Когда взрослые заменяют желания ребёнка своими («Пойдёшь на инженера, и точка!») и обесценивают его действия («Ты ещё мал»). Или, допустим, вообще относятся к детям снисходительно и даже жестоко — всё это примеры эйджизма (ageism), или дискриминации по возрасту.

Американский геронтолог Роберт Батлер ввёл этот термин в 1969 году, объясняя, что в эйджистком обществе главные ценности — продуктивность и результативность, а тот, кто не ходил с утра на работу, как папа, тот не должен клянчить новый велосипед.

Чаще всего слово «эйджизм» применяют к старикам, но дети тоже становятся объектами снисходительного или жестокого отношения к ним — они как бы не доросли ещё до человека. В качестве оправдания можно сослаться на их умственные и физические возможности, а если юнец безусый или милая глупышка вдруг почему-то не рады сильной руке взрослых, то у нас есть пуленепробиваемый аргумент: «А если он под машину побежит, нам что же –тоже разрешить?»

Другие критики теории дискриминации возражают: «Да бросьте, придумают тоже — эйджизм какой-то, мы его у нас в районе не встречали.» Но дело тут, конечно, не в модном названии. О негативном стереотипе о детях уже сто лет твердит гуманистическая педагогика. О нём убедительно писали Януш Корчак и Франсуаза Дольто (последняя, кстати, предчувствуя, что появится нужное слово с окончанием -изм, в книге «На стороне ребёнка» говорит о «бессознательном расизме взрослых по отношению к расе детей»). Они утверждали, что нужно видеть в детях не набор своих представлений о них, не дополнение к родителям, а отдельных людей, личностей.

Заменять желания ребёнка своими («Никакого балета!»), обесценивать его порывы («Маленький ещё!»), пренебрежительно относиться к его переживаниям («Подумаешь — совочек отняли!»), чувствовать своё право на принуждение и пользоваться им — это лишь малая часть того, что делают взрослые на том простом основании, что они взрослые. Некоторые откровенно вредные стереотипы закрепились в культуре исторически, какие-то вызваны нашими личными страхами и тревогами.

Можно было бы махнуть рукой на это явление, если бы оно не шло дальше и не оправдывало бы эмоционального насилия над ребёнком, потому что «я 50 лет прожил, мне виднее». Кто из молодых родителей не слышал советов: «Пусть проплачется. Что вы по первому писку к нему бежите. Избалуете!».

Человек только родился, а его уже подозревают в коварных манипуляциях и предлагают не реагировать на крик о помощи

Дальше хуже. Воспитание до сих пор подразумевает, что дети постоянно нуждаются в контроле и принуждении: не заставишь — не сделает, отвернёшься — попадёт в беду, разрешишь — на шею сядет.

Взрослые оставляют за собой право наказывать, отбирать мороженое, угрожать и по-разному дисциплинировать детей. Хотя если мы принимаем за точку отсчёта уважительное и доверительное отношение к ребёнку, все эти наказания выглядят дремучей дикостью.

Западные социологи выделяют несколько видов эйджизма.

1. Патерналистский — связан с отказом в праве принимать решения. Ну во-первых, всегда где-то рядом ездят машины. Во-вторых, у него совершенно нет опыта обращения с надувным матрасом/гаечным ключом/соседским котом. В-третьих, если позволить детям самостоятельный выбор занятий, то кривая дорожка обязательно приведёт их к карьере дворника. Это очевидно. Поэтому надо доесть кашу, надеть то, что мама велела, и идти заниматься химическими опытами.

2. Педофобский — вызван страхом детей. Например, если рядом с вами в самолёте оказывается кто-то, кому по виду не дашь больше 10 лет, никто не осудит ваши попытки поменяться местами с другими пассажирами. Кроме того, дети могут уронить вазу, внезапно начать разбрызгивать грязь из лужи, а вон те подростки, которые столпились у подъезда, замышляют что-то гадкое. Не удивлюсь, если они только что нюхали клей, а теперь готовятся к драке! Чаще всего призывы «добиться жёсткой дисциплины и абсолютного послушания» раздаются от людей, которые боятся каких-то удивительных подростковых гормональных изменений и вообще видели живых детей только в сериале «Физрук».

3. Пуританский — проходит под девизом «защитим детей от растлевающего влияния». Это, например, когда от десятилетки скрывают, для чего нужен презерватив, и велят закрыть глаза ладошками, если вдруг мимо проходит гей-парад, а, может, даже запрещают опасную литературу, где упоминается мак, потому что он может натолкнуть детей на мысль о наркотиках.

4. Сентиментальный — идеализирует детство. «Ах вы мои, ангелочки! Ну-ну, бегите на качели! Эх, беззаботное детство — смех и радость, никаких тревог!». В грубом варианте звучит как «Ты одет и обут, чего ещё надо. Вот вырастешь — узнаешь, почем фунт лиха!». Подход ужасен тем, что не особенно стимулирует ребёнка расти, позволяет не замечать реальных детских проблем и заодно лишает всякой инициативы. Какая может быть инициатива у златокудрых ангелов?

5. Институциональный — рассказывает о взаимодействии младших с системой, в первую очередь обязательными образовательными учреждениями, с органами опеки и так далее, где дети превращаются в маленьких узников, которые зажаты среди предписаний и правил.

Вот далеко не исчерпывающий список видов эйджизма, и даже они вызывают желание поспорить. А что — разве нет возрастных особенностей? Я, конечно, не эйджист, но… Может, нам всей семьёй сесть и вечерком порно посмотреть, раз мы все такие свободные личности? Разумеется, нет.

Речь о том, что, если делать скидку на возраст и закрывать ребёнка от явно травмирующих вещей, мы остаемся с ним честны и предоставляем ему информацию на том уровне, который он может усвоить.

Именно попытка накинуть на всех одинаковую удавку «возрастных особенностей» замутняет наш взгляд на детей и мешает относиться к ним как к уникальным человеческим единицам. Он ещё этого не поймёт, все дети капризны, ребёнка лучше не брать, они маленькие манипуляторы, а подростки озабоченные.

Чем опасны предрассудки о детях

Американские исследования доказывают, что культурный стереотип о возрастной группе — это не просто частное мнение каких-то незнакомцев. Общественный взгляд меняет не только представление человека о себе, но и влияет на его физические и когнитивные способности. Например, если пожилой человек прочитает заметку о слабоватой памяти у стариков, а потом выполнит тест на запоминание, результат теста выйдет гораздо хуже, чем если бы злополучная заметка так и не попадалась ему на глаза.

Так же это работает и с детьми: если мы уверены, что группа 15-летних ребят — это, скорее всего, агрессивные недоумки, у подростков гораздо меньше шансов собираться по вечерам на почве общего интереса к квантовой физике. Наши мысли, наше снисхождение, наше сюсюканье действуют на ребёнка как самосбывающееся пророчества. Мы просто не оставляем ему шанса быть другим.

Что родители могут сделать против эйджизма

Если мы относимся к кому-то свысока, мы не ждём от этого кого-то успехов и открытий. Наоборот, у нас формируются низкие ожидания, мы предоставляем ему меньший выбор возможностей, почти не учитываем его взгляды, особенно те, что касаются желания пойти в платье принцессы и прыгать с копьем из палочки. Изменить привычный взгляд, это значит признать, что копье — тоже важный пункт повестки дня, может, даже более важный, чем сегодняшнее заседание педагогического совета.

Спрашивать у ребёнка, что он думает по тому или иному поводу — интересно. Если младший член семьи чего-то не знает и не понимает, поговорите с ним об этом без нравоучений, доверительно. «Как ты считаешь, когда младший брат облил тебя зеленкой, что он хотел этим сказать?»

Важно признавать и озвучивать чувства ребёнка, не добавляя «Ты обиделся на геккона — вот умора!». Как-то сложилось, что ребёнку некомильфо проявлять свои эмоции, и тревожить ими остальных пассажиров лифта. Мы не просто говорим ребёнку: «Молчать!», а объясняем: «Ты раздосадован, я понимаю. Давай подумаем о том, как выразить наболевшее в социально приемлемой форме». Если же тебя просто игнорируют и не берут в расчет твою боль, это не учит самоконтролю.

Избегать гиперопеки, доверять ребёнку. Уже упомянутый гениальный психоаналитик Дольто писала: «Воспитывать ребёнка — это значит информировать его заранее о том, что ему докажет опыт.» Есть разница: предупредить человека, что впереди ступенька, или запретить подниматься по крутой лестнице.