Переводчица Свифта, Андерсена, Перро, братьев Гримм, любимый редактор Маршака Тамара Габбе могла бы стать нашей Туве Янссон. Она была талантливой писательницей, сама сочиняла сказки (вы наверняка читали ее «Город мастеров» и «Хрустальный башмачок»), занималась фольклористикой. Но ее работы годами лежали на полках — многие из них увидели свет только после смерти Тамары Григорьевны.

Детство среди книг

Родилась Тамара Габбе в 1903 году в Петербурге. Ее дед, Михаил Яковлевич Габбе, имел редкую по нашим временам профессию медальера — мастера по изготовлению форм для отливки медалей и чеканки монет, служил при Санкт-Петербургском монетном дворе, был уважаемым человеком. Однако сын известного медальера, Григорий Михайлович, избрал другой путь — окончил Военно-медицинскую академию в Санкт-Петербурге и стал военным врачом. В семье Григория Михайловича было трое детей: Елена, Тамара и Михаил. Мать, Евгения Самойловна Габбе, целиком посвятила себя их воспитанию и ведению домашнего хозяйства.

Почти сразу после рождения Тамары ее отец получил назначение в Финляндию и затем не раз переезжал со своим полком из одного северного города в другой. Поскольку дети в семье Габбе не знали финского языка, их детство в уединенных гарнизонных городках протекало больше среди книг, чем среди людей. Последним местом назначения Григория Михайловича стал Выборг, где он умер и был похоронен на местном кладбище.

Евгения Самойловна спустя некоторое время вышла замуж за стоматолога Соломона Марковича Гуревича, который сумел найти подход к ее детям. Для Тамары отчим стал очень близким и родным человеком.

В Выборге Тамара Габбе начала учебу в местной женской гимназии, где большое внимание уделяли преподаванию иностранных языков. После отделения Финляндии от России в 1917 году семья Габбе вернулась в Петербург, переименованный в Петроград, а затем и в Ленинград. В Финляндии осталась только старшая сестра Елена, которая вышла замуж за финна и не стала возвращаться.

В 1924 году Тамара стала студенткой Ленинградского института истории искусств, где в полной мере раскрылись ее литературные способности и пригодилось знание иностранных языков. В стенах института Тамара познакомилась с Лидией Чуковской (дочерью Корнея Ивановича), Александрой Любарской и Зоей Задунайской. Сначала девушки стали подругами, а потом еще и коллегами. Их дружба оставила яркий след в истории литературы.

Разгром редакции Маршака

После окончания института в 1930 году Тамара Габбе начала работать учительницей, но вскоре перешла на работу редактором в детский отдел Госиздата. Знаменитой «ленинградской редакцией» руководил Самуил Яковлевич Маршак. Там же вместе с ней работали преданные подруги — Чуковская, Любарская и Задунайская.

Редакция располагалась на пятом этаже знаменитого Дома Зингера. Работали запойно. Как вспоминала Чуковская: «…вот опять ночь началась раньше, чем мы успели поднять головы… (Шура от примечаний к юбилейному трехтомнику Пушкина, я — от книги о железнодорожной диспетчерской службе, Тамара — от сказок северных народов, Зоя Моисеевна — от нового перевода „Гекльберри“. И течет, течет самотек)».

У Маршака был особый подход к подбору редакторов. Он считал, что если редактор не пишет сам, то он не сможет понять психологию писателя и общаться с ним на одном языке. Все редакторы Маршака писали: стихи, пьесы, рассказы, критические статьи, литературоведческие исследования, повести и сказки.

«Весь коллектив редакторов не просто „принимал“, „утверждал“, „подписывал в набор“, „дорабатывал“, но и участвовал в самом процессе создания детской книжки — от рождения замысла у автора до обсуждения иногда одной страницы рукописи», — вспоминал о ленинградской редакции «Детгиза» писатель Юрий Герман.

Габбе раскрылась не только как автор и редактор. Она стала музой самого Маршака

Вместе они работали на протяжении 30 лет. Маршак постоянно советовался с Тамарой Григорьевной, читал ей по телефону стихи, отрывки из статей.

О своей работе с Маршаком Габбе рассказывала: «Самуилу Яковлевичу так существенно мое мнение о его стихах потому, что это его собственное мнение, только взятое объективно. Я всегда понимаю его задачу, ту, которую он поставил перед собой, и сужу о том, что получилось, с точки зрения его собственной задачи».

Страшный и знаковый в истории страны 1937 год не обошел даже такое невинное и светлое место, как литературная редакция детских книг, возглавляемая Маршаком. По стандартной схеме сначала посыпались доносы от тех, у кого не вышло «легко подзаработать на детской литературе». За доносами ожидаемо последовали аресты.

Строгость редакции в отборе авторов и тщательная отделка каждой книги выдавались составителями доносов за попытки нанести вред и затормозить развитие детской книги. Под удар попали как авторы (в частности, Даниил Хармс, Николай Олейников, Сергей Безбородов, Константин Боголюбов, Тэки Одулок, Эстер Паперная, соавтор «Республики ШКИД» Григорий Белых, физик Матвей Бронштейн), так и сотрудники редакции.

Габбе и Любарскую арестовали по ложному доносу. Интеллигентных девушек из литературного мира назвали участницами «контрреволюционной вредительской шайки врагов народа», «шпионами фашистов», «троцкистско-бухаринскими бандитами».

Самуил Яковлевич Маршак был вынужден прекратить редакторскую деятельность и переехал в Москву, где ходил на прием к прокурору СССР Андрею Вышинскому, чтобы защитить своих сотрудников.

Заступничество помогло: Габбе и Любарская вышли на свободу в 1938 и 1939 году соответственно

Но в НКВД на этом не остановились и попытались завербовать Габбе в ряды своих осведомителей. Рассказ об этом сохранился в воспоминаниях Любарской.

«Следователь повел разговор издалека.

— Вы, наверное, понимаете, что в нашем деле должны быть люди грамотные, образованные. Иначе будет много ошибок.

— Да, да, — подхватила его слова Тамара Григорьевна. — Вы совершенно правы. Вот когда я была арестована, я увидела протокол, который вел и записывал следователь. Это была совершенно безграмотная запись.

— Вот, вот, — словно обрадовался следователь. — С нашими молодыми кадрами нужно заниматься. И мы хотели бы пригласить для этого вас.

— С удовольствием, — сказала Тамара Григорьевна. — Я всегда стремлюсь к педагогической работе. Раза два или три в неделю я могла бы с вашей молодежью заниматься грамматикой, синтаксисом…

Следователь перебил ее:

— Да, конечно. Но я имел в виду несколько другое.

— Вероятно, вы имели в виду, что языку надо учить детей с малых лет. Так я могу заниматься с вашими детьми, совмещая игру с занимательными уроками. У детей тогда исчезает нелюбовь к занятиям.

Следователь промолчал.

— Возьмите ваш пропуск. Можете идти, — сухо сказал он».

Тамара Габбе вернулась к редакторской работе. Отъезд Маршака из Ленинграда несущественно повлиял на их сотрудничество. Она так и осталась его основным, хоть и неофициальным редактором.

Год в тюрьме стал первым в череде страшных испытаний, которые уготовила судьба Тамаре Григорьевне. Следующим стал арест ее мужа — инженера Иосифа Израилевича Гинзбурга. Весной 1941 года его осудили на пять лет лагерей за осуждение пакта Молотова — Риббентропа в разговоре с сослуживцами: «Вступить в союз с фашистской Германией — какая низость!» А дальше… Дальше была война, и все несчастья отдельных людей потонули в общем горе.

Сказки в бомбоубежище

Во время Великой Отечественной войны Тамара Григорьевна вместе с матерью и отчимом оставалась в блокадном Ленинграде. Будучи по натуре очень деятельным человеком, Габбе не только продолжала работать, но еще и читала детям в бомбоубежище сказки, ведь она знала их немыслимое количество.

Задумала она и собственную сказку «Город мастеров» о борьбе с иноземными захватчиками, в которых можно было узнать фашистов. Когда-то Габбе была учительницей — видимо, она так и оставалась ею глубоко внутри (о чем говорит и ее «неудачная» вербовка в НКВД).

Сама она как-то призналась Лидии Чуковской, что ее мечтой было стать директором школы: «Мне кажется, я знаю, что надо воспитывать в детях, чтобы они вырастали настоящими людьми. Три качества: честь, воображение, волю. От этих трех качеств зависят все остальные… Надо, чтобы растущий человек постоянно видел свое отражение в этическом зеркале… Сама собой растет только сорная трава — культурные растения требуют ухода».

Своих детей у Габбе не было. При этом, по словам Чуковской, она была «материнским человеком» — хотела быть всем матерью и учительницей.

Некоторым знакомым казалось, что заговаривать зубы сказками себе и другим перед лицом смерти в бомбоубежище — это лицемерие и слабость. Но для Тамары Григорьевны такое поведение было внутренней сутью, которая проявлялась даже в ее внешнем облике.

В 1942 году Габбе вместе с матерью и отчимом удалось покинуть Ленинград и перебраться в Москву. Сама Тамара Григорьевна так вспоминала эвакуацию: «Люди смотрели на меня даже с некоторым страхом, особенно те, кто знал раньше. Я переменилась очень! …Я исхудала патологически, из воротника торчала жилистая тонкая шея, нос был острый, и чем-то я напоминала старенькую народную учительницу. Знаете, такую, про которых когда-то писали: „Павла Антоновна, зябко поводя худыми плечами и поеживаясь от утреннего холода, взяла в руки тяжелый нож в зазубринах и стала колоть лучинки“».

Весной 1943 года на фронте погиб младший брат Габбе — Михаил.

В 1945 году пришла еще одна тяжелая весть: во время прорыва плотины в Карагандинской области Казахстана находившийся там в исправительно-трудовом лагере муж Иосиф Израилевич тоже погиб. Он пытался спасти тонущего человека и не выплыл сам. Тамара Григорьевна рыдала, но верила, что со смертью человека отношения с ним не кончаются. Свою любовь она сохранила в сердце.

Мускулы честолюбия

После войны вернуться в Ленинград Тамаре Григорьевне не удалось. Их квартиру заняла семья какого-то генерала. Получилось лишь перевезти некоторые личные вещи и обосноваться втроем с престарелыми матерью и отчимом в двух крохотных комнатушках коммунальной квартиры. На протяжении многих лет Тамара Григорьевна была сиделкой для своих родных, чье здоровье было подорвано блокадой. Каким-то чудом ей при этом удавалось не бросать работу, поддерживать подруг и Маршака.

Лидия Чуковская постоянно поражалась терпению Тамары Григорьевны: «Ухаживать за Е. С. [Евгенией Самойловной] в этой крохотной комнате, больше похожей размерами на купе вагона, — невыносимо тяжко. Ведь каждую минуту что-нибудь надо принести или вынуть, а двигаться негде. Чтобы отворить дверцу шкафа, надо отодвинуть стол. И Туся [Тамара Габбе] все это делает не только без раздражения, но со светлым лицом, с шуткой, с улыбкой».

Когда ушел из жизни отчим Соломон Маркович, Габбе сумела скрыть его смерть от парализованной матери, хотя он лежал в соседней комнате на ее кровати, накрытый простыней. Только выйдя из дома за похоронной процессией, она дала волю слезам. Но даже сквозь слезы и страшное утомление старалась в первую очередь удобно рассадить всех пришедших на похороны пожилых гостей.

В такой беспросветной и тяжелой жизни Тамара Григорьевна продолжала писать и собирать сказки, работать редактором

Если до войны о ней говорили — «лучший вкус Ленинграда», то теперь стали говорить — «лучший вкус Москвы». По воспоминаниям современников, Тамара Григорьевна никогда не говорила ни о своей жизни, ни о своем творчестве. Она была человеком необычайной скромности и бескорыстия. Маршак считал, что у его помощницы отсутствовали «мускулы честолюбия». Габбе никогда не вписывала в рукописи «своих» словечек и фраз, а лишь пыталась помочь лучше раскрыть замысел авторов. Для собственного творчества она выкраивала время из последних сил.

Отличать поддельное от настоящего

Наибольшую известность приобрели ее детские пьесы, которые не раз ставили в театрах по всей стране: «Город мастеров, или Сказка о двух горбунах», «Хрустальный башмачок», «Оловянные кольца», «Авдотья Рязаночка». Редакторы заставляли Габбе переделывать их по многу раз, потому что часто не могли правильно уловить ее мысль. Тамара Григорьевна перепроверяла свои тексты на детях друзей, но как раз маленькие читатели схватывали ее идеи мгновенно.

Пока Габбе взбиралась на свою личную Голгофу, в ее сказках герои освобождались от гнета и предательства. Причем самые ничтожные из них по социальному статусу добивались успеха и любви, имели смелость «петь, когда другие молчали». Когда читаешь эти немного наивные тексты, излучающие оптимизм почти с музыкальным напором, созвучным «Маршу авиаторов» («Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»), становится невозможно поверить, что это писал замученный жизнью человек.

Габбе признавалась своей близкой подруге Лидии Чуковской, что безумно устала и в глубине души хочет умереть, но не может себе этого позволить: «Я не позволяю себе мечтать о смерти. Это было бы не по-товарищески, свинство. Это то же, что самой уехать в санаторий, а других оставить распутываться, как хотят».

В фольклористике Тамара Габбе осталась как составительница сказочных сборников «Быль и небыль. Русские народные сказки, легенды, притчи» и «По дорогам сказки» (в соавторстве с Любарской), а также как переводчица Ганса Христиана Андерсена, братьев Гримм, Шарля Перро и множества французских народных сказок.

Свое понимание творчества она выразила словами «старухи Сказки» в пьесе «Оловянные кольца»: «Учу отличать поддельное от настоящего, простоту — от глупости, ум — от хитрости, гнев — от злости… Учу не бояться страха, смеяться над тем, что смешно, черное называть черным, а белое — белым». К сожалению, чиновники от литературы, не пускавшие в печать фольклорные сборники Габбе при жизни, не обладали подобным знанием…

«Сказки ее, уже который месяц <…> лежат там, и их никто не читает. Вот они, истинные ревнители русской национальной культуры! Пальцем не хотят шевельнуть. <…> Сказки мудрые, лукавые, поэтичные — сказки, наконец-то прочтенные художником. Сколько лет, плесневея в руках у этнографов, дожидались они Тусиных рук», — вспоминала Чуковская.

Даже хвалебная рецензия Александра Твардовского не помогла сдвинуть дело с мертвой точки. Редактор сказал ему: «Мы все равно эту книгу не выпустим. Неудобно, знаете, чтобы на русских сказках стояла фамилия нерусская».

Человек добывает себе душу

Рано или поздно накопленная душевная боль отразилась и на здоровье. У Тамары Григорьевны обострился диабет и был диагностирован рак желудка. Диагноз от нее скрывали. Сказали, что это «язва», которую требуется удалить. Друзьям после операции хирург решительно заявил: «Матерый рачище!» — но клялся, что метастазы не выявлены.

Верная подруга Чуковская писала:

«Разве может даже самый здоровый человек перенести то, что перенесла Туся?

Тюрьма.

Блокада.

Гибель Миши на войне.

Гибель Юрия Николаевича на войне.

Гибель Иосифа в лагере.

14 лет жизни в шкафу, из которых 8 в этом же шкафу она день и ночь ухаживала за парализованной больной.

Гибель Евгении Самойловны и Соломона Марковича.

Все эти гибели вместе и называются: «У Туси рак»».

Вопреки заверениям врачей, прооперированная опухоль дала метастазы в печень. Тамара Григорьевна тихо ушла из жизни, когда болезнь не оставила ей больше шансов. Уже посмертно были изданы ее сборники сказок, экранизированы пьесы. За свою не очень долгую жизнь она сделала одновременно очень много, и в то же время не настолько много, чтобы сравниться по популярности среди детей с Марком Твеном, Туве Янссон или Джоан Роулинг.

Ее главный талант и движущая сила были в другом. Любовь и служение людям — вот чем жила скромная и литературно одаренная труженица.

«Красота отдачи себя понятна всем людям. Культивирование этой красоты и есть религия», — сказала она однажды

«Трем экзаменам подвергается в жизни человек: испытанию нуждой, испытанию страхом, испытанию богатством. Если он может переносить нужду с достоинством; страху — не поддаваться; живя в достатке, понимать чужую нужду, он — человек», — вспоминала ее слова Чуковская.

Тамара Габбе верила, что всю жизнь человек добывает себе душу. Если душа успела родиться вполне — как душа Пушкина или Толстого, — то она будет жить и после смерти. Причем не только в памяти людей, а и сама жить и чувствовать, что живет.

Многие современные читатели могут не знать или не помнить созданные Тамарой Габбе образы и истории. Однако ее любящая и самоотверженная душа, несомненно, обрела свой полет и живет в мире сказок и поэзии, которые она так тонко понимала и оберегала.