового партнера матери, и с этого момента у мамы с сыном испортились отношения. На это все наложился переходный возраст.
«Эта тема табуирована»
Марина ничего не знала о наркозависимости — кроме того, что ее бывший муж страдал от этого. Однако понимала, что нужно держаться и пережить то, что происходит. Она завела тематический блог в TikTok и «сливала эмоции туда». Аккаунт привлек внимание таких же мам детей с зависимостью. Тогда Марина стала рассказывать в видео, как она справляется с юридическими трудностями и какие есть способы получить финансовую помощь от государства для лечения. Сама Марина узнала об этой возможности, только когда подписала документы о полной оплате реабилитации.
Подписчики помогли Марине понять, насколько проблема распространена среди подростков в России. «Эта тема табуирована, люди стесняются признавать, что в семье кто-то связан с наркотиками, а потому замыкаются в себе и страдают в одиночестве. Я считаю, что говорить о наркотической проблеме важно и нужно».
Марина посещала группы для созависимых. Она узнала, почему созависимые сами склоняют близких к употреблению, как созависимость стирает человека как личность: «Тебя не существует, ты живешь только эмоциями и потребностями близкого зависимого человека. Я почувствовала это на себе. Мои собственные желания и даже моя собственная дочь стали мне безразличны. Я смотрела на дочь и думала: что ты вообще здесь ходишь… Группы созависимых помогли мне снова обратить внимание на себя, а не жить мыслями о проблемах Сережи». Кто-то из подписчиков предложил Марине психологическую помощь, и она начала заниматься со специалистом.
Однажды сестра Сережи вернулась домой в слезах и сказала, что подростки в подъезде шутили, что «Сережа в психушке». Так как город, где живет семья, небольшой, сплетни про Сережу разлетелись быстро. Об этом перешептывались не только дети, но и взрослые — некоторые клиенты ушли от Марины, а прохожие косо на нее смотрели. Но Марина отмечает, что злых людей было меньше, чем тех, кто пытался ее поддержать: «Люди присылали иконы и писали ободряющие письма».
«Я встретила взрослого, уверенного в себе парня-красавца»
Чтобы оплатить реабилитацию Сережи, Марине пришлось устроиться в «Салон массажа 18+» в соседнем городе. «Я косметолог. Кроме этого я ничего не умею. Когда я поняла, что деньги заканчиваются и нужно платить за квартиру, стала искать дополнительные источники заработка. Увидела объявление: „Требуется администратор в спа-салон“. Мне понравилось, потому что это по сути та же бьюти-индустрия. Однако когда я пришла и поняла, что это за салон, то сразу захотела убежать. Сотрудники сказали, что интима нет, но в этом месте проводят своеобразный эротический массаж».
Марина понимала, что у нее кредиты, дочь, квартира и оплата реабилитационного центра. Поэтому согласилась. В салоне платили раз в неделю — в месяц получалось от сорока до восьмидесяти тысяч.
Сережа провел в центре семь с половиной месяцев. И вернулся домой
Возвращение Сережи стало для Марины настоящим праздником — она даже сделала укладку и «от волнения выкурила пять электронных сигарет». Она так торопилась, что сломала каблук прямо перед центром. Марина была счастлива, что снова увидит сына — и в то же время ей было страшно. Она не представляла, как они будут жить дальше: «В центре он всегда был под присмотром, у него не было возможности употребить. Я была уверена, что он в безопасности. Когда ехала за ним, чувствовала невероятную ответственность и страх. Вдруг я не справлюсь?»
Увидев Сережу, Марина даже не сразу его узнала: «Семь месяцев назад я привела в центр дерганого, мерзотненького, огрызающегося мальчонку с синяками под глазами. Но в тот день я забрала взрослого, уверенного в себе парня-красавца с расправленными плечами и искренней улыбкой». Марина отмечает, что после возвращения из центра с Сережей стало интересно говорить. Его рассуждения стали более взрослыми, а речь — насыщенной и грамотной.
«С Сережей у нас, конечно, не все гладко, но наши отношения изменились. Теперь я в первую очередь думаю о себе, а потом обо всем остальном. Это моя самая большая победа».
В свое время, прежде чем завести блог о зависимости, Марина уточнила, не против ли Сережа. Он согласился. Иногда у Марины и Сережи возникают конфликты по поводу постов, однако заканчиваются они всегда словами мальчика: «Да ладно, вроде нормальное видео, ничего страшного».
«Выздоравливает один — выздоравливают все»
Тем не менее у истории Марины нет счастливого конца, как в кино. Уже летом, спустя пару месяцев после возвращения, у Сережи случился первый срыв. Он пришел домой и сказал, что выпил пиво. Затем Сережа сорвался вновь и употребил ПАВ. Он не признавался, но мама заметила изменения в поведении и потребовала сознаться. В итоге сын все подтвердил.
«Это была настоящая безысходность и отчаяние. Я рыдала в машине и долбила руль, кричала. Плакала навзрыд прямо за столом у подруги, хотя обычно на людях вообще не плачу. Все матери зависимых детей, — говорит Марина, — понимают, что срывы неизбежны, но это не спасает от тяжелых переживаний».
В августе она сказала Сереже, что у него есть два варианта, как жить дальше. Или он живет трезво и честно вместе с ней, и она помогает ему, заботится о нем, или он употребляет, но употребляет отдельно от семьи. Тогда Марина оформит отказ и передаст мальчика в органы опеки. Поначалу подросток не воспринял всерьез слова мамы, но когда она перестала отправлять ему деньги и подвозить на машине, стал исправляться.
Марина не может назвать его идеальным сыном, но она видит, как он старается вести себя достойно: «Сейчас я смотрю на него и вижу чистые глаза. Это меня успокаивает». Пока Сережа находился в центре, семья переехала в другой город. Здесь Сережа заочно учится в вечерней школе. Марина старается не планировать и не загадывать, что будет с ней и детьми дальше. Год назад она не представляла, через что ей придется пройти.
Марина желает всем родителям детей с зависимостью обратиться к специалисту. «Выздоравливает один — выздоравливают все. Чтобы помочь близкому справиться с зависимостью, сначала нужно помочь себе справиться с созависимостью. Полюбите себя, уделяйте себе больше внимания, меньше себя вините. И просто любите своих детей».
Фото: Motortion Films / Shutterstock / Fotodom