Смерть, секс и коронавирус — вот три самых сложных вопроса, услышав которые большинство родителей впадают в ступор. Семейный психолог и популярный блогер Лариса Суркова, у которой недавно вышла новая книга «Психология для ребят. Новые истории Дуни и кота Киселя», рассказывает, как правильно отвечать на вопросы детей разного возраста и почему ни в коем случае нельзя врать.

Что такое сложный вопрос? Тот, на который мы не знаем ответ, на который мы боимся ответить или не находим правильных слов?

Сложный вопрос — тот, ответ на который требует паузы. У вас что-то спросил ребёнок, и вы либо делаете «эээ», либо говорите «иди спроси у мамы», либо «иди погугли», если возраст ребёнка позволяет, либо «я забыл, я не знаю, не помню, я занят». Вам хочется создать паузу, а лучше — сбежать, сделать вид, что этот вопрос и вовсе не существовал. В каждой семье, у каждого родителя это может быть своя история.

Есть, наверное, два самых тяжелых вопроса, которые в каждом человеке вызывают ступор. Во-первых, это всё, что касается размножения, «откуда я взялся?» Причем в любом возрасте. И всё, что касается смерти. Часто для родителей этот вопрос ещё более неожиданный. Если к вопросу «Как я появился?» они готовятся, примерно понимают, что нужно сказать, то в ответ на «Мама, когда ты умрёшь? Мы умрем? Когда я умру?» мы впадаем в ступор. Это прежде всего связано с тем, что тема смерти для каждого человека достаточно тревожная. У взрослых есть свои страхи. Мы боимся смерти, сложно к этому относимся. Тут нам мешает собственный опыт.

Для меня как для родителя самый сложный вопрос сейчас — когда всё это закончится? Я пытаюсь что-то объяснить с научной точки зрения, но понимаю, что это абсолютно бессмысленно, потому что ребёнок всё равно не получает ответа.

Тема коронавируса внесла разнообразие в вопросы детей. Появилось что-то новое, интересное. Хотя на самом деле это все разновидность бесед на тему смерти. «Мы умрем», «Я умру» — это вызывает тревожность в детях.

Большинство чувствует себя некомфортно из-за того, что волнуются родители, потому что они — главный источник информации для детей. Они смотрят на то, что все взрослые, может быть, больше заинтересованы в новостях, чего раньше не было. Или часто что-то обсуждают друг с другом. Возможно, слишком эмоционально реагируют на поведение детей: «У нас частный дом, ребёнок вышел на улицу, погулял, не помыл руки, я его чуть не убила». Это наши тревоги, это не вопрос поведения ребёнка. Дети нас отзеркаливают и понимают, что что-то не так.

Существует несколько коротких и понятных правил, как отвечать на сложные вопросы. Первое — отвечать на конкретно поставленный вопрос. Если ребёнок спросил: «Когда всё закончится?» — ответ может быть только один: «Слушай, я не знаю, но есть версии…» И он либо продолжает вас слушать (значит, вы можете рассказывать), либо он говорит: «Понятно всё с тобой, я пошел». Он получил ответ на свой вопрос.

Вы можете ему высказать свои предположения. У нас же у каждого своё мнение: «Все закончится 11 мая» или «Президент придёт и расскажет». На самом деле всё сводится к тому, что «я не знаю, но всё, что происходит, делается для того, чтобы мы были в безопасности, чтобы было меньше больных». Мы даём ребёнку какое-то положительное подкрепление.

Если он в три года пришёл и спросил: «Мам, а как я появился?» — это не значит, что он хочет узнать про половой акт, это уже наша додумка. Ответ нужен очень конкретный. В данном случае — «Ты появился из маминого живота». Этого достаточно. Я надеюсь, что большинство уже не применяет версию аиста, капусты.

Моя клиентка недавно ляпнула первое, что пришло в голову, — «В мусорном ведре нашла». Будем надеяться, что большинство все-таки даёт какой-то конкретный ответ

Второе важное правило — не надо врать. Дети психологически подкованнее нас всех, вместе взятых. Они вашу ложь почувствуют в момент. Если ребенок спрашивает: «Мам, что будет, когда ты заболеешь?» — вы не можете дать достоверный ответ. Но можете сказать: «Мы делаем все для того, чтобы я не заболела. Знаешь, у меня есть мнение, что я уже когда-то переболела в лёгкой форме, сдам анализ, потом узнаю результат». Можно сказать: «Знаешь, я не отношусь к группе риска, потому что у меня нет этого и этого, поэтому, наверное, все будет хорошо». Например, в семь лет уже вполне можно давать такой ответ.

Третий момент: любой вопрос, на который мы не даём честный и прямой ответ, дети запоминают. Они считывают, что родителю было некомфортно, значит, этим можно чуть-чуть поиграть, поманипулировать, использовать в неудобной ситуации. И они обязательно найдут повод задать этот вопрос в ещё более некомфортной ситуации. В моей практике много примеров, когда родители бегут от вопросов про смерть, дети это считывают и обязательно задают вопрос вновь. Например, недавно была история, как на юбилее у дедушки ребёнок встал и спросил при большом количестве гостей: «Дедушка, когда ты умрёшь?» Чем конкретнее мы дадим ответ, тем меньше подобных тем мы будем получать в ближайшее время. На какое-то время ребёнку информации хватит.

Пришёл вопрос от читателя: «Сыну шесть лет, каждый день спрашивает: „А как всё-таки я из живота появился?“».

В нашей книжке, написанной в соавторстве с моей коллегой Марией Эриль, психотерапевтом-сексологом, есть подробная терапевтическая сказка про размножение. Шесть лет — это возраст, когда можно давать и прямые ответы, использовать сказки и книги, их достаточно много сегодня. Но, повторюсь, ответ должен быть конкретный. Надо объяснять, что есть разные способы, конкретно ты появился, например, естественным путем через родовые пути.

Детям это интересно. И чем больше вы бежите от ответов, тем больше будет проблем. Шесть лет — это возраст повышенного интереса, потому что наступает очередной этап гендерной идентификации. Для детей вопросы пола становятся очень любопытными. Отсюда все эти истории из детских садов, как они в доктора играли.

И чем больше вы будете бежать, тем больше вызовов в детский сад вы будете получать, потому что ваш сын творит что-то непристойное

У меня и Марии Эриль была большая серия постов на тему полового воспитания. Мы получили удивительную статистику. Родители считают, что о половом воспитании, то есть конкретно о вопросах «откуда ты появился», о половой безопасности, которая во всем мире представляет собой огромную проблему (а в нашей стране, в частности, много сексуального, в том числе родственного насилия, незаметного, но тем не менее травмирующего, о котором узнают постфактум), надо говорить в 13–15 лет. Я вас хочу заверить, что ребёнок вам расскажет в этом возрасте гораздо больше, чем вы знаете сами. Это поздно. Это упущенное время, которое подталкивает к тому, чтобы ребёнок узнавал информацию из других источников.

То, что для родителей это табу, загоняет ребёнка в группу риска. В прошлом году «Мел», кажется, даже освещал большой скандал. Подразделением, которое занимается интернет-безопасностью, был накрыт один из форумов педофилов, которые занимались растлением детей. Так вот, там они друг другу рекомендовали выбирать ребёнка-жертву из семьи, где есть табу на обсуждение секса, размножения, сексуальной безопасности. Потому что для такого ребёнка тема изначально запретная, грязная, взрослая. Он никогда не придет и не расскажет родителям, что в его сторону были какие-то намеки или, не дай бог, действия.

Просвещение ребёнка, ответ на этот сложный, часто некомфортный для нас вопрос, — это вопрос обеспечения безопасности и сохранения его жизни. Действительно, есть родители, у которых настолько сильная внутренняя проблема, что они не могут себя преодолеть. Для них есть хорошие книги, сказки, мультфильмы, есть действительно много информации. И если вы не готовы, например, психологически воспринять слово «пенис», оставьте ребенка наедине с этим мультиком.

Взрослые люди часто признают, что не могут называть половые органы своими именами

Это и «булочки», и «пестики», и «тычинки», и «петушки», и «ключики», и «кошельки», и чего там только нет. Даже в общении с другим взрослым человеком, с супругом, они не могут использовать это слово, не могут прочитать в книжке, чтобы ребёнку его озвучить. Тогда точно придётся выбирать формат развивающих мультфильмов. Их сейчас создают достаточно грамотные специалисты, чтобы ребёнок вырос менее закомплексованным, чем часть сегодняшних взрослых. К сожалению, это наш исторический опыт. Во многих ситуациях его можно преодолеть только со специалистами.

«Мел» достаточно много пишет про секспросвет. И как только мы заявляем, что нужно и с маленькими детьми об этом говорить, нас обвиняют в распространении развратного контента.

Российское законодательство в этом плане очень ограниченное. Наша книжка со сказкой имеет ценз «16+» во всех магазинах. Мне родители каждый день пишут: «А как же пролистать незаметно ту самую главу? Она же „16+“!». Послушайте, ну это же сказка, откройте её и хотя бы посмотрите. Неужели вы думаете, что у меня как у матери пяти детей есть желание навредить вашему ребёнку и сказать: «Давайте мы им порнографию покажем в пять лет»?

Когда начинать говорить о сексуальной безопасности?

К этому вопросу большинство детей приходят раньше. Первый звонок — это всё-таки вопрос «Откуда я взялся?». Если в семье есть старшие дети, они просветят раньше.

У меня сейчас одной семь, а второй почти четыре. Старшая находится в периоде, который психологи в шутку называют «какашечно-пиписечный», когда нет ничего смешнее слова «какашка». Она задает много вопросов, я, естественно, на них отвечаю, и первое, что она делает, — просвещает младшую. Та информацию радостно потребляет. Поэтому, если есть старшие дети, родителям проще, они всё сделают за вас.

Ребёнок, как правило, вопросом «откуда я взялся?» задается в возрасте трёх с половиной — четырёх лет. Если он у вас не спросил, это не значит, что он не задал вопрос кому-то другому, особенно если ребёнок социальный, посещает детский сад, кружки, детские площадки. Там эта тема всегда в цене и всегда обсуждается. Если этого всё-таки не произошло, то возраст, когда нужно начать диалог, — когда ваш ребёнок идёт в школу.

Школа — это основной источник рискованных ситуаций: есть старшеклассники, есть первые приставания, есть дети очень развитые, много травмирующих моментов

Если вы не начали разговор в комфортном для вас формате (с мультиками, с книжками, со сказками), не дали информацию о неприкосновенности тела (тело только твоё; даже если это доктор, нужно, чтобы была рядом мама), то информацию он получит от одноклассников.

Ребенок может впасть в состояние шока, потому что информация бывает поднесена очень грязно. С командой детских психологов мы видим травмированных детей, которым рассказали совершенно грязные, непристойные вещи. Но с этой травмой они не пришли к родителям. Проходит два-три месяца, и родители начинают замечать изменение поведения — вплоть до того, что у семилетних детей возникают истинные депрессии.

Поэтому очень важно, чтобы вы стали для ребёнка достоверным источником информации. Если вы сказали, что его аист принёс, а тут ему расскажут, как все было на самом деле, страшно не то, что он узнает правду, страшно то, что это будет повод не доверять вам. А мы должны делать всё, чтобы прийти к подростковому периоду с абсолютным доверием, потому что это самый сложный возраст. В этот момент дети за счет действий на протяжении всей вашей совместной жизни понимают, что вам можно доверять, что вы всегда примите, все выслушаете, найдете слова.

Первые 12–13 лет жизни вы просто готовитесь к тому, чтобы прожить вместе подростковый период. Как вы подготовились, так его и проживете. Вы можете потерять ребёнка, причем, к сожалению, и в физическом плане (у нас не очень, мягко говоря, хорошая статистика по подростковым суицидам), и в психологическом плане, потому что он перестанет вам доверять.

Вопрос читателя, на который, мне кажется, очень важно ответить: «Трёхлетний ребёнок убежден, что он болеет коронавирусом, хотя его постоянно переубеждают. Каждый день плачет и боится».

Здесь вопрос, откуда ребёнок эту информацию взял. Первое, что нужно, — понять источник. Если телевизор — телевизор выключить, нам всем его давно пора выключить, перестать смотреть круглосуточно, он точно не приносит добра. Если это бабушка — провести беседу с бабушкой, если это мама — значит, самой маме надо себя в чувство привести. Это очень маленький ребёнок, которого тема вообще не должна волновать: ему сейчас хорошо, все дома, ему дают много внимания. Пока вы не уберете источник, вы не сможете перейти ко второму шагу.

Второй шаг — переубеждать бесполезно. Вы уже много переубеждали, и ребенок понял, что это вызывает много ваших эмоций, вы даёте активную обратную связь. Так что для него это стало гипертемой, способом поговорить. Переходим к истории излечения. «Возможно, болен, мы не можем точно знать. Для этого надо анализ крови сдавать — наверное, ты не хочешь. Давай мы проведем доступные тесты: задержи дыхание на 20 секунд. Задержал? Это хороший признак. Значит, ты здоров. Десять раз подпрыгнул и не закашлялся? Второй параметр, что ты здоров». Но очень важно выполнить первый пункт. Ведь если он будет продолжать получать информацию, то всё пойдёт по второму кругу.

А если ребёнок спрашивает родителей о родителях? Например: «Мама, почему ты последние дни так нервничаешь?» Отвечать прямо?

Безусловно. Вообще, всё, что касается наших чувств, нужно говорить прямо. Мы всё время стараемся создавать вокруг ребенка более-менее позитивную картину, особенно вокруг маленьких детей, но есть второе правило: мы не прячем чувств. Ребёнок выстраивает эмоциональный интеллект, списывая его с нас. Мама не может всё время улыбаться, мама может быть разная: может всплакнуть, может разозлиться, может быть грустной. Важно, чтобы мама об этих чувствах говорила, так и сам ребёнок учится говорить о своих чувствах, называть их своими именами.

Если маме тревожно, она должна сказать простыми словами, например: «Я переживаю, потому что не знаю, что будет летом. Я надеялась на отпуск, но, возможно, его придется переносить. Я переживаю, что будет с работой, но я стараюсь сделать так, чтобы мне было лучше. Если ты сейчас меня поцелуешь, мне точно станет лучше. Давай обнимемся».

Мы не просто говорим о своих чувствах, мы сразу даём ребёнку инструменты — что можно сделать, чтобы стало чуть легче. Можно поговорить с близким человеком, можно его обнять, можно сказать: «Сейчас давай с тобой выпьем чаю с печеньем, давай посмотрим какой-то фильм или мультик, он смешной, я улыбнусь». Мы должны использовать это не как способ напугать, а как способ научить проживать разные чувства и показать, что это нормально.

Вопрос, на который многим родителям сейчас нужен ответ. Как не срываться на крик после трёх часов дистанционного обучения, когда все уже сходят с ума и никому ничего не нужно?

Вопрос в том, зачем вы сходите с ума. Дистанционное обучение к вам не имеет никакого отношения. Это наша глобальная российская проблема, когда родители говорят: «Мы учимся в шестом классе, мы делаем уроки». Почему «вы»? Это ответственность ребенка. Каждый год 1 сентября я делаю серию постов, как эту ответственность ребёнку передать, как это важно, чтобы не было наказания, чтобы это было радостью и имело значение для самого ребёнка, как можно мотивировать учиться, если не деньгами, как вы вредите тем, что делаете за него или рядом с ним уроки, постоянно наседая. Это уничтожает ваши отношения.

У всех психологов со времен Выготского есть присказка, что школа — это главный враг отношений детей и родителей

Есть печальная статистика, что родители тратят 47 минут в день на общение с ребенком старше десяти лет, из них порядка 39 минут уходят на вопросы школы. То есть мы с вами восемь минут общаемся с ребёнком о ребёнке, и хорошо, если о ребенке, а может быть, об уборке комнаты. Это ужас и катастрофа.

Если ребенок учится в школе, то совершенно точно может пользоваться той программой, в которой проходят уроки. А вы займитесь своими делами, не надо рядом сидеть и за ним следить. Это хороший шанс передать ребенку ответственность, показать, в чем она, показать ему результаты, объяснить, как это круто и выгодно. Те дети, которые просекли фишку, сейчас все стали отличниками. Они понимают, как удобно учиться онлайн, не дурачки, умеют пользоваться поисковыми системами.

Многие, особенно старшеклассники, находят параллельные форматы обучения. В сети выложено гигантское количество уроков для каждого класса от разных преподавателей, в том числе «Учителей года России», которые преподают нестандартно, интересно, ярко. Дети слушают там, здесь делают домашнее задание, получают превосходный результат и при этом не тратят время на походы в школу. Да, это в основном старшеклассники, которые замотивированы и уже понимают, зачем это нужно, а те, кто помладше, пользуются Google, но тоже вполне себе вариант.

Родители, которые паникуют на тему онлайн-обучения, решили, что ответственность отдали им. Так вроде бы в школу отдал, и она должна сделать из твоего ребёнка человека. А здесь его назад вернули, и мы начинаем из-за этого тревожиться: «Почему я? Не хочу, это же не моё! Мне неинтересно!»

Наша система образования так выстроена, что при желании одиннадцать лет можно закончить за пять. Эти два месяца ничего не изменят в жизни вашего ребёнка

Я вас уверяю: когда дети пойдут в школы, они все равно все повторят заново и всё будет хорошо. Не надо сейчас себя разрушать этими нервами. Вы нужны своим детям. Сейчас женщина во многом основа психологического состояния всей семьи, которая находится взаперти в квартире или доме, поэтому вы должны быть спокойны.

Многие говорят: «Меня за это ругает учитель». Возвращаемся к вопросу, почему учитель ругает вас, а не вашего ребёнка. Почему вы готовы на себя принять то, что вас ругает учитель? Хочется попросить вас вспомнить, сколько лет назад вы окончили школу, почему слово «учитель» до сих пор вас пугает? Это больше вопросы к себе. Оставьте ребёнка в покое и вспомните, что ваш ресурс сейчас нужен всей семье.

Иллюстрации: Shutterstock (arkana.studio)